Система (сборник) - Александр Саркисов

С недовольным видом штурман подошел к старпому, взял в руки спикер и начал вызывать порт:

– Капитао до порто, капитао до порто.

Публика на ходовом мостике наблюдала за Лехой с восхищением. Он продолжил:

– Еу руссо барка, прошу добро на вход.

Еще не успели отсмеяться, а рулевой доложил о приближающемся лоцманском катере.

Обиженный штурман проворчал:

– И чего ржали? Вот вам лоцман на блюдечке.

В порту, оформив все формальности, погрузили на борт два здоровенных опломбированных ящика и разместили сопровождающего. Пришло время исполнять портвейновую резолюцию. Учитывая важность мероприятия, группу решил возглавить Берендяев, в группу включили завпрода как главного дегустатора и штурмана как переводчика. Зам скомандовал:

– Сбор на юте через десять минут!

Через десять минут на юте стоял Берендяев, при погонах и фуражке, с двухлитровым бидончиком в руках. Появился одетый франтом штурман, следом выкатился на кривых ногах завпрод с двумя новыми эмалированными ведрами. Он уставился на бидончик:

– Виктор Антоныч, это же просто позор для великой державы!

Вокруг одобрительно загудели. Зам сдался.

– Черт с тобой, бери ведра.

Троица торжественно спускалась по трапу, их провожали, как космонавтов в открытый космос.

Задача перед ними стояла сложная, найти в чужом городе шалман или наливайку с таким переводчиком, как Котенко, – дело непростое, плюс время строго ограничено. Успокоил Шмурдяк:

– Не боись, по запаху найдем!

Вышли за территорию порта, первым вышагивал, как циркуль, на негнущихся ногах Берендяев, следом, делая вид, что он ни при чем, шел штурман, замыкал процессию завпрод, перекатываясь на кривых ногах и гремя крышками ведер.

Не зная города, не имея карты, они уверенно шагали по Руа Томас Рибейро, не сомневаясь в правильности выбранного пути и не спрашивая прохожих: их вело Провидение.

На пересечении с Руа Конде Альто Меарим завпрод неожиданно остановился и стал принюхиваться. Казалось, его нос живет отдельной от всего организма жизнью. Сначала он начал подергиваться одновременно раздувая ноздри, потом съехал в сторону, шумно втянул воздух и уставился на парк Базилио Телес.

По дороге в сторону церкви шла процессия, возглавляемая пастором. Духовой оркестр исполнял что-то красивое и невеселое. Зам смотрел на них как на малахольных:

– Господи! Двадцатый век на дворе, а они в Бога верят.

Он вдруг физически ощутил превосходство социалистической системы. В это время завпрод, ничего не разбирая перед собой, бросился по направлению собственного носа. Гремя ведрами, подобно Зевсу Громовержцу, он рассек толпу перепуганных католиков и уверенно влетел на территорию парка. Зам со штурманом еле за ним поспевали.

Через пять минут они, запыхавшись, выскочили на пятачок, где стояла бочка, похожая на нашу квасную, а за столиками сидели немолодые мужики и неспешно пили портвейн из узких высоких стаканчиков.

Вот оно! Сначала решили снять пробу, взяли по одной порции. Поглядывая на местных, пили не спеша, еле сдерживаясь. Попытка завпрода повторить дегустацию с целью уточнения букета была решительно пресечена.

Рядом с бочкой стоял колоритный мужчина с хищными черными усами в длинном белом фартуке и кепке-аэродроме. Если бы не красный платок, повязанный на шее, можно было бы подумать, что это набережная Сухуми. Зам подтолкнул Котенко к бочке:

– Иди, полиглот, настал твой час.

Леха подошел к продавцу, завпрод следовал за ним тенью.

– Синьор, кванта коста ведро портвейна?

Синьор не слушал, он с обалдевшим видом рассматривал новые десятилитровые эмалированные ведра.

(Сон в летний полдень, вызванный общественно-политическими катаклизмами)

Когда корабль у причала, лучшее время для лейтенанта – обед.

В кают-компании, за обедом, лейтенант ест быстро, в умных разговорах не участвует. После обеда в шахматы, в нарды, в козла не играет. И книг не читает тоже. Чем быстрее пообедает, тем больше времени на сон останется. Борщ съеден, макароны по-флотски запиты-продавлены компотом из сухофруктов, появляется чувство расслабляющего насыщения. Скорее в каюту, ботинки сбросил и как есть в койку. Шторку задернул, улегся, затылок привычно падает в ямку на подушке, как шар в лузу, кровь приливает к желудку, сознание затухает, веки слипаются.

Вот так пять лет в училище карабкался-карабкался к вершине пищевой цепочки, а стал лейтенантом – начинай сначала, можно сказать, из акул в креветки. Нелегко лейтенанту на флоте, тяжело. Начальников больше, чем подчиненных, мнения своего нет, а если и есть, то никого оно не интересует.

Ничего, два годка пролетят – не заметишь, глядишь, и старшего лейтенанта присвоят. А старлей – это уже почти человек, ему и дело какое-никакое доверить могут или даже в магазин послать. И пойдет служба как по маслу, так и до командира дослужиться можно. Командир на флоте – это вам не хухры-мухры, и неважно, в каком он звании, командир – это свято. Тут уже кроме уваженьица и детский сад для деток, и машина, и квартира вне очереди. Командир – это статус!

Ну а дальше, если без пьянок, без залетов, без антисоветчины, можно и в академию проситься. Там за два года твои обострившиеся эндогенные психозы, расстройства личности и апатию к службе адмиралы-академики переведут в стадию стойкой ремиссии.

Теперь уже не ты службу, служба тебя двигает. Гадалка не нужна, все как на ладони. Немного времени пройдет, и ты – большой начальник со своим кабинетом, своим мнением, хорошим окладом и двумя выходными. До капитана I ранга дотянешь – это уж точно, а если повезет… об этом даже мечтать неприлично.

Наконец настанет день, и министр обороны уволит в запас по выслуге лет. Все у тебя есть – и квартира, и машина, и дача, и пенсия немалая. Не жизнь – малина. Хочешь пчел разводи, а хочешь помидоры, а можно по стране поездить, она большая, она красивая, заслужил. А главное, ощущаешь себя гражданином ВЕЛИКОГО ГОСУДАРСТВА, и никакого материального эквивалента этому чувству нет.

Разомлел лейтенант, размечтался, как Мальчиш-Кибальчиш о светлом будущем.

Вставай, лейтенант! Пришла беда, откуда не ждали, напала на нас из-за Черных Гор проклятая ПЕРЕСТРОЙКА. Не будет теперь у тебя ни уважения людей, ни достойной старости, ни чувства гордости за ВЕЛИКУЮ РОДИНУ!

Жизнь достойная и старость обеспеченная теперь для Плохишей. Все растащили, все поделили, продали все. Теперь Плохиши в стране главные. Проспал, лейтенант, ты свое счастье!