Миф о вечной любви - Лариса Соболева

Не выдержав накала прошлых страстей, Зубровка всплакнула, утерла нос. Санька слышала, что у нее неуемная фантазия, всякий раз она эту историю подает с крупными изменениями. Но, может, в фантазиях ей живется лучше, красочней, счастливей?

– А он что? – спросила она у Зубровки, будто поверила бреду.

– Застрелился.

– Да ну!

– Ага. Две пули в голову… Ой, я потом дорасскажу, а то вон мужики идут, а у меня не прибрано.

В это время к Наумычу зашел Сам – да, только так, с большой буквы. Произносили работники таксопарка слово «Сам» с разной эмоциональной окраской, но иронии не избегали практически никогда, хотя повода иронизировать, по большому счету, не было. Вероятно, избыточная строгость, а также недоступность хозяина вынуждает народ переплавлять любой негатив в иронию. Есть у него еще клички: Махал Махалыч, производная от Михал Михалыча, и Сам Самыч – кому как нравится. Он бывает весьма крут, правда, никогда не орет, но его спокойствие хуже крика, при всем при том текучки кадров в данном парке нет, а это говорит о многом.

Михайлов нагрянул нежданно-негаданно, а должен был только через неделю прилететь из зарубежья, но явиться, когда тебя не ждут, – это в его духе. Настроение у Михайлова было стабильно плохое, точнее, никакое, но склонное к ухудшению. Он был немногословен и неулыбчив. Если Михайлова описать человеку, который никогда его не видел, у того сложится мнение, что он старый, толстый, медлительный и жутко вредный. А ему сорок один год, он сухощавый, с тонкими чертами аскетичного лица, а насчет вредности… м-да, есть такое.

Со свойственной ему обманчивой скукой Михайлов поинтересовался, как идут дела, что нового. Наумыч порадовал его хорошими показателями и огорчил инцидентом, дескать, Глеб крупно влип. Он посвятил истории водителя львиную долю времени, стараясь увести шефа от панорамного окна подальше, по понятным причинам мечтая, чтоб он убрался побыстрее, ведь кабинет у шефа в другом автопарке. Но Михайлов, как назло, слушая, гулял-гулял и подошел к окну, да так и застыл, промямлив:

– Что я вижу? В чреве моего вороного кто-то копается? Кто?

Эх, не повезло. Наумыч собрался обрисовать тяжелое положение свояченицы Глеба, дабы вызвать у шефа сострадание к чужим бедам, но глянул вниз и совсем обалдел. Санька-то – бог с ней, залезла корпусом под капот, и ладно. А мужики, пять человек, стоят вокруг, и невооруженным глазом видно, что именно их интересует, не «Мерседес», это точно.

– Санька… – виновато развел руками Наумыч.

– А почему из-под капота у этого Саньки торчит женская задница? Или у меня галлюцинации?

– Э… м… хм-хм… – мямлил Наумыч. – В общем…

Михайлов на секунду скосил на него глаза, усмехнулся, увидев озадаченную физиономию, которую корежили судороги, затем снова перевел их на группу у авто. Дамы в этом парке под запретом, исключая диспетчерскую, где женские голоса ласкают слух водителей. Ремонт автомобилей, извоз – это не женское дело, требующее физической силы, так считал шеф, тем не менее бури не последовало.

– А что, у остальных простой в работе? – спросил Михайлов.

– Почему? – прорезался голос у Наумыча.

– Да вокруг задницы толпа, им что, делать нечего?

– Ну, они… Она… сказала, «мерс» поедет… она умеет…

– Что ты говоришь? – вяло промямлил Михайлов на скептической ноте. – Ладно, пойду посмотрю, что у них там.

После его ухода Наумыч взмахнул руками и ударил ими о бедра, так он расстроился. Некоторые столько не живут, сколько он отбарабанил здесь. Раньше-то стаж на одном месте играл большую роль при получении пенсии, а сейчас все в частных руках, но привычка к месту осталась. Не хотелось Наумычу, чтоб эти руки взяли метлу и вымели его на пенсию. Он двинул к окну…

Михайлов как раз подошел к группе мужиков, те, конечно же, любовались аппетитной попкой, обтянутой джинсами. А почему, собственно, не полюбоваться фигурой, далекой от диетического изнурения? Попочка круглая, рельефно переходит в бедра, ножки обуты в мягкие сапожки… О! Девушка приподнялась на цыпочки, одну ножку отставила назад…

Мужики молча и очень красноречиво реагировали на всякое движение ужимками, взглядами, они ничем не рисковали – девушка видеть их не могла. Зато один из них вдруг увидел шефа, уставившегося туда же, куда алчно смотрели все пятеро. Работяга толкнул в бок одного, второго, толчки передались по эстафете, потом, не сговариваясь, все пятеро человек сделали несколько осторожных шагов назад, после чего бесшумно исчезли.

– Эй, кто-нибудь! – прокряхтела Санька из недр «Мерседеса». – Заведите мотор. Только мягко, осторожно.

А рядом никого нет, кроме Михайлова. Он и сел за руль, повернул ключ, мотор приятно заурчал, Санька командовала из-под капота:

– Не играй педалью! Мне нужно послушать… Очень хорошо, просто отлично.

Девушка вынырнула из-под капота, захлопнула его и, снимая перчатки, с удивлением посмотрела по сторонам: куда это все подевались?

Скажите, кто способен сдержать порыв и не прокатиться хотя бы двадцать метров на старичке, рожденном в середине прошлого века и возрожденном? Ни один мужчина, державший руль в руках с сопливого детства и любивший четырехколесное создание, как любят женщину, не откажет себе в этом удовольствии. Михайлов захлопнул дверцу и поехал по периметру мастерской, слыша, как не разогревшийся мотор натужно кряхтит. Санька кинулась за автомобилем, крича:

– Стой, кретин! Тебе кто разрешил?!

Ехал Михайлов на маленькой скорости, девчонка догнала его и схватилась за ручку дверцы, шипя:

– Немедленно остановись! Игрушку нашел? Стой, я сказала! – Он затормозил и заглушил мотор, она тут же распахнула дверцу, скомандовав: – Выметайся! Не хватало, чтоб ты мою работу свел на…

Санька осеклась, так как Михайлов «вымелся» из салона и стоял перед ней во весь рост. Не сложно было в нем узнать вчерашнего чужого мужа, которого жена бросила в такси.

– Добрый день, – сказал он ласково.

– А, это вы… – произнесла она, все еще сердясь на него. – Конечно, я извиняюсь, но зачем в «мерс» сели?

– Ты же просила завести мотор, а никого больше не было рядом.

– Ну, ладно. Я сейчас отгоню «мерс» на место и принесу сдачу…

– Стой, стой! – задержал ее, взяв за руку, Михайлов. – Я не за сдачей. Отгони машину и поднимись к Давиду Наумовичу.

Повелительный тон вызвал у нее недоумение. Идя к лестнице, Санька отметила поразительную тишину в мастерской – что бы это значило? А когда поднялась наверх, дверь была неплотно прикрыта, и Санька услышала голос вчерашнего пассажира:

– Нельзя, понимаешь, нельзя! Это не каприз, это реальность. Если б меня не было в машине, с ней все что угодно сделали б! Ночь, никого, два подвыпивших мордоворота сзади сидят, а за рулем симпатичная девчонка…

Симпатичная девчонка посчитала нужным вмешаться, речь-то шла о ней. Санька зашла в кабинет и с ходу наехала на клиента, который возомнил себя защитником сирых и убогих: