Имитатор. Книга вторая. Дважды два выстрела - Олег Рой

Но Аристарх Петрович почти возмутился:

— Да никто его не отключал! Я же вашим уже рассказывал. И показывал все. Щит заперт, его так просто не откроешь. Так что… — бархат на худых плечах колыхнулся. — Непредвиденная случайность, короткое замыкание. Проводка-то старая, а тогда дождь шел, видимо, в швы натекло и замкнуло.

— Показывали, говорите? А мне покажете? — попросила она. Вместо того чтоб попенять на легкомысленное отношение к состоянию проводки. Ему наверняка уже неоднократно пеняли, так что оправдываться не станет.

— Да смотрите сколько угодно. Правда, мы уже все починили, конечно. Точнее, поменяли проводку.

Арина скептически хмыкнула:

— Так стремительно?

Смутить директора, однако, не удалось.

— Да мы давно планировали, а когда витрину заново стеклили, то и проводку заодно поменяли. Кто же станет у нас выставляться, если тут такое возможно, — миролюбиво пояснил он. — Так ведь и до пожара недалеко. Если кто-то с именем, нам же всю жизнь расплачиваться придется. Да именитые и рисковать так не станут. И что прикажете тогда экспонировать? Шедё-овры с школьных уроков рисования?

Это «шедё-овры» прозвучало очень по-французски и — очень издевательски. Похоже, благополучие галереи волновало директора сильнее, чем все убийства вместе взятые. Интересно, он владелец или управляющий, подумала Арина. Впрочем, очень сомнительно, чтобы это играло хоть малейшую роль, а значит, нужно держаться ближе к делу.

— Понятно. Именитые заинтересованы в безопасности, а вы заинтересованы в том, чтобы у вас выставлялись известные персоны. Я-то в современном искусстве плохо понимаю. Вот, скажем, Софи действительно такая выдающаяся художница? — спросила она с почти искренним интересом. Картины, броско именуемые «волшебными мирами Софи Бриар», ей самой показались несколько… назойливыми, что ли? Чересчур яркими, чересчур светящимися, чересчур красивыми. Вообще чересчур. Хотя кто их, этих любителей искусства поймет. — Именитая, как вы выражаетесь.

— Ну как вам сказать… — задумчиво протянул Аристарх Петрович. — Что она талант, это бесспорно. Но… как бы вам пояснить… вообще говоря, талантливых художников много. Не то чтобы сотни, но уж точно не единицы. А вот почему кто-то из них вдруг в моду входит — загадка. Любой галерист что хотите отдал бы за способность такие взлеты прогнозировать, — оживившись, он заговорил чуть не вдвое быстрее. — Нет, чутье, конечно, у каждого из нас наличествует. У кого-то сильнее, у кого-то слабее — но есть, разумеется, без чутья в этом бизнесе моментально без штанов останешься. Но так чтоб наверняка… Это ведь как на скачках — даже великие знатоки не играют беспроигрышно. В этом смысле мне — то есть нашей галерее — повезло. В смысле вот этого… происшествия. Цинично, но факт. Еще немного, и Софи наверняка потеснила бы очередная восходящая звезда. То есть ее не забыли бы, нет, художник она очень своеобычный, и поклонников у нее хватает, но того ажиотажа уже не было бы. А сейчас, независимо от того, убита она или наоборот, спаслась, внимание публики надолго обеспечено. Очень надолго.

Любопытно, подумала Арина, вот и еще один возможный мотив. Вот вам персонаж, которому «происшествие» на руку, причем независимо от личности жертвы.

— И как вы сами считаете, — осторожно поинтересовалась она, — кого все-таки убили: Софи или ее сестру?

Собеседник пожал плечами:

— Не берусь предполагать. Мне бы, — добавил он после небольшой паузы, — разумеется, хотелось, чтобы в живых осталась Софи.

— Потому что, как только она вновь возьмется за кисти, ажиотаж еще сильнее станет? — съязвила Арина.

Директор повел бархатным плечом — мол, очевидно же:

— Само собой. Уж настолько-то я в механизмах популярности понимаю. Поэтому предпочитаю думать, ну или надеяться, если угодно, что в живых осталась Софи. И даже хорошо, что сейчас у нее, так сказать, творческая пауза. Это не навечно, — он махнул рукой. — Художник без рисования не может, хоть бы весь мир рухнул, все равно в итоге за карандаш возьмется. В идеале — пусть бы это случилось через полгодика, даже через год. И вот тогда, я вам скажу, ни о какой потере популярности речи бы уже не было. Художник — это ведь не только холсты или там картоны. Не оригинальность взгляда и мастерство. Биография — это очень веский аргумент на весах славы.

— Типа отрезанного уха Ван Гога? — усмехнулась Арина.

Он хмыкнул:

— Ну да…. И это вряд ли должно удивлять. Тех, кто способен оценить уникальность его живописи — единицы. Ну, положим, десятки. Причем у подавляющего большинства из них денег не наберется даже на крошечный эскиз. А вот сумасшедший дом, отрезанное ухо и все такое — это публика понимает: ах, метания души художника, давайте, давайте, это щекочет нервы, мы это купим!

Арина прищурилась:

— То есть, если в живых осталась Софи, вся эта… история ей на руку?

— С моей точки зрения — да, — согласился Аристарх Петрович. — Но… — он нахмурился. — Софи, вы будете смеяться, никогда особенно не заморачивалась по поводу денежных вопросов. То есть ей важно было, что ее работы покупают — значит, одобряют. А за сколько — двадцать восьмой вопрос, за этим отец ее следил. Я даже сказал бы, что ей важнее всего были выставки сами по себе. Она всегда старалась присутствовать, очень внимательно слушала, что ей посетители говорят. А сколько стоят ее картины — на это ей было более-менее наплевать.

— Забавно, — Арина усмехнулась. — Вы говорите, что она ценила отзывы посетителей, а на ее сайте даже возможность комментирования отключена.

— Ну… в интернете! — директор пренебрежительно отмахнулся. — Там такого могут написать, что даже крепкий человек может себя ничтожеством почувствовать. А у художников эго хрупкое. Нет, отключение комментариев в интернете — это очень разумно. На выставках даже те, кто критикует, все-таки держатся в рамках. Ну и потенциальные покупатели предпочитают живьем работы смотреть, а не на мониторе.

— А ее вообще много покупали?

Аристарх Петрович солидно покачал головой:

— Изрядно.

— За рубежом? У нас? — уточнила Арина.

— Да и там, и у нас. Она ведь действительно популярна сейчас.

— У нас, я имею в виду не вообще Россию, а, так сказать, малую родину, то есть…

Она даже фразу закончить не успела, директор уловил мысль моментально:

— Ну так Софи ведь начала выставляться именно здесь. Не в смысле в нашей галерее, а в городе. Она же в школе еще училась, тогда много писали — ранняя звезда, новая Надя Рушева и тому подобное. С той бедной девочкой у Софи, конечно, ничего общего, но публика любит ярлыки. Первые ее картины появились, как помню, в нашем художественном музее. Нет, не в основной экспозиции, не подумайте. Они, может, вы слышали, ежегодно несколько так называемых школьных выставок проводят. В духе «Алло, мы ищем таланты». Обычно все интересное экспонируется на какой-то внешней территории — дворцы культуры, те же школы и тому подобные площадки. И обычно это выставки-продажи. Молодым талантам нужно ведь на что-то краски покупать, — он коротко рассмеялся. — У Софи, конечно, семья обеспеченная, на красках ей экономить никогда не приходилось. Но известность ее примерно так и началась. Ну то есть я точно не знаю, допускаю, что поначалу отец посодействовал. Мог, к примеру, какие-то публикации в прессе организовать. Но не обязательно. Ее и так сразу заметили. И сразу покупать стали. Потому что ярко, эффектно и очень красиво. Как, помню, кто-то из обозревателей высказался, точно ангел за кисти взялся. Впечатляюще, одним словом. Сегодня это, конечно, совсем другие уже деньги. Вот, кстати, — он прищелкнул языком, — музей ведь так ни одной ее работы и не приобрел. Сперва, видимо, не озаботились, а потом цены взлетели, сегодня музею это просто не по карману.