Холодно-горячо. Влюбленная в Париж - Юмико Секи

Мы сели за маленький столик на двоих, у окна.

Тристан не расспрашивал меня ни о садах камней, ни о чайных церемониях. Он интересовался мировой культурой, но не увлекался никакой страной в отдельности.

Что его привлекало в некоторых странах — это их необычная природа. Как и подобает настоящему бретонцу, он занимался парусным спортом и уже пересекал Атлантику. Целью очередного путешествия была Африка. Он рассказал мне о своих планах пересечь мавританскую пустыню с соляным караваном.

— Я очарован пустыней — этими дюнами, бесконечными и безвременными. Они постоянно меняют форму, и в то же время их красота остается неизменной. Мне нравится это постоянное непостоянство.

Спокойный авантюрист. Он не искал подвигов, хотел лишь постичь глубинный смысл вещей.

На часах было без четверти четыре, и мы были единственными посетителями в ресторане. Выйдя на улицу, мы ощутили восхитительный аромат чая. Он доносился из чайного магазинчика.

— «Дарджилинг» или «Эрл Грей»?

Он пригласил меня к себе на чаепитие.

Войдя в дом на рю Паскаль, нужно было подняться по деревянной, натертой воском лестнице на седьмой этаж Тристан жил под самой крышей. Его квартирка-студия с отдельной кухней и ванной комнатой выглядела вполне уютно. Всю меблировку составляли стол, книжные стеллажи и двуспальная кровать с индийским покрывалом. Единственным ярким пятном в этой типичной «гарсоньерке» был рекламный плакат, объявляющий о выставке современного искусства.

— Здесь не слишком просторно, — сказал он, — но когда мне хочется подышать воздухом, я выбираюсь из окна.

Он указал на небольшое окно ванной комнаты.

— Мой отец плотник, — объяснил он. — Должно быть, я унаследовал от него умение держать равновесие.

Тристан открыл окно, потом, взобравшись на край ванны, ловко выпрыгнул наружу.

— Хочешь выйти? Это не опасно, тут нет крутых склонов. Даже если ты поскользнешься, то все равно не упадешь вниз.

Он помог мне подняться к окну, обхватив за талию. От этого соприкосновения по всему моему телу прошла волна жара, тогда как снаружи в лицо ударил холодный ветер.

До самого горизонта тянулись черепичные крыши с бесчисленными трубами. Несомненно, Тристан порой путешествовал с одной на другую, словно канатоходец, но сегодня мы просто сидели бок о бок и смотрели в небо. Я искоса разглядывала его профиль, такой безмятежный, словно он находился сейчас посреди пустыни. Он казался мне недосягаемым, и в то же время я чувствовала, что он совсем рядом со мной. Когда солнце скрылось за облаками, он помог мне подняться обратно. Настало время чаепития.

Я села на край кровати. Тристан поставил поднос рядом со мной и сел на пол по-турецки. Чай был горячий, нужно было подождать. Мы оба молчали.

Он сидел неподвижно, и лишь его глаза, улыбавшиеся за стеклами очков, казалось, ласкали меня. Я почувствовала, как во мне нарастает желание.

Тристан снял очки, взял меня за руку и медленно привлек к себе.

Без очков стали вдруг заметны его длинные ресницы, от которых на лицо падала тень. От его пристального взгляда кровь во мне закипела. Его улыбка словно поглотила меня целиком. Поцелуй вызвал головокружение. Тело молило о том, чтобы отдаться.

Незаметно наступила ночь, и в воздухе словно разлилась меланхолия. Но в этот вечер она лишь усиливала интимность нашего убежища, отгороженного плотными занавесками от внешнего мира.

Около десяти вечера Тристан спустился в кондитерскую и принес сидр и бисквиты «Пти Лу». Он предложил мне остаться на ночь.

Чуть позже я заснула, убаюканная непривычным теплом.

Проснувшись на следующее утро, я какое-то время продолжала дремать. Тристан лежал рядом со мной с открытыми глазами, глядя в потолок. Должно быть, он проснулся незадолго до меня. Не поворачивая головы, он произнес ровным тоном:

— Знаешь, у меня есть друг.

Было очевидно, какого рода друг имеется в виду. Сбитая с толку, я спросила:

— Ты не любишь женщин?

— Не совсем так. Я прожил с одной девушкой три года.

— А с каких пор ты предпочитаешь мужчин?

— С тех пор как встретил Анджело.

Я подумала, что, судя по имени, он итальянец или испанец. Но оказалось — бразилец, профессиональный танцор.

— Но тогда то, что произошло между нами — что это? Ошибка?

— Нет. Я действительно хотел тебя. Мне очень жаль…

До этого момента вопросы гомосексуальности меня не слишком занимали. В Японии я иногда встречала трансвеститов, разгуливавших по увеселительным кварталам; также я помнила, как видела по телевизору одного певца, который с первого взгляда казался очаровательной женщиной, но пел глубоким баритоном. Однако в обществе, которое с давних пор привыкло, что в традиционном театре «Кабуки» женские роли играют мужчины, никого особенно не шокировала подобная экстравагантность. Впрочем, в основном гомосексуалисты не демонстрировали своих пристрастий и порой скрывали их до такой степени, что жили обычной семейной жизнью с женщинами.

В отличие от тех гомосексуалистов, которых я видела в Японии, в облике Тристана не было ничего женоподобного. Интересно, каков был его бразильский приятель? Он жил отдельно, а в данный момент был на гастролях. Я представляла себе его тело гибким, мускулистым, гладким и изящным.

Всего лишь несколько часов назад я думала, что наконец-то обрела друга в лице Тристана, — и вот выясняется, что он привержен такому постыдному пороку. Я напрасно пыталась его понять — образ двух совокупляющихся мужчин вызывал у меня отвращение.

Я погрузилась в тупое оцепенение, словно оглушенная сильным ударом. Потолок начал медленно вращаться у меня над головой. Руки и ноги отяжелели, все тело сотрясала дрожь. Кажется, я заболела.

— Ты вся горишь, — сказал Тристан, положив руку мне на лоб. — Должно быть, тебя продуло вчера на крыше. Это моя вина.

На самом деле он был здесь ни при чем — должно быть, я подхватила вирус гриппа еще несколько дней назад, а недавнее потрясение просто ускорило болезнь. Однако Тристан заботливо принес мне чаю, бисквитов и лекарств.

Из-за боли в горле мне было трудно глотать, и я выпила только лекарство, от которого погрузилась в полузабытье. Но так было даже лучше — физическая слабость позволила на время забыть о сердечном разочаровании.

Все то время, что я болела, я продолжала оставаться у Тристана.

Однажды вечером мы лежали рядом, и мое тело, разгоряченное лихорадкой, соприкасалось с его телом. Он предложил мне положить голову ему на плечо, но не стал ласкать меня. Так или иначе, я была не в том состоянии, чтобы предаваться любви. Во сне я по-прежнему видела его лицо, его улыбку. Я ждала, что он приблизится ко мне, но в этот момент увидела, как он протягивает руку к другому мужчине. Этот сон повторялся множество раз, но все время обрывался еще до того, как я успевала разглядеть лицо его любовника.