Ключ к сердцу Майи - Татьяна Веденская

– А ты когда заканчиваешь уже «верить в себя»? – уточнила она, я еще не знала зачем. И ответила, не подозревая подвоха:

– На выходных. Хотя, если такая погода продержится хотя бы еще один день, я отказываюсь «верить в себя», и плевать на долги. Оно того не стоит. Пусть приходят судебные приставы. Я им отдам Ваську. Дети – это же золото, так?

– Я всегда знала, что ты – мать года, – хмыкнула Фая.

– Я – да, – хмуро кивнула я. – Я – мать. С большой буквы «М», как наш метрополитен. Ну а вы чем занимались? Чем развлекались?

– Да так… – уклончиво процедила она. – Значит, на той неделе ты свободна. Вот и отлично, тогда я могу на тебя рассчитывать.

– Ты всегда можешь на меня рассчитывать, хотя до свободы мне очень далеко. Но в чем ты хочешь на меня рассчитывать? – с подозрением уточнила я.

Фая посмотрела на меня, мокрую и склизкую, и отправила в душ, говоря, что воспаление легких в июне месяце – это плевок в душу природе и что время терпит. Послать меня под горячие струи воды было умно, потому что гораздо проще сладить с чисто вымытым, завернутым в халат человеком с полотенцем на голове. Потому что, как потом выяснилось, она собиралась затеять… черт-те что, иначе и не назовешь. Вот до чего может довести скука и сидение с детьми. Фаина решила разобраться, и не с кем иным, как с Иваном Кукошем. И я должна была ей в этом помочь.

– Какого черта? – зашипела я на нее и так тряхнула головой, что полотенце чуть не упало на пол. – Даже не собираюсь. Я уже и думать забыла об этой истории.

– А я вот тут на досуге прикинула, перечитала, проанализировала кое-что и поняла – не знаю насчет Майки, но Кукош – нет, не мог он этой книги написать. У него для этого биография не подходит. Не тот он человек.

– Серьезно? – таращилась я, буквально сочась сарказмом. Я бы стукнула ее, если бы руки не были заняты – я держала ими сползающее с головы полотенце. – Ты не шутишь? Ты так хорошо знаешь его биографию?

– А чего там знать? В нашем мире плохо защищенной метадаты жизненный путь любого человека можно отследить буквально от роддома до гроба. Ну то есть ты поняла… До гроба ему пока еще далеко.

– Это ты меня в гроб вгонишь. Зачем тебе это?

– Почему – мне? – невозмутимо ответила сестра. – Нам. Ты же первая просила меня подумать об этом. Вот я и подумала.

– Подумала она. Лучше бы ты не делала этого.

– Мне было скучно. И я слишком часто стала видеться с твоей Майкой. И знаешь, ее книжка – она же как слон. Мы все делаем вид, что его нет, отворачиваемся, а он все хоботом шевелит и на нас смотрит и сопит. В общем, я устала уже отводить глаза в сторону.

– И принялась рубить правду-матку? – горько переспросила я.

– Иди поешь, – вздохнула Фая. – Я тебе пельменей наварила, оцени. Вот этими вот руками. Понимаешь, на что я ради тебя пошла.

– А Майка что сказала? Она в курсе, что ты тут задумываешь? Я к тому, что у нее вроде обострение давно кончилось, а ты лезешь!

– Да в том-то и проблема, что Майка твоя, как какая-то овца, сама на жертвенный стол лезет, и голову кладет, и топор протягивает. Нет, она ничего не хочет трогать. Она «просто рада, что книга живет». Что это значит? Книга живет? И вообще, «она ее писала, чтобы избавиться от тяжелых воспоминаний», и «даже рада, что никто никогда эту книгу с ее именем не свяжет». А денег ей не надо, понимаешь?! И авторство ее не интересует. И слава, и фимиамы. Глупая она, твоя Майка. Как только умудрилась написать такую книгу, непонятно. И бороться она не хочет и нам запрещает.

– Ну, так зачем тогда лезть… – протянула я неуверенно и затухла, как сырая ветошь. Фая замолчала и посмотрела на меня пристально, и сталь в ее глазах потемнела, остывая.

– Кстати, по книге реально будут делать не только фильм, но и целый сериал.

– Серьезно? Ничего себе.

– Уже объявили о начале съемок, Лиза.

– Так быстро?

– Нечего удивляться! Убийца-одиночка, борец с несправедливостью, да на русской почве, да на тему прогнивших насквозь спецслужб, да с философским подтекстом, да с мистикой?! Ты шутишь? Там сезонов пять как минимум можно натянуть. Там только «камней накидать». И ты хочешь просто так это оставить?

– Я просто хотела сказать, что если самой Майе это не нужно, то…

– Не нужно? Как ты думаешь, мой дорогой психолог, зачем тогда она все-таки тебе все рассказала? Ведь можно же было просто жить. Забыть – и как будто ничего не случилось. А обморок? Такие книги пишутся один раз в жизни. И ты готова это так оставить?

– Ну, допустим, нет. Но без нее все это бессмысленно, разве нет?

– А кто сказал, что без нее? Она согласится, Майя просто… мечется. Понимаешь, писать – это одно, а действовать – совершенно другое. Некоторые писатели своими книгами могут ввергнуть страны в революции, а в жизни будут бояться сказать грубое слово своей консьержке. Подсознательно Майка наверняка хочет прижать этого засранца, только одна она не справится.

– Одну ее мы и не оставим.

– То-то. И я о том же. Ешь давай пельмени свои.

– Госпади! – Я аккуратно покосилась на мутное варево, которое Фаина, без всякого сомнения, считала вареными пельменями. – Ты их когда варила, позавчера?

– В обед, а что? – удивилась она и посмотрела на меня незамутненным взглядом своих серо-зеленых глаз. Глаза – зеркало души, и никаких подозрений. Фая не сомневалась в том, что бросить две пачки пельменей в одну большую кастрюлю и оставить их там навсегда – единственный правильный путь.

– Ничего. Очень вкусненько, – быстро бросила я, пытаясь выловить мясо среди густого белесого бульона с распавшимся на молекулы тестом. Насыщенный раствор. – Но как ты собираешься добиться правды? Иван Кукош – это тебе не Сережа. Он так просто не сдастся.

– А с Сережей, ты считаешь, у нас был большой успех по части правды? Или то, как он тебя грабанул, ты называешь словом «сдаться»? – хмыкнула сестра.

– Ну, он же ушел, его же нет больше, чем не победа? – возразила я, и Фая, склонив голову, подумала и кивнула. Избавиться от Сережи – большая Фаинина мечта, ставшая реальностью. А сбывшиеся мечты недооценивать нельзя.

– Майка сказала, что не хочет шума, но мы шуметь и не собираемся. Я уже сгенерировала кое-какой крючок, посмотрим, клюнет или нет наш герой.

– Крючок? – покосилась на нее я. – Не будем шуметь? Что ты затеяла, ты меня пугаешь. Между прочим, я думаю, что Кукош вполне может начать шуметь, когда ты обвинишь его в плагиате и краже.

– А я, между прочим, никого ни в чем обвинять и не собираюсь.

– Нет? А что тогда?

– Я даже говорить с ним не буду, – радостно заверила меня Фая.

– Ты теряешь меня как собеседника, – пригрозила я.

– Я с ним говорить не буду, – повторила Фая. – Ты будешь.