Чужой Дозор - Марина Ясинская

И, конечно, в настоящем была неизменно улыбающаяся бабушка Паола с ее ритуалами, амулетами, однострунной беримбау и удивительными историями о древнем индейском колдовстве и потерянных святынях инков. И с отварами, которые так помогали при приступах астмы.

– Что за травы ты туда добавляешь? – спросил он как-то бабушку Паолу.

Та лишь загадочно улыбнулась в ответ.

– Неправильный вопрос. Помогают не травы, помогают слова, которые над ними читают.

– Так что это за слова? – допытывался любопытный Тэтэ.

– Это пуэльче, древний, почти вымерший язык. На нем говорят духи мира мертвых.

Абуэла так крепко верила в духов и мир мертвых, в судьбу и колдовство, что, когда Тэтэ находился рядом с ней, он тоже во все это верил, и ему нравилось, каким волшебным от этого становился мир вокруг.

Впрочем, и в обычном мире ему скучать не приходилось; мать была решительно настроена обеспечить старшему сыну полноценную жизнь и вырастить из него настоящего лидера – и самоотверженно отдалась этому делу. Тэтэ не ходил в школу, Селия обучала его сама. Когда мальчик из-за сильных приступов не мог встать с постели, она сидела рядом и читала ему книги, когда же он чувствовал себя лучше, то брала на реку и – к ужасу всех остальных – учила плавать. Селия приглашала в ним в дом детей бедняков, живущих по соседству, заставляла Тэтэ играть с ними в подвижные игры и сама с удовольствием принимала участие в футболе и догонялках. В конце дня она лично развозила сорванцов по домам и всегда брала сына с собой, чтобы показать Тэтэ убогие, нищие лачуги, в которых живут его приятели. А когда к ним в дом заглядывали ветераны-республиканцы гражданской войны в Испании, Селия разрешала сыну подолгу сидеть в гостиной и слушать разговоры о революции и социальной несправедливости, о борьбе и свободе.

Однажды подросший Тэтэ заявил, что хочет, как все другие дети, ходить в школу. Селия нахмурилась, прикусила губу, но спорить не стала.

– При одном условии, – строго сказала она. – Ты должен научиться сам делать себе уколы, ведь ингалятор тебе не всегда помогает.

Твердо настроенный не просто жить полноценной жизнью, но и, как говорила бабушка Паола, стать великим человеком десятилетний Тэтэ вскоре научился делать себе внутривенную инъекцию – и впервые переступил порог школы. Но не дорогой, католической, а самой обычной общественной школы, куда ходили все дети округи, – Селия решила, что это будет для сына хорошим уроком жизни.

Именно там стало ясно, что мадре Селия все-таки добилась своего: у Тэтэ развилась-таки потребность в лидерстве, во всеобщем восхищении, в славе. Пусть пока и дурной. Чтобы привлечь к себе внимание, Эрнесто-младший любил порисоваться перед сверстниками, обожал прихвастнуть и нашкодить. Ему ничего не стоило пройти по высокому забору на руках или на спор спрыгнуть из чердачного окна двухэтажного дома. Как-то он уговорил младшего брата Роберто забраться в кузов грузовика, и тот увез их за восемьсот километров от их родной Альта-Грасии! Когда они вернулись обратно домой с полицией, Тэтэ чувствовал себя то ли настоящим героем, то ли легендарным преступником.

Любого другого приступы астмы, ингалятор и шприц для инъекций сделали бы парией, но для Эрнесто они стали вовсе не признаком слабости, а способом придать себе загадочность. Школьные товарищи, хоть и считали Эрнесто пижоном, все как на подбор обожали его и стремились во всем ему подражать. Учителя сходились во мнении, что Эрнесто закончит свою жизнь либо на виселице, либо в президентском кресле – среднего этому сорванцу было попросту не дано.

Отец переживал за безрассудное поведение сына.

Мать им гордилась.

А бабушка Паола, как всегда, лишь загадочно улыбалась.

– Он иной, его предназначение – нести людям Свет, – повторяла она. – И ни съеденный на уроке мел, ни драка с сыном директора школы не смогут изменить его судьбу.

* * *

Мачу-Пикчу, Перу, март 1952 года

Эту ночь Эрнесто с Миалем вновь встречали на развалинах Мачу-Пичку – древнего города инков. Разбив палатки на площадке для жертвоприношений старинного храма, приятели неторопливо пили чай, смотрели на «город среди облаков», слушали шумящие далеко внизу на разные голоса джунгли и отдыхали; дорога выдалась нелегкой.

Когда Миаль описывал Эрнесто задуманное путешествие, сидя дома в уютной библиотеке за чашкой горячего кофе, в теории и на словах оно представлялось намного более простым и комфортным, чем оказалось на самом деле.

– Только представь, какая увлекательная поездка нас ждет! Мы будем гнать на мотоциклах по всему континенту, от лепрозория[10] к лепрозорию, – мечтал Альберто Гранадо, которого друзья прозвали Миаль. – Побываем во всех уголках Южной Америки, увидим массу интересного! Мы изучим, какие методы лечения используют в разных лепрозориях, и в каждом из них мы будем помогать врачам с больными. А когда вернемся, напишем с тобой книгу о проказе и способах ее лечения.

Эрнесто, будучи на тот момент студентом медицинского факультета, с воодушевлением согласился – он всегда с готовностью ввязывался в любые авантюры, которые казались ему привлекательными: от попытки сколотить состояние на продаже средства от тараканов собственного изобретения до оплаченного в рекламных целях одной частной фирмой путешествия по Аргентине на мопеде. И увлекательно расписываемая другом поездка по Латинской Америке на мотоциклах выглядела слишком заманчивым приключением, чтобы от него отказываться. Деятельная натура Эрнесто постоянно искала, куда бы направить свою неуемную кипучую энергию. А заложенная еще в детстве установка на великое будущее не давала покоя, призывала выбрать серьезную цель, которой стоит посвятить свою жизнь. И лечение прокаженных на тот момент казалось Эрнесто вполне достойным вариантом.

К сожалению, планирование не являлось сильной стороной ни одного из приятелей. Их совершенно не обеспокило то, что между лепрозориями Южной Америки лежат сотни и сотни километров пыльных, нередко вдребезги разбитых дорог и что отложенные на путешествие деньги могут быстро закончиться. И вот уже вскоре после отъезда приятелям пришлось разбивать палатку для ночлега в придорожных лесах и полях и зарабатывать на пропитание мытьем посуды в ресторанах, починкой радиоприемников и лечением крестьян и их скота. Светлое будущее Эрнесто недосягаемо маячило где-то впереди, порой и вовсе не видимое из-за гор грязных тарелок, которые требовалось вымыть, и огромных мешков с грязным вонючим бельем, которое нужно было перестирать…

И только в лепрозориях у приятелей выдавалась возможность немного передохнуть. Там они отсыпались на чистых кроватях и ели по два раза в день! А также обменивались опытом с коллегами и, невзирая на реальную опасность заразиться, с полной самоотдачей лечили прокаженных. Эрнесто, чтобы лишний раз подбодрить больных, даже не носил маски. Такой самоотверженный подход оправдывал себя – в аргентинских врачах души не чаяли как медицинский персонал, так и больные. И именно эта искренняя благодарность прокаженных, их расцветающие неумелыми, давно забытыми улыбками лица и на глазах растущее желание бороться с болезнью компенсировали все тяготы путешествия Эрнесто и Миаля.