И все это Шекспир - Эмма Смит

Маскарад дает дону Хуану возможность для козней и интриг. Он притворяется, будто принял ряженого Клавдио за Бенедикта, и нашептывает, что дон Педро в действительности сам хочет взять Геро в жены. Судя по реакции, наивный Клавдио сразу и безоговорочно верит этой искусной лжи: «Так, значит, принц хлопочет за себя!» (II, 1) Более того, молодой человек быстро находит оправдание для принца: «…растает верность / В крови от чар колдуньи-красоты» (II, 1). Словом, виновата Геро. Клавдио рационализирует ситуацию, чтобы его отношения с доном Педро не пострадали от мнимого предательства. Вскоре истина торжествует, однако дон Хуан не сдается и плетет интриги против Клавдио, надеясь облегчить собственные терзания: «…каждое препятствие будет лекарством для меня» (II, 2). На сей раз его вмешательство должно непоправимо запятнать честь Геро. Дон Хуан планирует привести Клавдио и дона Педро к балкону, где камеристка по имени Маргарита изобразит хозяйку в объятиях любовника. Он заранее готовит почву, намекая, что «девушка нечестна» (III, 2), и обещает предъявить доказательства. Клавдио клянется осрамить Геро при всех прямо в церкви, если обвинение подтвердится, и дон Педро поддерживает его решение, тем самым подтверждая, что союз Клавдио и Геро на самом деле альянс между Клавдио и доном Педро: «А я, который был твоим сватом, присоединюсь к тебе, чтобы опозорить ее» (III, 2). Ни одному из них не приходит в голову удивиться, с чего это вдруг дон Хуан так печется об их чести и репутации; никто не вспоминает о его былых выходках. Побочный сын дон Хуан ведет себя как ублюдок в старинном и в современном значении этого слова, однако все остальные, кажется, в упор не замечают прозрачного намека на его подлинную сущность.

Итак, дон Хуан не прилагает особых усилий, чтобы скрыть злонравие; с самого начала пьесы на нем стоит клеймо бастарда, то есть незаконнорожденного; его первая попытка расстроить свадьбу Клавдио с треском проваливается. Так почему же Клавдио и дон Педро так легко ему верят? Причина здесь скорее жанровая, чем психологическая. В классической «новой» комедии Плавта и Теренция, к которой нередко обращался Шекспир, был стандартный набор персонажей с однотипными сюжетными функциями: влюбленные; хитрые слуги; хвастливые воины. Как правило, в «новой» комедии важную роль играл и «установитель запретов», персонаж-помеха, например упрямый отец, который не дает согласия на брак влюбленной пары. Эту фигуру можно увидеть и в «Двух веронцах», «Венецианском купце» или «Сне в летнюю ночь»; борьба с отцовской волей составляет значительную часть комедийного сюжета. Однако в комедии «Много шума из ничего» привычная роль вредителя словно бы отдана на сторону. Патриарх семейства Леонато счастлив выдать дочь за Клавдио. А уж поженить Беатриче с Бенедиктом мечтают, кажется, все герои без исключения. (Между делом можно отметить: «Много шума из ничего», пожалуй, первая шекспировская комедия, где главная помеха счастью героев скорее психологическая, чем внешняя. Препятствия, которые нужно преодолеть ради благополучного финала, кроются в характерах, а не в обстоятельствах. В основе линии Беатриче и Бенедикта лежат не сложные перипетии сюжета, а очень даже близкие нам личностные проблемы: эмоциональная незрелость, страх перед обязательствами и т. п., — вот почему она представляется такой современной.) В отсутствие других вредителей эту роль берет на себя дон Хуан: его соперничество с другими мужчинами на время уводит сюжет от счастливой гетеросексуальной развязки. Иными словами, ему верят потому, что в пьесе нужен камень преткновения — чисто функциональный элемент, который замедлит ход действия и отложит неминуемый финал в виде свадебного пира.

