Гапон - Валерий Шубинский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 33 ... 111
Перейти на страницу:

За съездом последовала «банкетная кампания» по всем сколько-нибудь крупным городам России. В ходе «банкетов» либеральная интеллигенция и просвещенная буржуазия обсуждали земские резолюции и высказывались в поддержку радикальных требований меньшинства. Формальным поводом для торжеств было сорокалетие судебной реформы Александра II. Встревоженные монархисты сравнивали происходящее с Генеральными штатами, созыв которых в 1789 году предшествовал революции. Мирский пытался «всех примирить, все сгладить» — и на полшага отставал от событий. Предложенный им проект реформ, включавший введение в Государственный совет представителей земств, был отвергнут под давлением Победоносцева и царских дядюшек — великих князей Владимира, Алексея и Сергея Александровичей, без совета с которыми Николай не делал ничего важного. Даже Витте, занимавший с 1904 года пост председателя Совета министров, не высказался в его пользу. 12 декабря был опубликован урезанный и выхолощенный манифест о преобразованиях в управлении; одновременно правительством было объявлено, что противозаконные сборища отныне дозволяться не будут, а земствам обсуждать политические вопросы заказано.

Надо сказать, что умеренные, лояльные либералы-конституционалисты не видели врагов в эсерах и эсдеках. Осенью 1904 года революционеры и либералы собрались на общую «конференцию освободительных сил» в Париже. Эсеров там, кстати, представлял Азеф. В сущности, это парадокс: в социокультурном смысле у В. Д. Набокова или князей-близнецов Долгоруких было несравнимо больше общего с тем же Святополк-Мирским или главнокомандующим дальневосточной армией генералом Куропаткиным, чем с каким-нибудь немытым террористом из «вечных студентов» или провинциальным провизором вроде Гершуни. Набоков-отец и дружил с Куропаткиным, что в тех же «Других берегах» упоминается, — но политически Куропаткин был ему врагом, а эсер — союзником. То же самое было по другую сторону баррикад. «Весна» сорвалась, борьба возобновилась, разделительная черта между сторонниками и противниками правительства снова стала важнее всех остальных — и в конечном счете союзниками Мирского или Лопухина в борьбе с такими же, как они, добрыми барами оказывались злобные и малограмотные черносотенцы… Если же это кому-то не нравилось, можно было только выйти из игры — но и так, как показывает драматичная судьба Лопухина, получалось далеко не всегда.

Между тем на Востоке дела шли все хуже. В августе и сентябре состоялись сражения при Ляояне и при Шахе — кровопролитные и бесполезные. Еще в июле был блокирован Порт-Артур, и надежд на его вызволение было все меньше. Правительство было сильным, но раненым зверем; его уступчивость возбуждала оппозицию, попытки проявить жесткость возбуждали еще больше. Но у либералов одних не хватало сил для решительного выступления. У революционеров — тоже.

Таков был фон, на котором протекала деятельность Гапона в 1904 году.

НАРВСКАЯ ЗАСТАВА, ДАЛЕЕ ВЕЗДЕ

Профсоюз на Выборгской стороне с несколькими сотнями членов — это было, по замыслу Гапона, только начало, ядро по-настоящему массовой организации. Теперь предстояло организовывать отделы. Петербург был велик, промышленных слобод в нем было много. Но главное внимание Гапона привлекала Нарвская сторона. Здесь было к чему приложить силы.

У Нарвской заставы было несколько крупных предприятий, но прежде всего там располагался главный индустриальный гигант Петербурга — Путиловский металлургический и механический завод.

Начало ему было положено в 1789 году, когда небольшое чугунолитейное предприятие было основано в Кронштадте. В 1801 году оно — по соображениям безопасности — переведено было на Петергофскую дорогу, на седьмую версту от города.

