Поцелуй щёлки - Тессония Одетт

случилось на самом деле? Почему ты участвуешь в этом нелепом конкурсе?

Мой ответ получается коротким и слабым:

– Она нашла меня, Подаксис.

– Кто?

– Ты знаешь кто. Нимуэ. Моя мать.

При звуке ее имени мой лучший друг съеживается.

– О нет. Что же случилось?

Слеза скатывается из уголка моего глаза и стекает по щеке. Хотела бы я просто закрыть глаза и забыть о том, что произошло за последние пару часов. Тем не менее Подаксис – мой лучший друг, мой брат. Он заслуживает правды.

Так что я рассказываю ему все.

Глава XIII

Следующие дни я провожу, расхаживая по своей комнате и усердно убеждая себя, что поступаю правильно. Не только для себя, но и для блага Фейривэя. Просто потому, что юноша, которого я спасла, не показался мне убийцей, еще не значит, что я не допустила ужасную ошибку, впустив его на остров. И если покушение на его жизнь действительно было санкционировано Советом Альфы, разве мне не следует довериться их решению? В конце концов, этот человек убил фейри. Пусть ему и было десять лет, но его жертва, запертая в подвале, закованная в железные наручники, была вынуждена сражаться за свою жизнь в течение трех лет. Действительно ли это было самообороной? Семь ножевых ранений и мальчик, с ног до головы покрытый кровью.

Когда логичное мышление не снимает бремя с моего сердца, я сосредотачиваюсь на эгоистичных причинах того, что собираюсь сделать. После еще одного поцелуя я буду вольна вести жизнь, которую захочу, смогу уехать, куда душе заблагорассудится. И даже могу вернуться, чтобы повидаться с отцом…

От мыслей о нем у меня сжимается сердце. Я все еще не уверена, что чувствую после разговора с Нимуэ. Почему отец не рассказал мне о сделке с ней? Может ли быть хоть какая-то доля правды в том, что сказала морская ведьма: что он отдал меня, потому что одна мысль о том, чтобы жить со смертельно опасной дочерью, вызывает у него отвращение?

Нет, я отказываюсь в это верить. Тем не менее, по мере того как приближается время начала конкурса, вопросы не дают мне покоя. Снова и снова, расхаживая по своей комнате, я размышляю о том, чтобы написать отцу письмо, но не могу заставить себя сделать это. Я избегала любого общения с ним с тех пор, как сбежала, потому что опасалась, что мои письма могут перехватить.

Теперь, когда Нимуэ нашла меня, больше нет необходимости прятаться. Я должна написать ему. Если не для того, чтобы задать интересующие меня вопросы, то хотя бы чтобы сообщить, что я в безопасности.

Только вот тогда мне придется признаться, что по моей собственной глупости морская ведьма нашла меня. И что я согласился убить кого-то для нее.

Осознав это, я решаю, что лучше подождать, пока дело не будет сделано, пока нельзя будет с уверенностью сказать, что я свободна, что мне больше никогда не придется убивать. Вот тогда и напишу отцу.

А до тех пор от полной свободы меня отделяет только один поцелуй. Одна жизнь закончится, а моя наконец-то сможет начаться.

Наступает утро первого дня конкурса невест. Я стараюсь сосредоточиться на положительной стороне происходящего, пока пробираюсь от «Прозы стервятника» к улице Спасения. Проходит совсем немного времени, прежде чем я начинаю ворчать себе под нос, поскольку в туфлях на каблуках, которые Надя сумела найти для меня, мне приходится передвигаться изящными, но маленькими шажками. Мне больше по душе кожаные ботинки на плоской подошве, которые я обычно ношу, но Надя отказалась учитывать мое мнение. Вместо этого она почти втолкнула меня в узкие черные туфли и приказала забыть о ботинках. В большой ковровой сумке, которую я прихватила с собой, лежит еще одна пара – шелковые танцевальные туфли, – а также свежая сменная одежда. Надя чуть в обморок не упала, когда я заявила, что обойдусь одной сумкой, которую к тому же понесу сама. Смешнее всего было наблюдать, как она попыталась заставить Подаксиса принять благую форму и притвориться моим слугой.

– Я часто размышляю о том, как ты выглядишь в благой форме, – сказала она сегодня утром, бросая на Подаксиса оценивающий взгляд из-под ресниц, в ответ на который мой лучший друг был способен только невнятно заикаться.

Слава богу, Надя понятия не имеет, что я принцесса. Она бы наняла всех известных нам актеров, чтобы эффектно представить меня служителям церкви. В конце концов, я настояла на том, что обойдусь без фанфар и ограничусь единственной ковровой сумкой с вещами.

– Не могу поверить, что мы действительно это делаем, – говорит Подаксис. Я держу его в одной руке, в то время как другой сжимаю сумку. – Ты уверена, что они вообще позволят мне войти?

– А почему должно быть иначе?

– Я же не участвую в конкурсе.

– Ну, я не смогу вынести это в одиночку, так что ты станешь кем угодно, кого они позволят пронести через порог. Даже статуей моего несуществующего двоюродного дедушки Джорджа, если понадобится.

– Я вообще не понимаю, каким образом мое присутствие может тебе помочь.

Я пожимаю плечами.

– Мне может понадобиться помощь в шпионаже. Или… просто дружеская поддержка.

– Вспоминаешь, что я твой лучший друг, только когда тебе это удобно, – бормочет он.

Когда мы добираемся до улицы Спасения, я уже покрыта потом. Не знаю, то ли от беспокойства, то ли от тяжести переполненной сумки, то ли от дискомфорта, который доставляют ходьба на каблуках и душный корсет. Все, что я знаю, это то, что даже приторно-сладкий аромат люми, манящий с противоположной стороны улицы, не может успокоить мои нервы. Хотя на мгновение у меня возникает искушение просто забыть про этот сумасшедший план и наесться сладостей, пока не потеряю сознание от блаженства. Однако это длится всего секунду, потому что мне известно, что поставлено на карту.

Моя жизнь.

Когда я добираюсь до церкви Святого Лазаро, перед входом снова виднеется толпа. Группа мужчин и женщин кружит вокруг вывески и пытается украдкой заглянуть внутрь. Парадные двери открыты, но, учитывая мужчину, стоящего в дверном проеме, оставаясь снаружи, ничего рассмотреть им не удается. Мужчина в дверях одет так же, как и священник, с которым я разговаривала в ту ночь, когда спасла Дориана. Как же его звали? Отец Виктор? Однако это не он. Этот незнакомец на несколько дюймов выше и в два раза шире.

Глубоко вздохнув, я поднимаюсь по лестнице и подхожу к нему.

– Я пришла, чтобы участвовать в конкурсе.

Он оценивающе смотрит на меня проницательным взглядом. Не могу сказать, доволен он увиденным или испытывает отвращение. Хотя,