Инка - Улья Нова

Лифт превратился в западню, ускользнуть не было никакой возможности, а ехать в такой тесноте – напряженное и рискованное дело: того и гляди, Инквизиция начнет скандалить, отчитывать и попрекать. Случись подобное пару месяцев назад, Инка бы стояла пропащим истуканом, не зная, куда девать руки-ноги, истлевая от пристальных, цепких взглядов соседки. Теперь Инка не терялась, теряться вблизи Инквизиции было ни к чему, да и неинтересно. Вместо этого у Инки отыскались занятия в узкой камере разогнавшегося лифта. Она нюхала день этой женщины, наблюдала ее мир, гадала, удалось ли соседке намыть что-то в тайник волшебства или туда комом складывается всякое хозяйственное барахло: озлобление, мелкие распри с семейкой сверху, где всегда происходят потопы, портящие Инквизиции потолок. Еще Инка прикидывала, есть ли у этой женщины пальто удачи или хотя бы жалкий будничный пиджачок. Инка внимательно и спокойно изучала Инквизицию. Соседке стало не по себе, она искоса перехватывала Инкины взгляды, боевито сдирая их, как слизняков, отбрасывая на царапанные и жженые стены лифта, возводила глаза к потолку и ждала, когда достигнет нужного этажа, поскорей спрячется за картонными и фанерными стенами дома-крепости, выпустит авоськи из рук на пол, а потом и ругнет Инку как следует.

Инка предчувствовала, как мучительно, как пусто будет дома, лучше уж пусть лифт громыхает и трясется между этажами, лишь бы не оказаться в четырех стенах бедлама-вигвама, где бродить до скончания времен и миров туда-сюда со сгорбленной спиной, распутывая, как пучок гнилых ниток: что произошло с Уаскаро, где он, стоит ли верить всему, что стало известно, и что делать дальше? Раньше Инка обращала мало внимания на существование соседки Инквизиции, как и на прочих соседей, которых она знать не знала, не замечала и не здоровалась. Но теперь-то Инка волокла груз весьма сомнительной муки из своего прошлого, подпорченной непонятной муки, которую можно принять за соль с крупинками Инкиной слепоты, а можно – за тертое стекло с примесью сна и яви, а можно – за мел, где комки легенды о мистере латино хрустят вперемешку с Инкиным легковерием и подозрительностью. Непонятным был этот груз и мучительным, нужно было срочно отвлечься, бежать от этого мучения, поэтому Инка смело встретилась глазами с соседкой Инквизицией и сказала:

– Простите, я забыла купить сахар. У вас не найдется пакетика взаймы?

Инквизиция не скрыла удивления, она тут же выложила все свои упреки, победоносно оглядывая Инку сверху донизу:

– То ходишь мимо, не здороваисся, нос кверху и пошла, то ей сахар подавай. Магазин я тебе или что? Может, еще чего надо? Ладно, пошли, раз забыла купить, у меня на балконе есть пакетик. Мы люди ня гордыя. Но расплатисься сразу, а то я вас знаю.

В коридорчике у соседки Инквизиции темно и жара, как в летнюю засуху. Дверь в комнату приоткрыта, оттуда, из угла над комодом Инкины топтания на пороге наблюдает большая икона из фольги. Войдя в дом, соседка нарисовала в воздухе неровный крест и тихо доложила: «Вот, вернулась с покупками». Молча, оглядывая домашнюю утварь, все ли цело, вслушиваясь в тишь квартиры, Инквизиция кое-как сняла боты, аккуратно поставила их и босиком пошлепала в комнату. Инка тихонько заглянула туда и замерла на пороге прекрасно сохраненной комнатки-музея.