В то время это предместье было вполне аристократическим — Петергофская дорога вела в одну из главных царских резиденций. Вдоль тракта располагались усадьбы царедворцев. Сохранились несколько: Кирьяново, принадлежавшее княгине Дашковой, Александрино — дворец и парк Чернышевых. В основном же об усадьбах Шереметевых, Волконских и других аристократов напоминают разве что старые деревья, кругом стоящие у пруда в каком-нибудь школьном дворе. Трудно даже представить сейчас, как выглядел лет двести назад этот ныне промышленный район.

История завода складывалась так: он сильно пострадал от наводнения в 1824 году, некоторое время стоял заброшенным, безуспешно выставлялся на торги, а в 1842 году был дан в аренду, а затем подарен некоему Огареву — не свободолюбивому поэту, а совсем напротив, племяннику графа Клейнмихеля. Потом сменились еще несколько владельцев, и, наконец, 12 января 1868 года хозяином завода стал Николай Иванович Путилов, один из титанов русского промышленного капитализма, его первой, героической эпохи.

Инженер Путилов прославился во время Крымской войны, когда по поручению великого князя Константина Николаевича в кратчайшие сроки сконструировал и построил канонерки, защищавшие Кронштадт. Из Ржева привезли прядильщиков, оставшихся из-за войны без работы, посадили на канонерки — и из них вышли заправские моряки.

Путилов попал в струю. В России шло массовое железнодорожное строительство. Братья Поляковы и фон Мекк брали подряды, прокладывали тысячи верст с такой скоростью, которая графу Клейнмихелю и не снилась. Путилов делал стальные рельсы — делал по собственной технологии. Привозные рельсы лопались в холодные зимы, не выдерживали русских морозов. Железнодорожные концессионеры стали покупать хладоустойчивые рельсы Путилова.

Дела стремительно шли в гору. В 1869 году на заводе работало уже две тысячи человек, потом три, пять. Путилов знал их лично — не всех, но многих. Он обращался к рабочим по имени-отчеству, здоровался с ними за руку, разговаривал о домашних делах, о семьях, хозяйстве, скотине, оставшихся в деревне. Мог, если что не так, дать денег в долг.

Это было первое поколение индустриальных мастеровых, сплошь крестьянского происхождения. Путилов искренне любил этих людей, он любовался тем, как из них получаются настоящие солдаты тяжелой промышленности. А он был ее фельдмаршалом. Ее Наполеоном (ведь корсиканец тоже знал имена своих усачей-гренадеров и здоровался с ними за руку). Рабочие в поте лица трудились от зари до зари — но и сам он тоже. Каждый миллион пудов выплавленной стали отмечали все вместе — с факельными шествиями, катаниями с гор, тройками.

И, как Наполеон, Путилов во многом пал жертвой величия собственных замыслов. Его честолюбивая идея заключалась в том, чтобы перенести петербургский торговый порт с острова Котлин в устье Невы. Для этого необходимо было прорыть по дну Финского залива канал для крупнотоннажных судов. Над Путиловым издевались. Некрасов высмеял его (как, впрочем, и других ведущих российских капиталистов той эпохи) в своих «Современниках». И все-таки канал был дорыт — в 1884 году, через четыре года после смерти Николая Ивановича. Он и сегодня действует. Петербургский торговый порт и через столетие с гаком по-прежнему на Гутуевском острове — там, где Путилов предназначил ему быть. Но какова была цена этого свершения! На Путиловском заводе начались трудности, рабочим задерживали зарплату, производство сокращалось, людей выбрасывали на улицу. Путилов умер ославленным банкротом. В 1883 году Государственный банк продал заложенные в обеспечение долга акции Синдикату брянских и варшавских сталелитейных заводов — главному конкуренту Путилова. Это было типичное рейдерство. Председатель совета директоров синдиката князь Вячеслав Николаевич Тенишев (более известный как этнограф, археолог и основатель Тенишевского училища) стремился ослабить Путиловский завод, чтобы обеспечить выигрышные условия своим предприятиям на юге и западе страны. Через пару лет то, что оставалось от Путиловского, было вновь продано.

1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 33 ... 111
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?