Триумф стрелка Шарпа - Бернард Корнуэлл

И в тот миг, когда Шарп увидел и узнал его, одна из рот повернулась навстречу всадникам и дала по ним залп.

Справа от Шарпа заржал чей-то конь. Другой захрипел и свалился на камни, заливая их теплой кровью. Попавший под лошадь всадник, очевидно, сломал ногу. Еще один индиец вывалился из седла, выронив тулвар. Пули просвистели справа, слева и над головой, и Шарп, стегнув своего скакуна, повернул в ближайший переулок. Лошадь, однако, не слушалась, упорно увлекая его навстречу врагу. Сержант вонзил шпоры в упругие бока.

– Шевелись, дрянь! – заорал он. – Двигай!

За спиной звякнули шомпола, и Шарп понял, что у него есть считанные секунды, что солдаты вот-вот дадут залп и что ему уже не успеть...

Положение спас оказавшийся рядом Маккандлесс. Полковник наклонился, выхватил у Шарпа поводья и рванул непослушное животное за собой. В следующее мгновение они уже скрылись за углом.

– Спасибо, сэр.

Шарпу было стыдно – он потерял контроль над лошадью и едва не погиб. Бедное животное дрожало, и сержант потрепал его по шее. В тот же миг воздух сотряс очередной залп, эхо которого раскатилось, казалось, по всему городу. Пули глухо зашлепали о глиняные стены и крыши, разрывая в клочья пальмовые листья.

Маккандлесс спешился, и Шарп, вырвав ноги из стремян, вывалился из седла и побежал за полковником к началу переулка. Выглянув из-за угла, он отыскал Додда в разрыве стелющегося дыма, вскинул мушкет и прицелился.

– Что вы делаете? – Маккандлесс отвел дуло в сторону.

– Собираюсь убить мерзавца, – бросил Шарп.

В нос ему как будто снова ударил отвратительный запах крови. Той, что пролилась в Чазалгаоне. Той, что пролилась только что здесь, в Ахмаднагаре.

– Вы его не убьете, сержант! – рыкнул полковник. – Он нужен мне живым!

Шарп выругался, однако стрелять не стал. Додд держался очень спокойно. Как будто не он распорядился убить всех мужчин в Богом забытом форте. Как будто не он приказал стрелять в мирных людей только ради того, чтобы его полк беспрепятственно вышел из города. Его солдаты, две роты облаченных в белые мундиры убийц, все еще охраняли ворота, хотя остальные уже прошли черный туннель под аркой и шагали сейчас по залитой солнцем равнине. Почему он не спешит? Чего ждет? Ради чего рискует, ведь с минуты на минуту сюда могут нагрянуть сипаи и еще не остывшие после драки горцы? Площадь перед воротами была усеяна телами убитых и раненых, большей частью женщин и детей, но еще больше беженцев толпились в прилегающих переулках и дворах, напуганные и ужасной расправой со стороны солдат в белом, и той опасностью, которая катилась к ним по улицам города вместе с бесчинствующими победителями.

– Почему он не уходит? – ни к кому не обращаясь, спросил Маккандлесс.

– Чего-то ждет, сэр, – ответил Шарп.

– Нам нужна помощь. Идите и приведите кого-нибудь сюда. Я пока послежу за Доддом.

– Привести кого-нибудь, сэр? Но я ведь не офицер, меня никто не послушает.

– Вы сержант, верно? – пресек его возражения полковник. – Вот и действуйте как сержант. Приведите пехотную роту. Желательно шотландцев. Живей!

Выругавшись так, чтобы его не услышали, Шарп снова взобрался в седло и помчался назад. Интересно, как Маккандлесс себе это представляет? Где и кого искать? И кто пожелает послушать какого-то сержанта? Да, красномундирников на улице хватало – не хватало только дисциплины. И что же? Потребовать, чтобы эти люди отказались от того, ради чего дрались и лезли под пули? Чтобы отказались от законной добычи и кинулись за ним в новый бой? Пустая трата времени. Или того хуже. Нужно найти офицера и передать ему приказ полковника. Приняв такое решение, Шарп пробился через сжавшуюся от страха толпу в надежде наткнуться на какую-нибудь еще подчиняющуюся приказам роту.

