Ведьма и эльф - Зоя Майская

её жизни я не спрашивала, а после её смерти цветка с похожим названием не нашла.

В конце я не выдержала и всё-таки улыбнулась. Открыто и искренне, впервые за всё моё время пребывания в ущелье.

Они, несомненно, не поверят мне и захотят проверить мои слова.

Пусть так.

Прежде чем мы перешли к официальному представлению всей знати, я успела встретиться взглядом с Кэлеаном, и осознала, что он что-то знал. Обо мне и моём имени.

Вот только, почему предок моего мужа выглядел грустным?

Глава 23

Волнение средь придворных понемногу улеглось, началась церемония представления. Мы с Альвэйром стояли неподалёку от трона короля, а лорды и леди по очереди подходили, называли своё имя, заверяли меня в своей вечной поддержке и выражали надежду на то, что я стану опорой Дома вереска.

Шорох одежд, тонкий запах ароматных масел, перезвон драгоценностей и взгляд нечеловеческих глаз заполнили моё сознание до дна. Иногда до меня доносились чувства придворных, и я могла попробовать их на вкус даже без активного использования магии. Достаточно было чуть-чуть приоткрыть дверцу в плотном коконе защиты.

Укрыта магией в зале была не одна я. Вокруг многих эльфов я угадывала ментальные щиты – иногда естественные, построенные магами, иногда созданные потайными артефактами.

Тут уж не важно – люди ли, эльфы ли – а двор короля у любого народа всё равно, что поле боя. И если у нас за недолгий век накапливается столько взаимных обид, что впору ждать ножа в спину, страшно подумать, какие подковёрные интриги царят при дворе Ольмирьяра.

Впрочем, ментальная защита была не у всех, а у некоторых такая, что всё же позволяет сделать многое. Ведь обычно щиты нацелены на то, чтобы не пустить противника внутрь. Не дать ему прочесть твои мысли, повлиять на решения, ослабить духовно или вовсе уничтожить разум. О том, что чувства самого носителя могут струиться наружу, мало кто думает. Менталисту только и остаётся, что опустить свой щит и понемногу улавливать всполохи чужих чувств, доносящихся до него. Конечно, ни о каком влиянии на носителя при этом речи быть не может, да и суждение о том, что творится в душе у человека или эльфа можно составить лишь поверхностное. Но всё же это лучше, чем ничего.

Обычно высокородные старались не замечать меня, но сегодня их привычная тактика рассыпалась в прах. Всему виной, как ни странно, в значительной степени моё облачение. Я дала знать остроухим, что желаю быть частью их излюбленной игры, состоящей из переплетения символов, намёков и негласных правил. И теперь они будут оценивать меня также, как оценивают друг друга. Ждать, когда я оступлюсь, чтобы изящно, в присущей лишь им манере высмеять.

При этом завуалированной насмешки я могу и не заметить вовсе, потому что пока всё равно, что слепой котёнок в изощрённом эльфийском этикете. Однако, если бы я не заявила о себе сейчас, в вечер моего представления ко двору, потеряла бы шанс сделать это когда-нибудь вовсе.

И пусть теперь меня ждёт множество неприятностей, мне необходимо пройти это испытание, чтобы занять среди эльфов какое-либо место.

Не меньше моей самоуверенной, с точки зрения высокородных, выходки на интерес дворян повлиял и обряд именования, закончившейся странным заявлением жреца.

Почти все их них вспоминали предсказание древа:

«Тысячи лет или только год. Когда крылья твои осветит луна, и преследователь встанет на след, ты сможешь выбрать сама».

Теперь заинтригованные взгляды лордов и леди скользили по моему лицу - жаба на их глазах обернулась неведомым зверьком. А привкус тайны дразнил любопытство эльфов даже больше, чем вступление человека в придворную игру.

По сияющим древним глазам, привычное спокойствие и скука в которых рассеялись от предвкушения загадки, я уже предвидела, что после бала ко мне потянется толпа праздных визитёров. Придётся постараться, чтобы не ударить лицом в грязь и при этом не выдать своей тайны.

Как к развернувшемуся представлению относился Альвэйр, угадать было нельзя. После того, как план военачальника и короля провалился, он погрузился в свои думы и, кажется, едва сдерживался, чтобы тотчас же не покинуть тронный зал.

Ольмирьяр, хотя всё ещё казался прекрасной незыблемой статуей, восседающей на троне, не менее моего мужа сгорал от нетерпения. Я угадывала это по трепету кончиков пальцев короля и едва уловимому движению уголков губ.

Им хотелось сейчас же отдать распоряжения, чтобы узнать тайну моего имени, подловить меня на лжи.

Вот только я сказала правду, ни в одной из книг в отцовской библиотеке я не нашла даже намёка на цветок эльрис.

 

***

К моему удивлению принцессы Килтис не оказалось среди присутствующих эльфов. Я гадала, появится ли она вовсе, или же это столь явное выражение пренебрежения ко мне?

Но нет, не в её это духе. Такие как она предпочитают поддерживать безупречный облик в глазах других, значит, Килтис непременно придёт, придумав своему опозданию какое-нибудь оправдание. Любопытно будет в этот миг посмотреть, как воспримут её выходку эльфы.

Одной из первых к нам подошла леди Глорейла – первая дева плодородия, возглавляющая касту вот уже несколько веков.

Мне показалось, будто по моей коже пронёсся лёгкий ветерок. Внезапно я каждым дюймом своего тела ощутила дразнящее прикосновение складок платья и истому внизу живота. Я вернула на место щиты и сильнее сжала бёдра, силясь унять разгорающееся волнение. Но от этого простого движения мелкая дрожь лишь сильнее охватила моё тело.

Ногти пальцев левой руки больно впились в кожу ладони. Чуть-чуть, но всё же это помогло вернуть способность думать и задавить в себе почти безумное желание прикоснуться к Альвэйру. Скользнуть ладонью в ворот его камзола и ласкать каждый сантиметр кожи подушечками пальцев.

До сих пор я ни разу не ощущала откровенной похоти, исходящей от эльфов. Это заставило меня считать, что они устроены как-то иначе, но Глорейла казалась течной кошкой, способной думать лишь о спаривании с самцом.

И самцом этим был мой муж.

Внезапно меня посетило неприятное озарение. Я вспоминала, чувства Килтис к лорду Дома вереска, чувства некоторых эльфиек, что тоже были неравнодушны к высокому темноволосому мужчине.

Они все неистово желали его пусть и в разных смыслах по той же причине, по какой потоком хлынут в мой дом.

Загадка, неприступная тайна, защищённая ото всех. Каждая из них хотела добиться благосклонности воина, чтобы ощутить в полной мере свою исключительность. Он был для них, словно изысканное яство, которое хотелось вкусить просто потому, что другим оно недоступно.

Мои глаза расширились, я поражённо