Зачем нам враги - Юлия Остапенко

Она что-то говорила — сама не зная зачем, кому, надо ли было что-то говорить. Надо ли, если даже думать об этом никогда прежде не решалась. Думать о том, как все бессмысленно, и наивно, и... тщетно.

Другая рука Глэйва легла ей на плечо, разворачивая к себе. Эллен всхлипывала, низко опустив голову. Ей хотелось, чтобы он обнял ее — обнял и вжал ее лицо в свою шею, а потом сунул руку ей под юбку и... и чтобы было что-то, все равно что, чтобы было что-то в ней, это лучше, чем ничего.

Но Глэйв сказал только:

— Успокойся, Эллен. Ты не можешь себе этого позволить.

Она подняла голову; ее губы дрожали от обиды. Глэйв спокойно и твердо смотрел ей в лицо — все теми же холодными глазами. Он чужой мне, подумала Эллен, с чего он должен утешать меня, ведь он мне совсем чужой...

— Я не для того тебя позвал, чтобы ты мне изливала свои горести. Для того есть женщины. Ты сделала вещь, которая может все изменить. И ты должна исправить ее, пока еще не поздно.

Эллен не понимала, о чем он говорит, и только беспомощно покачала головой, но он вдруг стиснул ее плечи до боли.

— Слушай меня. Все это не так просто, как тебе кажется. Вы с княжной должны вернуться назад. И она должна выйти замуж за эльфа. Понимаешь? Это очень важно. Для всех важно, для вас и для нас. Если этого не случится — твоя страна будет уничтожена... и наша тоже. Я слишком поздно понял, кто вы. Сначала думал — просто две дуры из-под венца бегут или еще что. Иначе бы, клянусь, я бы сам лично вас назад отволок. Но сейчас не могу — у меня времени нет.

— Я не понимаю...

— Молчи и слушай меня. Она не должна дойти до некромантов. Найди человека, который поможет вам вернуться назад. Но лучше всего — брось ее и беги. Если она в самом деле достойна — дойдет сама... и тогда... ну, значит, такова воля небес. Хотя лучше бы не дошла. Но если вы обе дойдете — тебе не жить.

Эллен вдруг стало очень спокойно на душе.

— Откуда ты это знаешь?

— Знаю, и все. На службе у некромантов тоже кое-чему научился. Она убивает тебя. Уничтожает каждый миг. Часть тебя она уже убила, а ты этого даже не знаешь.

— Что ты загадками говоришь?

— Я не знаю, как тебе еще сказать. Но если ты сама ничего этого не чувствуешь — поди ты в преисподнюю.

— Я только боли от огня не чувствую, — зачем-то сказала Эллен, словно извиняясь. — Только ее. А другую — чувствую.

Глэйв умолк. Его хватка ослабла, пальца дрогнули.

— Поцелуй меня, — шепотом сказала Эллен. Попросила — робко, несмело.

— Ты хочешь? — поколебавшись, уточнил Глэйв.

— Я простая глупая баба, — тихонько вздохнула Эллен, кладя его ладонь на свою грудь. — Простая и совсем обычная...

Потом он дышал хрипло и часто, а она стонала, вцепившись зубами в ворот его рубашки, чтобы не кричать, и его пояс из человеческой кожи терся о низ ее живота.

— Ты... развратна... — с трудом проговорил он, завалившись на бок и глядя в потолок. Его лицо было мокрым от пота. Эллен поудобнее умостила затылок на его руке и спокойно сказала:

— Я давно живу при дворе.

Сквозь прорехи в крыше мерцали звезды.

— Знаешь, — сказал Глэйв, — пожалуй, я все же доведу вас завтра до Врельере. Это портовый город. Может, тебе удастся заманить ее на корабль и вернуться морем. С корабля-то ей не сбежать. — И, помолчав, добавил: — Тебя нельзя с ней одну оставлять.

— Почему ты сказал, что скоро у вас будет много эльфов? — вдруг спросила Эллен.

Он ответил:

— Потому что это правда. Будет правдой, если она вернется. А тебе что, нравятся эльфы?

— Нет.