Громкий хруст и треск над головой заставили Шарпа отпрыгнуть в сторону за пару секунд до того, как на место, где он только что стоял, обрушился хлипкий балкончик, не выдержавший веса трех сипаев и внушительного деревянного сундука, который они вытащили из спальни. От удара о камни сундук развалился. Из опрокинувшегося мешочка раскатились монеты, и три поверженных сипая хором вскрикнули, оказавшись под ногами хлынувшей собирать серебро толпы военных и гражданских. Высокий сержант-шотландец, расчистив место у сундука несколькими ударами приклада, стащил с головы медвежью шапку и принялся наполнять ее буквально свалившимся на голову сокровищем. Заметив краем глаза Шарпа и, очевидно, приняв его за конкурента, сержант сердито насупил брови, но Шарп перешагнул через него, споткнулся о сломанную ногу одного из сипаев и пошел дальше. Хаос! Полная неразбериха.

Из лавки горшечника выбежала полуобнаженная девушка, но остановилась, наступив на сползшее с плеча сари. Два красномундирника тут же схватили ее и потащили обратно в лавку. Отец девушки с разбитой в кровь головой лежал неподвижно на усеянном черепками полу, прямо за порогом. В какой-то момент девушка и Шарп встретились глазами, и сержант прочел в ее взгляде безмолвный призыв о помощи, но в следующий миг дверь захлопнулась, и ее заперли изнутри.

Группа ликующих шотландцев обнаружила таверну и уже веселилась во всю мочь, а у мастерской ювелира еще один горец преспокойно читал Библию, восседая на обитом железными полосами сундуке, который он же сам, вероятно, и вытащил на улицу.

– Хороший день, сержант, – сдержанно сказал солдат, но руку с мушкета убрал лишь после того, как Шарп прошел дальше.

Услышав в переулке еще один отчаянный женский крик, он инстинктивно повернул на звук. Группа сипаев вступила в схватку с горсткой солдат в белых мундирах, вероятно последних, в ком еще можно было признать защитников города. Командовал ими молоденький лейтенант-европеец, размахивавший легкой сабелькой. Впрочем, подкрепить храбрость умением он не успел – кто-то из сипаев ударил его штыком в спину. Офицер выгнулся, открыл рот в немом крике и выронил свое единственное оружие. С десяток смуглых рук вцепились в одежду и стащили лейтенанта с коня. Взметнулись штыки... В следующее мгновение те же руки уже рвали окровавленный мундир и шарили по карманам.

Позади лейтенанта сидела на другой лошади женщина в европейском платье. Лицо ее прикрывала свисающая с полы соломенной шляпы белая сеточка вуали. Кричала, должно быть, она. Прижатая к стене лошадь пыталась вырваться, а женщина держалась обеими руками за невысокий карниз, вскрикивая каждый раз, когда кто-то из сипаев старался стащить ее с седла. Другие сипаи рылись в узле на спине стоящего рядом мула. Женщина крикнула им что-то, но крик оборвался – двое индийцев ухватили ее за ноги.

– Нет!

На запястье у нее висел кожаный хлыст, но воспользоваться им несчастная не могла, не выпустив карниза. В какой-то момент она все же сделала выбор и полоснула по жадной темной руке, но сопротивление только разъярило ее обидчиков.

Шарп не колебался. Схватив мушкет за ствол и орудуя им как дубинкой, он врубился в толпу сипаев. При росте в шесть футов сержант возвышался над индийцами, как великан, а злость лишь добавляла ему сил. Отбросив пинком склонившегося над лейтенантом сипая, он переступил через тело, огрел прикладом ухватившегося за ногу всадницы жилистого индийца и ткнул дулом в живот другого, заставив его попятиться. Однако третий сипай дернул лошадь за уздечку, и женщина, лишившись опоры, упала на землю. Вид мелькнувших в воздухе ножек привел индийцев в восторг. Они ринулись к жертве и, несомненно, взяли бы свое, если бы на их пути не встал Шарп. Один из сипаев наставил на сержанта мушкет. Англичанин посмотрел ему в глаза.