Земля без людей - Алан Вейсман

Рис. 6. Заброшенный отель, Вароша, Кипр.

Фото Питера Йетса – репродукция Sole Studio

Жутковато нетронутым: его потрясло, как быстро люди его покинули. Книга регистрации была все еще открыта на августе 1974-го, когда работа внезапно остановилась. Ключи от комнат лежали там, где их бросили на стол регистрации. Окна с видом на море были оставлены открытыми, и задуваемый песок образовал маленькие дюны в холле. В вазах засохли цветы; маленькие чашечки турецкого кофе и посуда от завтрака, начисто вылизанные мышами, все еще стояли на своих местах на покрытых скатертями столах.

Его задача заключалась в возвращении в строй системы кондиционирования воздуха. Однако эта обычная работа оказалась весьма непростой. Южную, греческую часть острова ООН признает как управляемую законным кипрским правительством, а отдельное турецкое государство на севере признается только Турцией. Возможности заказать необходимые запчасти не было, а потому с турецкими войсками, охраняющими Варошу, договорились, чтобы те позволили ему по-тихому забирать аналогичные исправные части из кондиционеров других отелей.

Он бродил по покинутому городу. Около 20 тысяч человек жили и работали в Вароше. Асфальт и плитка потрескались; его не удивила трава на оставленных улицах, но увидеть так быстро выросшие деревья он не ожидал. Деревья акации низбегающей, быстрорастущего австралийского вида, использовавшегося для благоустройства территории отелей, пробились посреди улицы, некоторые достигли уже почти метровой высоты. Вьющиеся декоративные суккуленты выбрались из садиков отелей, пересекая дороги и карабкаясь по стволам деревьев. В витринах магазинов все еще были выставлены сувениры и лосьоны от загара; автосалон Toyota демонстрировал Corolla и Celica 1974 года. Сотрясения от взрывов бомб турецких ВВС, видел Кавиндер, взорвали стекла витрин. Манекены бутиков были одеты лишь наполовину, заграничные ткани их одежды изодраны в клочья, вешалки за ними полны, но густо покрыты пылью. Ткань детских колясок тоже порвана – он не ожидал, что так много их побросают. И велосипеды.

Фасады пустых отелей, 10 этажей расколотых раздвижных стеклянных дверей балконов с видом на море, доступны воздействию сил природы и стали огромными голубятнями. Все покрыто голубиным пометом. Крысы расселились по комнатам отеля, питаясь яффскими апельсинами и лимонами с бывших плантаций цитрусовых, поглощенных при строительстве Вароши. Колокола греческих церквей покрыты кровью и навозом живущих на колокольнях летучих мышей.

Полосы песка задуваются на бульвары и полы. Поначалу его поразило отсутствие запахов, за исключением странной вони из плавательных бассейнов отелей, большая часть которых была таинственным образом осушена и пахла так, словно была заполнена трупами. Вокруг них опрокинутые столы и стулья, порванные пляжные зонтики и разбросанные бокалы говорят о вечеринке, которая пошла как-то не так. Уборка всего этого обойдется недешево.

Шесть месяцев, в течение которых он разбирал и спасал кондиционеры, промышленные стиральные машины и сушилки и целые кухни, заполненные печами, грилями, холодильниками и морозильниками, его давила тишина. Она заставляет болеть уши, жаловался он жене. За год до войны он работал на британской военно-морской базе к югу от города и часто оставлял супругу в отеле наслаждаться дневным отдыхом на пляже. Когда он ее забирал, для немецких и британских туристов оркестр играл танцевальные мелодии. Теперь не осталось никаких оркестров, только бесконечный шум моря, который перестал быть успокаивающим. Песня ветра в открытых окнах стала воем. Воркование голубей оглушает. Отсутствие человеческих голосов, резонирующих в стенах, действует на нервы. Он продолжал прислушиваться к турецким солдатам, которым приказано стрелять по мародерам, так как не был уверен, что всем известно о его нахождении здесь на законных основаниях и что у него будет шанс это доказать.

Как оказалось, в этом проблемы не было. Он редко встречал охранников. И понимал, почему они избегают заходить в эту могилу.

Когда Метин Мюнир увидел Варошу четыре года спустя после окончания восстановительных работ Аллана Кавиндера, крыши провалились и деревья росли прямо изнутри домов. Мюнир, один из известнейших в Турции газетных обозревателей – турк-киприот, уехавший в Стамбул учиться, отправившийся домой воевать, когда начались проблемы, и вернувшийся обратно в Турцию, потому что неприятности все не кончались. В 1980 году он был первым журналистом, которому разрешили несколько часов побывать в Вароше.

Первое, на что он обратил внимание, – лохмотья белья, все еще висящего на веревках, где его оставили сушить. Но то, что больше всего его поразило, – не отсутствие жизни, а ее вибрирующее присутствие. С уходом построивших Варошу людей природа тщательно занялась его заселением. Вароша, всего лишь в 100 километрах от Сирии и Ливана, слишком теплый для циклов замерзания и таяния, но его плитка все равно расколота. К удивлению Мюнира, команда разрушителей состояла не только из деревьев, но и из цветов. Крохотные семена кипрского цикламена попали в трещины, проросли и сдвинули в сторону целые цементные плиты. Улицы покрылись рябью белых цветочных гребешков цикламена и его красивых пестрых листьев.

«Здесь понимаешь, – писал Мюнир своим читателям в Турции, – что даосы имеют в виду, когда говорят, что мягкое сильнее твердого».

Прошло двадцать лет. Сменилось тысячелетие. Когда-то турки-киприоты были уверены, что Вароша, слишком ценный, чтобы его потерять, заставит греков пойти на переговоры. Ни одна из сторон не могла предположить, что тридцать с лишним лет спустя Турецкая Республика Северного Кипра все еще будет существовать, отделенная не только от греческой Республики Кипра, но и от всего остального мира, нация парий для всех, кроме Турции. Даже миротворческий контингент ООН все там же, где и в 1974-м, по-прежнему патрулирует буферную зону, периодически полируя парочку все еще конфискованных, все еще новых «Тойот» 1974 года.

С уходом построивших Варошу людей природа тщательно занялась его заселением.

Ничего не изменилось, кроме Вароши, который приходит в более глубокие стадии упадка. Окружающие его забор и колючая проволока равномерно проржавели, но им уже нечего защищать, кроме призраков. Случайная эмблема «кока-колы» и реклама с ценами ночных клубов висят на дверях, которые уже больше трех десятков лет не видели посетителей и уже никогда не увидят. Распашные окна хлопали и остались открытыми, их переплеты освободились от стекла. Осыпавшаяся облицовка из известняка лежит в обломках. Толстые куски стен отвалились от зданий, за ними видны пустые комнаты, обстановка которых давным-давно куда-то исчезла. Краска поблекла; уцелевшая штукатурка под ней пожелтела до бледной патины. Там, где она осыпалась, дыры в форме кирпичей показывают, что скреплявший раствор уже растворился.

Если не считать снующих взад и вперед голубей, единственное, что движется, – скрипучий механизм последней работающей ветряной мельницы. Отели – молчаливые и лишенные окон, с отдельными обвалившимися балконами, добавившими в процессе падения новых разрушений, – все еще стоят вдоль побережья, когда-то мечтавшего сравняться с Каннами или Акапулько. На этой стадии ни у кого нет сомнений, что ничего уже не восстановишь. И это действительно так. Чтобы однажды снова привлечь туристов, Варошу придется снести и начать все сначала.