Королева Аттолии - Меган Уэйлин Тернер

подбирала слова, – ты расстраиваешься из-за болтовни. Из-за пустых угроз. Ничего подобного она не сделает.

– Тебе бы и в голову не пришло, но она вырвала язык предателю Малеверасу и целую неделю держала его в клетке во дворе, а потом казнила.

– К тому времени она занимала престол меньше года. А он, изображая союзника, подговорил половину баронов бросить ее, и она чуть не лишилась трона. Когда его предательство было раскрыто, у нее уже осталось очень мало реальной власти. Поэтому пришлось действовать жестко. Надо было припугнуть остальных поджигателей бунта, иначе ее быстро свергли бы.

– И тот барон, который залез в ее казну. Она ему тоже отрубила руку. Помнишь?

– Она его казнила. И я сделала бы то же самое, если бы узнала, что один из моих сборщиков налогов оплачивает мятеж из моей собственной казны. И руку она ему отрубила уже после казни, для пущего устрашения. Вряд ли я поступила бы так же, но ведь я никогда не попадала в такую ситуацию.

Эвгенидес удивленно покосился на нее через плечо:

– Ты что, ее защищаешь?

Королева Эддиса с досадой вздохнула.

– Не хочу, но приходится. Она злая, жестокая и, похоже, скатывается в безумие, но стараюсь говорить честно. Если она и творит зверства, то не ради собственного удовольствия, – твердо заявила королева. – И не ради личной мести. Она делает это для острастки, чтобы удержаться на троне.

Эддис продолжила, тщательно подбирая слова:

– Мне бы хотелось думать, что я на ее месте нашла бы другие способы защитить свой трон. Однако считаю, что, продолжая эту войну против нее, я выгляжу… не самым лучшим образом. Мне бы не хотелось затевать войну ради того, чтобы отомстить за тебя, Ген, или даже спасти тебя. Вот и спрашиваю себя: какую дипломатическую возможность я упустила? И, может быть, я проглядела ее потому, что злилась из-за тебя?

Эвгенидес улегся на нижнюю ступеньку, скрестив ноги и сложив руки на груди. Его манжета и крюк были инкрустированы золотом – под стать золотому канту на воротнике и вышивке на рукавах. Такова была его манера: все, что он носил, должно быть самым лучшим. Он похож на хорошо одетый надгробный памятник, подумала Эддис. Эвгенидес обернулся к ней и несколько мгновений лежал, ничего не говоря.

– Если она не находит удовольствия в пытках, то почему не поступила самым разумным образом – не повесила меня? – тихо спросил он. На такой вопрос не было ответа. И тогда он задал еще один: – Если я снова попадусь ей… Кого, как не меня, использовать для всеобщего устрашения?

Эддис неуверенно замолчала. Аттолия не раз показывала, что для защиты своего трона не остановится ни перед чем. Большую ли угрозу представляет Эвгенидес для Аттолии? Небольшую, полагала Эддис, но как тут измеришь? Она тщательно обдумала ответ.

– Если она еще раз увидит тебя, то убьет на месте. Любой другой поступок был бы безумием. Но, Эвгенидес, – она подалась вперед и заглянула ему в глаза, – она до тебя не доберется.

– Я и сам себе это все время говорю. И даже, кажется, верю… Пока не лягу спать. Говорю себе, что ничего этого она не сделает… не сделала бы. Но боюсь, что сделает, – прошептал он. – И тогда думаю: пусть лучше она меня повесит. Прошу своего бога: пусть лучше она меня повесит. И я ненавижу того медийца. – Он рассмеялся, и Эддис вздрогнула. – Итак, – спросил он, совладав с собой, – могу я попросить дозволения исчезнуть на время? Хотя бы до тех пор, пока не перестану дрожать как испуганный кролик? Потому что мне невыносимо появляться тут на людях.

– Надолго? – спросила Эддис.

– Ненадолго. Дней на десять.

– На десять?

– Примерно.

– Исчезай на сколько нужно, – мрачно произнесла Эддис. – Скажу, что отправила тебя в прибрежные провинции.

Это было даже лучше, чем он надеялся, но Эвгенидес и виду не подал. Встал, поклонился королеве и ушел.