«Нет, мне нравишься ты, ты мне очень нравишься, хотя ты на него совсем не похож».

Он глубоко вздохнул и зажал в пальцах прядь ее волос.

Эллен спала в ту ночь лучше, чем в прежние. Ей снился смеющийся Глэйв — он превращался в смеющегося эльфа, и смех у них был совсем разный, а она смотрела на эти метаморфозы тела человека с суровым лицом и коротко стриженными волосами и думала: «Потеряешь друга... потеряешь... котенка... »

И все время чувствовала, что где-то в стороне стоит Рослин и смотрит на них всех.

— Расчеши меня, — сказала Рослин.

Эллен посмотрела на ее волосы. Она уже несколько дней к ним не прикасалась — и теперь вдруг устыдилась этого. Всегда она была нерадивой служанкой...

— Расчеши, — повторила Рослин, протягивая гребень. Раньше он был у Эллен, и она даже не помнила, как он попал к княжне. Эллен молча взяла его. Белая кость еще хранила тепло пальцев Рослин.

Девочка села на землю, изящно подобрав юбки. Она двигалась очень плавно, обладала великолепной врожденной пластикой, которую обучение придворным манерам лишь подчеркнуло. И не важно, что ее дорожное платье было заштопано в десятке мест, а на подол налипла грязь, — одна только осанка выдавала ее происхождение.

Глэйв смотрел на них, сидя на корточках у костра, в стороне, и улыбался.

Он все время ей улыбался — Эллен это тревожило. Теперь не из-за непреходящей (даже после прошлой ночи) прохлады в глазах, а оттого, что она начинала привыкать к нему — и к этой улыбке. Рослин села к Глэйву лицом — Эллен казалось, что намеренно. Она одновременно тянулась к нему и ненавидела. Это могло бы показаться странным — но Эллен как никто знала, что в этом нет ничего удивительного. Совершенно обычное дело для ее маленькой госпожи.

Эллен встала на колени за спиной княжны, взяла в руку тяжелую белокурую прядь, запустила в нее зубцы гребня, повела вниз привычным движением, аккуратно распутывая колтуны. Рослин сидела неподвижно, как статуя, выпрямив спину и сложив руки на коленях. Эллен не видела ее лица; но знала, что ее глаза плотно закрыты.

Была середина дня, солнце пестрело за верхушками деревьев. Тишину нарушал только скрежет ножа, которым Глэйв выстругивал вертел. Эллен неторопливо вычесывала волосы своей княжны.

Потом Рослин вдруг сказала:

— Поди вон.

Эллен знала, что она сказала это, не открывая глаз. Так же, как знала, что сказано было не ей.

Глэйв недоуменно вскинул брови. Эллен думала, что он съязвит в ответ, и, кажется, он так и собирался сделать, но потом вдруг передумал, поднялся и молча пошел в глубь леса, продолжая выстругивать ветку на ходу. Когда он почти скрылся из виду в зарослях, Эллен услышала, как он насвистывает.

— Ты смотришь на него, — сказала Рослин. Это был не вопрос, а обвинение.

— Нет. Я смотрю на ваши волосы, маленькая госпожа. Она не лгала. Она смотрела только на ее волосы — на то, как в них искрился солнечный свет, как из них выскальзывал, успев мимолетно сверкнуть в луче, то один, то другой волосок, просто смотрела на это и водила гребнем, чувствуя в ладони податливый мягкий шелк. Эллен всегда любила это делать. Она потому и согласилась стать одной из горничных княжны, что была влюблена в ее волосы, в то, как они текли меж пальцев, в то, сколько в них было силы... Не той силы, которую чувствовала и хотела развить в себе эта девочка, — какой-то другой, еще более дикой, неудержимой, неконтролируемой, но в отличие от той, другой, не желающей, пусть даже и способной разрушать. Временами Эллен казалось, что, расчесывая эти волосы, она сама перенимает часть их силы. И еще ей казалось, что Рослин знает об этом, и что когда ее расчесывает Эллен, она тоже чувствует, как в ней растет эта сила, и не пугается ее, а... словно ждет чего-то. Сцепив зубы и сжав кулаки.