Нельзя влюбляться - Рита Хан

них бунтарского духа. Это ведь правда не сумасшествие?

— Маму я беру на себя, — тон серьезный, точно мы обсуждаем важное дело, ограбление, как минимум.

Мне одновременно и смешно, и непривычно от того, что мы с Тимуром планируем такие вещи. Совсем недавно мы едва ли могли перекинуться парой фраз, при этом не убив друг друга.

— Уверен?

— Абсолютно.

— Хорошо.

Между нами вдруг повисает неловкое молчание. Ярцев то и дело поглядывает на лестницу, словно ожидая, что появится его отец, а я переминаюсь с ноги на ногу, смущаясь от заинтересованных взглядом студентов и даже охранников, проверяющих студенческие билеты у входа.

Отвожу взгляд в сторону окна и только тогда замечаю Стаса, активно жестикулирующего и разговаривающего по по телефону.

Наверное, разговор не из приятных, потому как раньше мне не доводилось видеть его таким всклокоченным, разозлённым.

Может быть, случилось что-то серьёзное?

Мне так хочется подойти к нему, предложить свою помощь, поддержку, но, пока я мнусь в нерешительности, Стас уже успевает уйти.

— Малыш, если ты ищешь белобрысого, то он уже учесал.

— Никого я не ищу, — заливаюсь краской, точно воришка, пойманный на месте преступления.

И чего Ярцев такой внимательный?

— Пойдем уже, — не выдерживаю его ставшего снова насмешливым взгляда, поэтому первой направляюсь к выходу, правда почти у самой двери врезаюсь в какого-то парня.

— Ой! — потираю ушибленное плечо.

— Смотри куда… Зоя? Ты?

— Влад?! — удивленно распахиваю глаза, когда вижу перед собой друга детства, с которым мы не виделись лет пять точно.

Мне показалось, или я слышала, как Ярцев выругался тихим, но благим матом и спросил у самого себя: «Это еще кто?».

Тимур

Ботаничка полна сюрпризов. Это раз.

У ботанички слишком много знакомых парней. Это два.

За их с Владом (очевидно, что так зовут этого долговязого) пятиминутный разговор я узнал о ботаничке столько, сколько не узнал за почти две недели нашего общения.

Оказывается, наша скромница Зоя тот еще экстремал. Прыжки в воду с обрыва в деревне у бабушки, ночные вылазки за соседскими яблоками, игры с мальчишками в казаки-разбойники. Кто бы мог подумать, да, что эта тихоня способна на такое?

Я даже не помню, когда творил что-то подобное в своем безупречном мажорском детстве. Бабушек и дедушек у меня не было, только няня, Лира Тагировна, с которой меня отправляли на летние каникулы в Турцию или Испанию, но и развлечения там были совершенно другими.

Не то чтобы это было ужасно или скучно, просто это было по-другому, несколько иначе, чем отдых Зои. И почему, слушая болтовню этих двоих, я чувствую себя человеком, ребёнком, обделенным чем-то важным?

У меня ведь было гораздо больше, чем у них: шикарные отели, водные аттракционы, еда до отвала, чистое море, чуть позже общение с "золотой молодежью", развлекающейся так, как никому не снилось. Можно подумать, это так весело кататься на старом мопеде или убегать от бешеных деревенских собак?

Бред.

Пока они болтают, ударившись в ностальгию по былым временам, я не могу перестать замечать то, какой у ботанички звонкий смех. Как переливы маленьких колокольчиков. Как журчание ручейка.

Яр, really?

Хочется хорошенько шлепнуть себя по руке, чтобы привести в чувство. Какие еще колокольчики? Какой, мать вашу, ручеек?

Просто... С этим Владом ботаничка ведет себя так открыто и непринужденно, точно питает к нему самые нежные чувства. Об этом говорят те, казалось бы, незначительные детали, которых в обычное время не замечаешь. Смех, переходящий в задорное хихиканье, легкая, приветливая улыбка, смешно сморщенный нос и частое закусывание нижней губы, когда она с интересом слушает друга.

Влад ее, конечно, по внешности чуть уступает белобрысому утырку, но в плане общения он явно приятнее. Однако, неожиданно для самого себя я вдруг начинаю чувствовать небольшую... обеспокоенность по поводу всех этих милых, добрых разговорчиков.

В случае со Стасом я точно знаю, что Зоя рано или поздно перебесится и успокоится, поймет, как сильно ошибалась в своей симпатии к жениху родной сестры, возможно даже будет раскаиваться, посыпая голову пеплом.

В конце концов, жених сестры — это жесткое табу, преодолеть которое, я уверен, ботаничка не сможет даже под дулом пистолета. Уж слишком сильно она привязана к старшей сестре, слишком ее любит. Мне хватило одного ужина в кругу их семьи, чтобы понять это.

А вот в случае с другом детства... Что ей, собственно, мешает дать росткам детской симпатии взойти и вырасти до первой серьезной влюбленности?

Может быть, я могу помешать?

Чертыхаюсь про себя, понимая, что меня впервые терзают подобные вопросы и сомнения. Я в принципе никогда так глубоко не копал в отношениях с девчонками, меня не заботили их чувства, да и они отдавали себе отчет в том, с кем имеют дело: мы просто хорошо проводили время. Без обязательств. Без слез и истерик.

Именно поэтому я всегда был в уверен в себе и в своем природном очаровании. И был бы уверен и дальше, если бы Рощина не одарила своего долговязого друга столь... трепетным взглядом. Словно он был ей безумно дорог.

А может быть, все дело в том, что я привык перетягивать все внимание на себя, поэтому не могу остаться в стороне?

Или я боюсь, что наметившийся в нашем с ботаничкой общении прогресс в виде хрупкого перемирия может разлететься в щепки из-за пятиминутного разговора с Владом?

Тимур

Как бы там ни было, решаю прервать задушевную беседу двух друзей:

— Мы идем или как? — чувствую какое-то злое удовлетворение от того, как она вспыхивает, вспомнив о моем присутствии.

Да, малыш, я все еще тут, если ты забыла. И буду рядом до тех пор, пока ты не выполнишь свой должок. А он у тебя довольно-таки не маленький.

— Ой, Ярцев…

— Я, я, детка.

— А вы... — вклинивается Влад, переводя вопрошающий взгляд с