Путешествие в полночь - Мила Нокс

Тео протянул Санде ножны и, когда девушка взяла их, почувствовал тепло ее пальцев. Санда вскинула на него глаза, и его будто ошпарило. Оказывается, взглядом можно трогать.

Жечь. Бить. Или осторожно касаться лица. Тео тряхнул головой.

– Почему ты делаешь это?

– А?

Саида задрала подбородок:

– Прячешь. – Она провела по своей щеке сверху вниз, а затем поперек.

– Что? – Тео дернул плечом. – Я совсем не… Я не прячу.

Санда изогнула бровь. Тео сглотнул комок в горле.

– Ты… – ее голос упал до шепота, – стесняешься?

– Чего?

– Как это произошло?

Это было слишком. Кровь горячо хлынула по венам, неся раздражение. Но вместо того, чтобы бросить что-нибудь злое или уйти, Тео посмотрел на Санду – так же, в упор, и ответил:

– Знаешь… один парень взял железные полосы, спаял крест-накрест. Потом накалил в костре. И приложил к моему лицу.

– Что?! – Санда побледнела. – Почему?!

– Наверное, потому, что люди любят причинять боль.

– Не все такие. – В голосе девушки прозвучала обида. – Я вот не хочу никому причинять боль.

– Сказала девушка, которая попросила научить ее орудовать ножом. Здорово!

Санда нахмурилась.

– Да шучу я, – натянуто хмыкнул Тео.

– Говорят, что не убивает, делает тебя сильнее.

– О, да я тут самый силач. Ведь это я сегодня чуть не стал закуской для птенцов-переростков.

– Знаешь, а ведь это так и есть.

– В смысле? – не понял Тео.

– Ты сильный. Я думаю, ты сможешь вернуть родителей. У тебя получится. Не знаю как, но получится. А я…

Тео смутился. Саида опустила глаза, неловко вкладывая нож в ножны, и голос ее зазвучал совсем тихо:

– Ты сказал, что ты монстр. Но притом идешь в самое страшное место на свете, чтобы их вернуть. И не боишься. Разве нет?

Тео промычал что-то неопределенное.

– А я… Меня все называли хорошей. Отец, Раду, соседи и учителя! «Какая добрая девочка. Какая хорошая. Лучше нашей Сандочки никого нет». Ага… И знаешь что? Правда в том, что я не такая. Я боюсь идти туда, даже ради отца или Раду. Хотя у меня никого, кроме них, нет. Ну и кто я после этого? Монстр, не иначе. – Девушка мотнула головой. – Не знаю. Ты странный, не такой, как остальные. Ну… ты понял. А кто тогда я, Тео? Кто из нас двоих… правильный?

– Никто, Санда. Не бывает правильных людей. Бывают только живые и мертвые. И знаешь, лучше нам оставаться среди первых.

Санда вновь подняла на него глаза:

– Почему ты это сделал?

– Что?

– Пытался меня задушить.

– Я… я вовсе не… – Тео запнулся.

Санда все смотрела, а он судорожно пытался подыскать ответ.

Чертов взгляд был слишком пристальным, слишком ощутимым. И теперь опалял, выжигал невидимую рану, и Тео хотелось провалиться или убежать.

– Ты меня ненавидишь?

«Ты меня ненавидишь?» – грянуло в голове эхо.

– Скажи правду.

Тео взглянул на девушку исподлобья. Она стояла в шаге от него. Он мог коснуться ее руки. Мог положить подбородок на ее макушку, и еще пришлось бы пригнуться. Низкая, хрупкая. Худая, так что, казалось, обхватить талию можно было всего лишь большим и указательным пальцами. Одетая не в платье, как городские девушки, а в брюки – потертые, с травяными пятнами на коленях, – теплый стеганый кожух и рубаху, собранную веревочкой у горла. А в прорези рубахи на белой шее виднелось родимое пятнышко. Рыжее, вытянутое. Как осенний лист, упавший с дерева во впадину между ключиц.

Тео только сейчас заметил его.

Лицо Саиды пылало, на нем было написано волнение и, несмотря на всю ее хрупкость, чертово упрямство. Тео прикрыл веки.

– Нет.

Он сдвинул брови, отдаваясь мыслям – и тем, что были жарче яркого костра, и тем, что казались темными, как высохший колодец, на дне которого ждала смерть.

– Я не ненавижу тебя.

Когда Тео вновь открыл глаза, лицо девушки было другим – прояснившимся, с легкой улыбкой. И он понял, почему Раду так охотно возился с Сандой, бегая с ней наперегонки, уча бороться, делая для нее лук и стрелы. Понял, почему сам согласился.

– Все будет хорошо, – сказал он. – Просто иди со всеми… и найдешь отца. И Раду. Но тебе не вывести двоих. Придется выбирать.

– А что будешь делать ты?

Тео посмотрел вверх, на серебрившиеся в лунном свете ветви. Полночь загадочно скрипела, жужжала и шелестела, и Тео вновь послышалась в этих звуках песнь. Выведя родителей через Дверь, он останется здесь… навсегда.

– То, что я сделаю, ты не сделаешь, Санда. Да тебе и не нужно. Верни кого-то одного, кто тебе дороже.

– Что ты придумал?

Тео молчал.

– Ну?

– Я не вернусь в Трансильванию.

Он ответил без малейшего сомнения. С готовностью. С безысходностью.

Саида растерянно уставилась на Тео.

– Ты серьезно? Ты правда хочешь?..

Тео потянулся к волосам, но, вспомнив замечание Санды, отдернул руку.

– Тео, – девушка помотала головой, – никакой ты не монстр.

Ему показалось, Санда вот-вот шагнет к нему вплотную, и тогда…

– Не знаю, что ты думаешь о себе, ты же никогда нам не рассказываешь. Но поверь, я знаю монстров. Я их боюсь. И тебя боялась…

– Боялась? Меня?

– Да. Иногда мне казалось, ты мне враг, а иногда – друг. Я пыталась понять, какой ты, и до сих пор пытаюсь. Но я знаю одно…

На секунду на поляне воцарилась мертвая тишина.

– Теодор Ливиану, я тебя не боюсь!

Тео помолчал, глядя в ее упрямое лицо: на пылающие щеки, сжатые губы, храбро горящие глаза.

– А я не ненавижу тебя, Санда Стан.

Теодору постоянно снились кошмары. Рука – длинная, сотканная из плотного дыма, выползающая из-под коряги. Неумолимо тянется. Ее не остановить. Тянется к горлу; он хочет кричать, но не может. Проснувшись, он сразу же увидел Санду. Она спала в нескольких шагах от него, повернувшись к Тео лицом. В ногах слабо тлел костер, иногда выстреливая в ночь искры. Грудь Санды мерно вздымалась, когда девушка вдыхала через слегка приоткрытые губы. На лицо упала непослушная челка, волосы чуть отлетали от тихого дыхания.