У стены напыщенно, с гордостью бедной провинциалки притаилась железная кровать, устланная кружевным белоснежным покрывалом. У окна, в углу затаилась тумбочка с телевизором, что бережно укрыт вязаной салфеткой. Пыль оседала на два ковра и почерневший комод. Все это стерегла из своего угла икона – хранитель домашнего очага, которую хорошо видно с лестничной клетки, если дверь отворить пошире. Никакая мелочь не выбивалась из стройного хора вещей, ни одной безделушке из товаров последнего времени не удалось просочиться сюда: ни пестрый календарь, ни пластмассовый столик, ни синтетический плед не заполз хитростью под видом подарка или необдуманной покупки. Ничто не нарушало покоя времени, его счастливого погребения в чистенькой гробнице-хранительнице с голубыми, чуть выцветшими обоями. Это была редкая гробница, где бедность создала все условия, чтобы прошлое, укутанное в кружева, счастливо дремало под медленный полет пылинок. И прошлое спокойно посапывало, вдыхая крахмал старых, застиранных штор, под жужжание древнего телевизора «Темп» со сломанной антенной. Комнатка-музей позволяла окунуться в быт, приметы которого, сваленные как попало на корабли, давно унеслись к землям забвения. Инка наслаждалась покоем усталой, замусоленной мебели, которая напряглась в ожидании неизбежного: у Инквизиции нет детей, когда-нибудь жилище перейдет во владение к чужому человеку. Очень вероятно, что новый властелин этих тридцати с хвостиком квадратных метров будет принадлежать к иному этносу и культуре, цель которой – побороть прошлое, забыть, приврать и прифантазировать. Внедрится новый властелин в гробницу, обдерет лентами старенькие обои – они уже сейчас кое-где пузырятся, потом накатает холодные воды эмульсионки на стены, вишневой или бежевой, смотря, какая будет моднее. Довольный, оботрет пот со лба, оглядит владения и начнет пичкать комнатку безделушками: подсвечниками, каменными пепельницами, низкими стеклянными столиками, стойками, фонтанчиками А прошлое, так бережно сохраняемое в квартирке-гробнице, как пугливая дичь, улетит без оглядки в старинные земли забвения. Там на дорожках идолы гипсовых горнистов и крепкие девушки-волейболистки из бронзы. Там были свои вожди и прорицатели, они старались накликать светлое будущее и выискивали его за каждым холмом, что преспокойно заслонял небо. Возможно, светлое будущее шло с ними параллельным курсом, так и не удосужившись пересечься. Со временем жрецы раскусили одну тайну светлого будущего – оно, как линия горизонта, всегда удаляется на почтительное расстояние от искателей и путешественников. От такого открытия не грех повесить головы, не грех и повеситься. О, старинные земли забвения! Там радиоактивные ученые соревнуются в любви к людям. Там избушки-уборные – бесплатно. Там громадные золотые самородки щедро приносят в дар многочисленным НИИ, а целые площади народу приносят в жертву просто так. Там цепи пищевые похожи на тюремные кандалы. Там божки в кепках или с бородами – по три на каждом перекрестье улиц. И ты там был, не отнекивайся. И тебя когда-то заметили там, но не волнуйся, они не скажут, они сами стесняются, что прибыли оттуда, они прикидываются, как будто ведут свое происхождение из далеких земель и древних времен.

Инку услаждал сон времени, но, выстукивая по полу тяжелые частые шажки, Инквизиция явилась с балкона, сжимая толстую пачку сахара под мышкой.

– Бери, деньги не забудь отдать. Сахар-рафинад. Кило.

Пачка была из старых запасов, которые уже давно пора истребить в чай, позванивая ложечкой в колокольчик чашки. Инка понюхала жесткую обертку, бумага старинная, выцвела, пачка эта затерялась на балконе и спокойно пролежала там со времен ушедшей цивилизации. Инка медленно насытила комнату долгим вздохом. Надо было предвидеть, что быт Инквизиции стукнет по молчащим доселе барабанам души. Инка уже взялась за дверную ручку, но рискнула выйти из игры, смело предложив соседке:

– А может быть, чаю? У меня тут с собой пирожные: корзиночки с желе и вафли.

Чайник огласил квартиру криком бойцового петуха, предлагая всем живым пробудиться. Кухню иконы не стерегли. Здесь царил свежий, сельский запах сена. Под потолком висели связки сухого укропа, зверобоя, плетеные венки из крупного чеснока. Соседка, горделиво подбоченившись, с удовольствием наблюдала, как Инка вдыхает аромат трав и кореньев: