Искушение для принцессы - Мейси Ейтс

Карлотта встала со стула, пытаясь прийти в себя после сна, и последовала за ним на холодный ночной воздух. Она вся дрожала.

– Что мы теперь будем делать? Что это значит?

– Это значит одно – я теперь король. Утром соберем пресс-конференцию.

Он пошел к машине, которую припарковал у главного входа в больницу. Стоянка там была запрещена, но его это не касалось.

Родригес открыл дверцу машины со стороны водителя и замер:

– И моего отца больше нет.

Карлотта подбежала к нему и обняла, не заботясь о том, хотел он того или нет. Ему была нужна ее поддержка, даже если он никогда не признается в этом.

– Мне жаль, – прошептала она срывающимся голосом.

В ответ он обнял ее одной рукой. Она слышала его учащенное дыхание.

– Мне жаль, – снова повторила она, не отпуская его.

Прохладный ночной ветер дул с моря, а по ее щекам текли слезы.

Карлотта сжала его руку:

– Не хочешь пройтись?

– Хочу, – ответил Родригес.

Держась за руки, они отошли от машины, оставив ее открытой. В этот поздний час все вокруг казалось пустынным. Больница находилась на возвышенности около океана, в нескольких минутах езды от города. Они молча вышли на тропинку, ведущую к берегу. И когда оказались у самого океана, волны которого плескались у их ног, он снова заговорил:

– Моего отца больше нет. И нет возможности разрешить все то, что между нами произошло. Нет шанса на воссоединение, на извинения… Он никогда бы не извинился, но возможность такая была. А теперь ее нет. И все, что мне осталось в воспоминаниях об отце, – это боль, страх и годы молчания, когда я старался по максимуму его избегать. – Родригес глубоко вздохнул. – Что я чувствую? Я не понимаю… Если что-то вообще чувствую…

– Нет правильного или неправильного ответа, – сказала она. – Есть твои чувства. Так и должно быть.

Он молчал. Потом опустился на колени. Карлотта села рядом, не тревожась о том, что платье будет в песке. Не тревожась ни о чем, кроме одного – она должна быть рядом с ним. Утешить его.

В груди Родригеса все сжалось – было трудно дышать. Все, что было связано с отцом, теперь ушло, и с осознанием этого пришло облегчение и печаль. И еще боль не оставляла.

– Я… слишком упрощал все, – произнес Родригес медленно, не понимая, почему рассказывает ей. Но держать в себе это он тоже больше не мог. – Я имел дело с отцом на моих условиях. Это было нелегко. Конференции, совещания… Но в душе я его ненавидел, Карлотта. За все, что он сделал мне. За уход моей мамы.

Голос Родригеса оборвался, он почувствовал слабость. Эмоции переполняли его, на щеках она заметила влагу – и тому виной были не брызги океана.

Он продолжил:

– Потому что мама не могла жить с монстром, и я знаю, понимаю – никто бы ей никогда не позволил забрать с собой наследника. Но легче было обвинять маму за ее бегство, чем понять…

Карлотта положила руку ему на затылок, и это прикосновение прибавило ему сил.

– Когда она ушла, отец забрал мои игрушки. Потому что я был плохим ребенком, – сказал Родригес. – Да и мама ушла, потому что я был плохим, а плохие мальчики не заслуживают игрушки. – Он никогда никому не рассказывал об этом, заставив себя поверить – это глупо. – Некоторое время спустя он в первый раз ударил меня. За то, что я ерзал в церкви. Мы – дети королевских кровей – должны показывать пример, а я не был примером для других. Мне тогда было около пяти лет – как Луке сейчас. Поэтому я научился закрываться от всех и уже забыл, каково это – снова чувствовать себя… нормальным. Карлотта прислонилась к нему, и он почувствовал ее кожу, влажную от слез.

– Я должен испытывать печаль, – снова заговорил он, – из-за его ухода. Но я печалюсь только потому, что у меня никогда больше не будет отца. Никогда. Все закончилось. А моя мама… Я знаю только – ее тоже больше нет в живых. Мне теперь никогда ничего не вернуть, хотя в глубине души я всегда верил – все вернется.

Карлотта обняла его, и он вдруг осознал – ни с кем до этого ему не хотелось делиться своей грустью. Когда он плакал, его никто не утешал, никто не выслушивал.

Родригес приглашал бесчисленное количество женщин в свою постель, но никогда никому не показывал истинного себя. А Карлотта теперь знает. Знает о том, как разбито его сердце. Мама оставила Родригеса, а отец бил. Собственные родители никогда не любили сына.

Сердце Родригеса заныло от невыносимой боли. Родители не любили его. Что с ним было не так? Да, он столько лет избегал чувств… Но ведь это неудивительно.

И теперь смерть отца заставила его снова чувствовать.

Внезапно он отодвинулся от Карлотты и встал, тяжело дыша. Боль разрывала грудь.

– Родригес…

– Нет! – сказал он резко. – Ты не сможешь ничего исправить. Я не нуждаюсь в психотерапии, как твоя сестра. Это непоправимо. Хватит!

Родригес резко развернулся и отправился обратно к машине.

Сев в автомобиль, он хлопнул дверцей и стал дожидаться Карлотту. Он был весь в напряжении, на грани срыва. Когда Карлотта села рядом с ним, он завел двигатель и отъехал от больницы.

По дороге во дворец они оба молчали. Ему хотелось, чтобы она заговорила. Он нуждался в ее поддержке. И ненавидел себя за эту слабость, потому что не терпел зависимости.

Но эмоции брали верх, сжигая его заживо.

Когда они подъехали к дворцу, он резко затормозил, разбрызгивая гравий на лужайку. Слуги с открытыми ртами наблюдали, как, босоногий, принц вышел из машины и стремительно направился внутрь дворца.

Родригес вошел в свою комнату и закрыл за собой дверь. Он даже не обернулся.

В этот момент он страстно желал Карлотту. Но все, что Родригес делал сегодня, чтобы не быть тем, кем он не должен быть – самим собой! – рушилось в одночасье.

И не только сегодня. С того самого момента, как он увидел ее. Его смутное представление о своей будущей жене, которую он едва будет замечать, которая не будет мешать ему жить, потеряло всякий смысл. И прямо сейчас Карлотта нужна была ему так сильно!

Родригес распахнул дверь своей комнаты и вышел в коридор, по дороге стягивая с себя рубашку и бросая ее на мраморный пол. Без стука он ворвался в комнату Карлотты.

Она обернулась – ее глаза были широко открыты от удивления. Она уже собиралась лечь спать и была в ночной сорочке. Как же он хотел снять с нее эту сорочку! Как желал ее тело!

– Ты нужна мне, – произнес он.

Медленно кивнув, она пересекла комнату и оказалась в его объятиях.

Карлотта знала, что ему нужно. Она всегда знала.

От ее прикосновений мир Родригеса, казалось, снова начал приобретать краски. Все стало выглядеть чище и проще.