Вредитель — стандартный персонаж для шекспировской комедии, однако дону Хуану отводится несколько иная роль, нежели у антагонистов в первоисточниках, которыми пользовался Шекспир. История добродетельной женщины, ставшей жертвой навета, — расхожий сюжет в литературе раннего Нового времени (Шекспир пользуется им в самых разных пьесах — от «Виндзорских насмешниц» до «Зимней сказки»). В поэме, которая вдохновила Шекспира в данном случае — «Неистовом Роланде» Ариосто, — мотивом клеветы выступает мужская ревность. Аналоги дона Хуана отвергнуты героиней и потому стремятся очернить ее. Шекспир и сам не прочь использовать мотив любовного соперничества между мужчинами; примером могут служить заглавные пары персонажей в «Двух веронцах» и «Двух знатных родичах». Однако здесь мы наблюдаем иную расстановку сил. Бернард Шоу назвал дона Хуана «подлинным, прирожденным злодеем, у которого нет иного мотива кроме любви к дурным делам», но, возможно, некий мотив у него все же есть. Дон Хуан запускает ход сюжета, где узы между мужчинами сами по себе служат основной преградой на пути к финалу. Его разрушительные поступки очевидным образом вписаны в более широкую картину мужских взаимоотношений и той угрозы, которую они представляют для комедийной развязки.

Почти во всех шекспировских комедиях изображен судьбоносный момент, когда юноша должен отринуть узы привязанности к друзьям своего пола ради романтического гетеросексуального союза. Молодые люди елизаветинской эпохи многое узнавали про этот обряд инициации как раз из театральных постановок. Так, в заключительной сцене «Венецианского купца», когда Порция устраивает Бассанио допрос с пристрастием и вынуждает сознаться, что он отдал обручальное кольцо, она, в сущности, доносит до супруга и молодых зрителей важное послание: теперь ты со мной. В главе, посвященной комедии «Двенадцатая ночь», мы увидим, как эта дилемма удобным образом снимается для Орсино, чья любовь к переодетому «Цезарио» благополучно перетекает в форму брака. Счастливчику Орсино не приходится выбирать между другом и возлюбленной — он получает сразу обоих. Однако ни в одной пьесе эта драма мужских метаний не изображена так откровенно, как в «Много шума из ничего». Проведя бо́льшую часть пьесы за флиртом и шуточными перепалками, Беатриче и Бенедикт, которые якобы ненавидят друг друга, наконец признают свои истинные чувства в разгар скандала со злополучной свадьбой Геро. «Клянусь, что я люблю тебя», — говорит Бенедикт. «…Я уж готова была поклясться, что люблю вас», — отвечает Беатриче. Едва они успевают открыть друг другу сердца, наступает момент рокового выбора. «Прикажи мне сделать что-нибудь для тебя», — предлагает Бенедикт, опьяненный взаимным чувством. Беатриче незамедлительно отдает суровый приказ: «Убейте Клавдио!» (IV, 1) Конечно, он вполне оправдан с сюжетной точки зрения: Клавдио только что проявил небывалую жестокость к отвергнутой невесте, Геро. Однако причинно-следственные связи здесь отнюдь не столь однозначны. Можно утверждать, что разрыв между Бенедиктом и Клавдио не просто подсказан ходом этого конкретного сюжета, а продиктован логикой романтического сюжета вообще. Выбрать Беатриче — означает убить Клавдио.

Цена, которую должен заплатить Бенедикт, высока, однако вполне предсказуема в контексте пьесы. То, что любовь и брак полагают конец некоторым видам отношений между мужчинами, ностальгически отмечено в первых же сценах. Когда войско возвращается в мирный город, ритуалы мужского братания заменяются перестрелкой остротами между Беатриче и Бенедиктом. Бравые воины, которые еще вчера бесстрашно отправлялись на вылазки в стан врага, сегодня раз за разом упражняются в искусстве подслушивания и подглядывания под балконом Геро. В финальном эпизоде долгоиграющего романтического ситкома «Друзья» воссоединение гетеросексуальных пар, которым завершается сюжет, как будто обрывает однополые дружеские отношения. Их утрата обозначена через демонтаж настольного футбола в холостяцкой квартире Джоуи — важнейшего символа мужской дружбы. Нечто подобное происходит и у Шекспира. Как только мужчины переключают внимание с дружбы на любовь, между ними возникают трения. Бенедикт сокрушается из-за Клавдио, который теперь предпочитает «женственные» тамбурин и флейту боевым трубам и барабанам и обдумывает фасон нового колета, вместо того чтобы носить доспехи. Прежние мужские забавы окончены; теперь Клавдио больше интересует прекрасный пол. С подачи дона Хуана он начинает опасаться, что его друг дон Педро добивается Геро для себя. Воинский кодекс чести — сначала братья, девушки потом — вступает в конфликт с динамикой романтического сюжета.