Юлий Цезарь - Роберт Этьен

Вопреки более поздним, неизменно тенденциозным источникам Клеопатра не производит впечатления женщины, очарование которой заслуживало бы особого восхищения[247]. Это подтверждается иконографическими документами, являющими нам ничем не примечательное лицо, «мужеподобную» физиономию, — ничего такого, что могло бы пленить диктатора.

Он решил принять ее в Александрии, и только при его содействии она смогла вновь проникнуть в царский дворец. Плутарх приукрасил этот факт и придумал эпизод в духе похождений Рокамболя, в котором царицу, завернутую в мешок для постели, как бы случайно приносят в покои Цезаря!

В любом случае, связь римлянина с египтянкой ни в коей мере не могла повлиять на его политику в отношении Египта. Он вовсе не собирался аннексировать это теократическое государство, но хотел поставить его правителей под свой пристальный контроль. Когда Птолемей XIV, изгнанный 25 марта (4 февраля 47 г.), нашел свою смерть, оказавшись в лагере враждебных Цезарю египетских сановников, Клеопатра по настоянию последнего вышла замуж за своего второго брата, который стал править под именем Птолемея XV. В течение трех месяцев Цезарь плыл вместе с ней вверх по Нилу на таламеге,[248] увеселительном корабле, в котором брачные покои были особо красиво украшены. Он сумел воспользоваться этим романтическим путешествием для сбора полезной информации. В конце июня (начале мая 47 г.) Цезарь покинул Клеопатру, чтобы отплыть в Азию, где назревало восстание Фарнака. Таким образом, в этой истории Цезарь вовсе не только поддался напору чувств: у него на уме были лишь достоинство римской державы и интересы государства[249]. Оставленные в Александрии три римских легиона служили для венценосной супружеской четы залогом вольной или невольной верности.

Той же заботой о государственной пользе можно объяснить пребывание Клеопатры в Риме, продолжавшееся больше года вплоть до смерти диктатора. Он не спешил звать ее в Рим, куда она приехала только после 1 сентября 46 года, и не оказывал ей особого внимания после того, как вернулся из Мунды. Он поселил ее не в Domus regia,[250] где жила его супруга Кальпурния, а в своих садах на правом берегу Тибра.[251] Возможно, его привязанность к ней уже ослабла к этому времени. Ведь в первой половине 45 года, находясь в Южной Испании, он нашел новую избранницу: царицу Эвною, супругу Богуда Мавританского.

Итак, страсть Цезаря сводится к мимолетному увлечению. И если диктатор вызвал Клеопатру в Рим, то только потому, что хотел сделать очевидной власть Рима над Египетским царством. Кроме того, в Вечный город ее сопровождал Птолемей XV. Засыпанная дарами, она тем не менее не могла вернуться в Египет и оказалась, таким образом, неофициальной узницей. Марк Антоний восхвалял Цезаря за это подчинение Риму египетской царицы.[252]

Подобная политическая подоплека отношений между Цезарем и Клеопатрой не позволяет верить, будто бы у Цезаря от Клеопатры был сын Цезарион. Уже в древности эту легенду оспаривали современники, как Николай Дамасский,[253] так и секретарь Цезаря Оппий.[254] Цезарю тем более легко отказать в этом отцовстве, что анализ документальных свидетельств, в частности переписки Цицерона, позволяет датировать рождение Цезариона самое позднее 20 апреля 44 года, когда Клеопатра уже сошла на берег после побега из Рима в начале апреля этого же года. Вполне возможно, что настоящим отцом ребенка был Антоний, у которого были и время и возможность встречаться с Клеопатрой в ее садах на берегу Тибра в 45 году. Появившийся на свет Цезарион должен был быть зачат около 20 июля 45 года, когда Цезарь воевал в Испании. Если Клеопатра претендовала на то, что родила Цезариона от Юлия Цезаря, то только для того, чтобы досадить приемному сыну Цезаря Октавию, выдвинув предполагаемого конкурента — родного сына диктатора. Действуя от имени Антония при посредничестве Долабеллы, в начале 43 года она разделила трон с этим ребенком, рожденным месяцев за десять до этого, и нарекла его Птолемеем XVI вместо Птолемея XV, который весьма кстати скончался незадолго да этого. Египетские и греческие тексты стали с этих пор упоминать среди царских имен «Птолемея, прозванного Цезарем», — по крайней мере покуда царице Египта нужно было напоминать об этом апокрифическом отцовстве. В свою очередь и она использовала этот плод своей греховной любви в перипетиях политики, балансируя между Октавианом и Антонием. Надо признать, что и ее «покровитель» Цезарь не повиновался исключительно порывам любовной страсти: он умел подчинять их политическим перспективам превращения Египта в вассальное государство.

Итак, Цезаревы солдаты в своих веселых песнях восхищались жизненной энергией того, кого они провозгласили императором: ничто не могло перед ним устоять. Противник склонялся перед его военным гением, женщины, не могли сопротивляться его искусству обольщения. Для Цезаря речь шла о том, чтобы явить миру вечную молодость и создать новый миф, который слился бы с идеей о вечности Рима. Имеет ли при этом смысл говорить о любовных чувствах как самого Цезаря, так и его женщин? Катон[255] был прав, когда сказал: «Невыносимо, что общественная власть проституируется браками и женщин используют для того, чтобы распределить между кумовьями провинции, армии и власть». Скандальное поведение Муции напоминает водевиль: жена изменяет мужу, занятому военными действиями вдали от дома. Однако это не мешает Помпею спустя несколько месяцев принять из рук Цезаря новую жену, его дочь Юлию, несмотря на то, что она была уже помолвлена с Сервилием Цепионом. Декорации устанавливались на политической авансцене, и нам никогда не узнать, чем в большей мере руководствовался Цезарь: соображениями государственной пользы, сердечными страстями или физиологической потребностью.

Исключительная способность Юлия Цезаря к обольщению

Что же так нравилось в нем женщинам? Несомненно, лицо, известное нам по бюстам и монетам. Эти документы отнюдь не подтверждают мнения Светония[256], который считал лицо Цезаря слишком полным. Во всяком случае, один из денариев[257] передает нам его портрет в конце жизни: худощавое лицо, тонкая шея, хорошо очерченный нос, тонкие и чувственные губы, открытый взгляд. Светоний сообщает, что глаза его были черными и живыми.[258] Жизненные испытания, тяжелые военные кампании оставили свой отпечаток на его облике и, несомненно, сделали его взгляд более выразительным, более нервным. Цезарь всегда торопился, казалось, он всегда устремлен вперед. Он был нетерпелив и всегда проявлял непреодолимое желание завоевывать, но при этом не изнурял свое тело, общаясь с проститутками или пьяницами, потому что не был склонен к злоупотреблению вином.[259] Будучи в добром здравии и тщательно ухаживая за собой, он приберегал страстные порывы своего хорошо сложенного, пропорционального тела[260] для жен своих друзей или врагов, — прекрасный способ одерживать двойную победу! Даже его лысина, обнажавшая широкий лоб, как на бюсте, хранящемся в Копенгагене,[261] — притягивала к себе взгляд, ибо Цезарь блистал умом и решительностью. Не одна женщина поддалась его чарам, но сам он не позволял Венере управлять собой, он лишал исключительности власть этой богини, переходя из объятий одной любовницы в объятия другой. Но эта сила соблазнителя не ограничивалась сферой чувственности. Умея пленять сердца и тела, он стремился, благодаря свойственной ему харизме, управлять миром и хотел установить в нем свое царствие (regnum).