Он где-то пропадал десять дней и вернулся ранним утром одиннадцатого. Эддис увидела его в глубине тронного зала на утреннем приеме. Вид у него был усталый, но успокоенный. Он терпеливо ждал, пока она разберется с повседневными делами: кому выдать пособие, как позаботиться о вдовах и детях солдат, что делать с сожженными фермами. Аттолия и Саунис, кажется, углубились в войну друг с другом, но в Эддисе пахотной земли было совсем мало, и ее надо тщательно возделать, иначе еще одну зиму без торговли народ не переживет. Войска Сауниса были до сих пор в блокаде на Тегмисе. Он предложил переговоры о мире. Аттолия отказала.

* * *

На следующей неделе пришло известие о том, что Саунис ведет переговоры о покупке кораблей с некоей неназванной континентальной державой, желающей поддержать его в войне с Аттолией. Корабли должны были поступить точно в назначенный срок, чтобы разорвать блокаду Тегмиса и поддержать сухопутное вторжение, пока не начались летние шторма. Одним ударом Саунис удваивал свой флот и лишал Аттолию надежды заключить мир.

– Атакуя Тегмис, он знал, что получит корабли, – сказала Эддис.

– Почти наверняка.

* * *

На совете у Эддис выступил военный министр.

– Аттолия ведет войну не только с Саунисом, но и со своими баронами. Она не может лично командовать сухопутными сражениями и одновременно направлять военные корабли, а ее свежеобученные генералы не могут вести войну, если бароны действуют вопреки интересам Аттолии. Тегмис был сдан только потому, что барон Стадикос нарушил приказы королевы. Саунис скоро отвоюет потерянные острова. Он начнет наступление, как только получит новые корабли. Если острова перейдут обратно к нему, Аттолии придется прекратить наступление на суше.

– Она дальновидный стратег. Сумеет ли Саунис отвоевать острова даже при превосходстве в огневой силе? – спросил кто-то.

Военный министр пожал плечами:

– Кто знает? Сауниса не назовешь тонким мыслителем, но он и не глупец. Еще совсем недавно мы надеялись, что Аттолия захватит Саунис и успокоится, убедившись, что он больше не представляет угрозы ее трону. При этом цель Сауниса – расширить свою гегемонию. Если он захватит Аттолию, то все равно продолжит войну против Эддиса, атакуя нас по двум фронтам. И единственной передышкой, на которую мы сможем надеяться, будет время, необходимое ему, чтобы укрепиться в Аттолии.

Он немного помолчал и продолжил:

– Однако главной угрозой стало появление медийцев у побережья, и они усиливают нажим. Сомнительно, что Саунис сможет в обозримом будущем одержать сокрушительную победу и захватить королеву в плен. Если королева сбежит в Медию, они приложат все силы, чтобы вернуть ее на трон в качестве своей марионетки. Тогда у них появится предлог высадить свои силы на это побережье, и они легко одолеют сначала Саунис, а потом и Эддис. И даже если они не станут атаковать напрямую, без торговых путей наше положение станет гораздо хуже. Так что для нас самым худшим из возможных исходов будет обращение Аттолии за помощью к Медии.

Королева спросила мнение других советников, и они все утро обсуждали подробности военных действий.

– Ваше величество, – произнес наконец вор. До сих пор он никогда не раскрывал рта на совещаниях, и все, кто был за столом, удивленно обернулись к нему. – Как я понимаю, наша цель – низложить Аттолию, не призывая медийцев. Если мы устраним все причины, из-за которых трон под ней шатается, и в Аттолии появился другое правительство, более устойчивое и при этом недружественное к Медии, то, вероятно, сможем заключить между Эддисом и Аттолией союз против Сауниса.

– Верно, – подтвердила Эддис.

– Думаю, – тихо молвил Эвгенидес, – я смогу сделать трон под Аттолией устойчивее.

– Продолжай, – велела Эддис, и министры стали внимательно прислушиваться.

– Аттолия сейчас не в столице. Она на побережье, в Эфрате. Там нет полноценной крепости, всего лишь укрепленный мегарон в старинном стиле, а значит, мне не так легко передвигаться в нем, как в ее дворце или в мегароне Сауниса. Однако Эфрата плохо защищена. У Сауниса еще нет флота, способного атаковать с моря, а от входа в ущелье, ведущее в Эддис, ее отгораживают невысокие прибрежные хребты и река Сеперкия. Чтобы добраться до этого города, нашей