Метро 2035: Эмбрион. Начало - Юрий Мори

Когда они остались одни, Зинченко достал любимый портсигар, закурил и продолжил:

– Значит, интересуешься, как оно у меня с девками? Любопытный? Ну, слушай… Имею право, вот и деру воспитанниц. Да им самим нравится, не с вами же, уродами, спать. Думаешь, боюсь, что ты расскажешь кому? Мне плевать. Фомин тебя слушать не станет, а на остальных мне положить с прибором. Сейчас вот Консуэло хочу. Гладкая она, кубиночка, мягонькая.

Кат дернулся встать, но получил пинка по уже сломанным ребрам. В боку как костер разожгли.

– Папа у нее сложный, но так даже интереснее. А может, замуж ее взять? Тоже вариант…

Снизу вверх Кат с ненавистью смотрел в глаза курившего капитана. Отсюда было видно, какая у того отвисшая кожа на шее, под подбородком, словно кто-то зацепил ее, оттянул, а обратно она не вернулась. Болтается неживым зобом, делая капитана похожим на голубя. В книжках было много картинок голубей, предки даже выводили новые породы.

– Но мне и без нее неплохо. Знаешь, как Светка у меня дежурит? Совсем свои выходы и входы не охраняет. – Зинченко хохотнул. – Что хочешь делай, только визжит. Однажды вдвоем их с Маней пользовал. Красота! Одна растопырилась, стонет, а вторая…

– Какой же ты урод, капитан, – тихо сказал Кат. Закашлялся и сплюнул. – Тебя убить мало!

Зинченко заржал в голос и снова пихнул его сапогом:

– Завидуешь? Ну-ну. Лежи, завидуй. За восемь суток яйца отморозишь, перестанешь. Саша – катастрофа, хе-хе.

– Товарищ капитан! Ну, срочно, говорят… – снова прервал их сержант.

– Ринатов! Я тебя самого сюда суну, понял, сурок приволжский? Иду, хер с тобой.

Зинченко последний раз затянулся, наклонился над Катом и потушил окурок об его руку, вкрутил в кожу.

– Подумай, на кого залупнулся! И… Передумал я. Не буду из тебя никого делать. Труп если только.

Когда шум шагов затих в коридоре, Кат с трудом поднялся на четвереньки и стал двигаться к лежанке. Валяться на бетоне – верная смерть, а ему надо жить. Очень надо. Но не как Валерик, чтобы сытно и подло, а по-другому. Чтобы не ему плохо было, а разной сволочи, по неведомым причинам зажившейся на свете. На Суле он женится, как же!.. Это даже не плесень, это бешеный хищник. Таких отстреливать надо, не задумываясь.

Сразу, как встретишь.

– Давай помогу, – тихонько сказал вернувшийся снова сержант. – Не вставай, похоже, ребра поломаны. Врача потом приведу, пока на вот, попей.

К губам Ката прижалась фляжка. Он отхлебнул пару глотков, в боку снова загорелась боль. Тягучая, пульсирующая.

– Спасибо вам… Почему одни люди твари, а другие…

– Не твоего ума дело! – оборвал его дежурный. – Да и не моего… Ложись на койку, давай, давай! Вот. И лежи, не дергайся. На ночь одеяло принесу.

Часом позже пришла Галина Ивановна, врач Базы. Поохала, но не очень удивилась, тем более что сержант что-то шепнул ей на ухо. Выслушала версию Ката, как он якобы поскользнулся и неудачно упал в карцере, покачала головой, пристально глядя на кружок ожога на руке.

– Трещины в ребрах – сто процентов, переломы – не знаю. Без рентгена не скажу, но очень похоже. Если дышать больно и спереди колет, возможно повреждение грудинной кости. Постельный режим и – надолго.

Перетянула всего бинтами, предварительно щедро помазав йодом, дала пару таблеток. Кат осознавал все это в полусне, навалилась странная смесь усталости, гнева и безразличия.

В себя он пришел уже ночью.

Бока болели, при дыхании раздавался свист, как от закипающего чайника, но сил прибавилось. На него, как и обещал сержант в нарушение всех приказов, было накинуто вытертое до ниток одеяло со стершейся печатью на углу, где больше угадывалось, чем читалось «В/ч 7088…», а дальше – дыра от старости.

Кат лежал и смотрел в стену карцера, где на покрытом изморозью бетоне, сквозь трещины и пятна грязи словно проступала карта его будущего. Из «пионерлагеря» его выгонят. На это плевать, срослись бы скорее ребра, он сам уйдет. В убежищах не сахар, но прожить можно. Семнадцать почти, взрослый уже. За четыре года его научили многому, еще больше он прочитал в книгах. Уж бойцом охраны входа на родном автовокзале точно возьмут.

Смешно, с его подготовкой по стрельбе, рукопашке и взрывному делу? Да и смешнее бывает. Зато жить дальше. Консуэло бы уговорить уйти – и все. Больше ему тут никто не нужен. Витька вон – друг, неразлейвода, а сюда зайти не может, что ли?

Кат вздохнул и вздрогнул от острой боли в груди. Не сильно помогла перевязка. Спать надо. Сон лечит. Он укутался в одеяло, стараясь удержать крохи тепла. Карта трещин и пятен на стене словно поплыла, подергиваясь туманом и рябью.

– Саша… Сашенька! Вставай, мой хороший! Проснись и вставай!

Какой хороший сон… Сквозь тепло и марево над ним наклонилась Консуэло. Глаза аж светятся! Да и сама вся родная, любимая.

Девушка осторожно, памятуя о травмах, потрясла Ката за плечо:

– Вставай, боец! Быстро вставай! Зинченко тебя решил под трибунал отдать.

Кат открыл глаза. Нет, не сон. Она здесь и на лице такое выражение… Ни разу не видел за все годы.

Осторожно сел на лежанке и уставился на Консуэло:

– За что?!

– А ты напал на них с бойцом, избил. А до этого на Валерика накинулся. В общем, социально опасен, покушение на жизнь командира, тяжелое нарушение устава Базы.

– Ты у нас знаток права, – попытался пошутить Кат. – Что мне за это будет?

– На поверхность без вещей. Сам знаешь.

– Суля, ну не всерьез это все…

Девушка разозлилась:

– Знаешь что! Сейчас четыре утра, я в шутку в карцер приперлась?! Тебя, дурака, утром на верную смерть выкинут. Мне отец сказал вечером, дело решенное. Фомин почти за.

Кат отбросил одеяло и встал. Он был на голову выше хрупкой изящной Сули, но в ней сейчас клокотали злость и решимость спасти его.

– И как я… Как мне уйти? Двойные ворота, охрана. И на основном входе, и на запасных. Даже через грузовой не пройти. Да и вещей, кроме одеяла, нет. Оружие, опять же…

– Молчи и слушай! С Ринатовым я договорилась. Якобы ты его позвал, обманом заставил зайти и набросился на него. Фингал ему поставь, только не сильно, его свяжем. Потом ты зайдешь в учебный блок, оружие там, химзащита тоже. Противогазы под отчет, в запертом шкафу, так что возьмешь респиратор.

– Ага… – задавленный ее напором, кивнул Кат. Дико хотелось пить, но не просить же сейчас. – А наверх-то как?

– Есть вентшахта, номер шесть, которая сюда ближе всего. По ней. Я больше ничего не могу придумать.

– И дальше что? Всю жизнь с клеймом преступника? Кисло это как-то, Консуэло. Спасибо, что придумала, но не надо. И сержанта накажут, вяжи не вяжи, он злодея упустил.