Ради тебя - Катерина Снежинская

— Ты кожу порвала. Наверное, на сук в воде наткнулась. На кой ты вообще в реку полезла?

— Там щенок тонул, — пискнула девушка, чувствуя себя, мягко говоря, неуютно.

Потому что с осознанием больного бока и горла, пришло ещё и другое понимание: она лежит в одной кровати с Крайтом. Да не просто так лежит, а затылком в его грудь упирается, родственник же совсем не по-родственному её за плечи обнимает. Правда, сама она в коконе, а Карт полностью одет, только две верхние пуговицы кителя расстёгнуты, но всё же, всё же…

— Про щенка я понял. Жив и здоров твой найдёныш, отъедается. А о том, что сама утонуть могла, не подумала?

— Нет, — ещё тише пробормотала Тильда.

— Ты решила стать спасительницей на водах? — эдак очень серьёзно поинтересовался Карт.

— Не-ет…

— Тогда что?

— Так щенок же!

— Я-асно, — протянул кузен и на спину перевернулся, закрыл глаза. Правда, руки из-под Тиль не вытащил. — Щенок же. Чего тут непонятного?

— А ты как тут очутился? — помолчав и успев до печёнок прочувствовать тяжесть своего падения, спросила Тильда. — Ты вроде на континенте должен быть.

— Прилетел.

Карт рукой, точнее кистью, которую себе на лоб положил, изобразил, как он летел.

— И почему это ты всегда умудряешься поспеть вовремя? — проворчала девушка. — Вот уж кто блистательный рыцарь, спаситель дев в беде.

— Потому что я тебя люблю, — так же просто, как и «Привет!» сказал, ответил кузен. — Только ты этого сейчас не слышала.

— П-почему?

С чего это она заикаться начала, Тиль понятия не имела. Не от удивления точно, потому как до неё просто не дошло, что это такое Карт брякнул.

— Вот закончишь учёбу, тогда и поговорим, — пообещал Крайт.

— Ты считаешь меня слишком маленькой? — скорее по привычке, чем на самом деле возмутилась Тильда.

— Если бы, — не слишком приятно хмыкнул Карт, а потом повторил, — если бы. В этом-то и проблема.

И резко поднялся, выдернув руку — у Тиль даже в шее что-то хрустнуло.

— В чём проблема? — пробормотала она, вконец перестав понимать, что происходит.

Ей показалось: кузен так и не ответит, слишком уж целеустремлённо к двери шёл. Но на пороге он всё же притормозил, посмотрел через плечо.

— Всё было бы гораздо проще, считай я тебя маленькой, — сказал и вышел, аккуратно, даже чересчур аккуратно прикрыв за собой дверь.

Можно ли придумать занятие приятнее, чем качаться в гамаке эдак лениво, никуда не торопясь, растягивая каждое движение — и-и раз, и-и-и два. Да ещё когда солнышко не припекает, а ласково, будто губами касается скул, лба, по волосам гладит. И не жарко совсем, нахал-ветер играет оборками юбок, щекочет щиколотки. Невесть зачем прихваченная книга лежит позабытой, на тарелочке белеет откушенным боком чудом сохранившееся с осени яблоко. Красота, кто понимает.

Тиль, видимо, всё-таки что-то понимала, потому что хорошо ей было. А стало бы ещё лучше, не лезь в голову суетливые как мыши, растерянные мысли. Самая очумелая, мельтешащая от одного виска к другому, думалась примерно так: «А с чего начать-то?».

В романах, тех самых, которые в газетах печатались «с продолжением», всё казалось совсем несложным: главное, бегай побольше, а направление бега значения, в общем-то, не имеет. Рано или поздно, но наткнёшься на старушку, видавшую, что гнусный убийца вылез из окна спальни госпожи. И с ботинок преступника непременно посыплется особая рыжая глина. Из чего следует, что мерзавец, отнявший жизнь у ни в чём не повинной женщины — это мастер Корптон, живущий на Садовой улице, потому как такая глина только там и есть. Да и сыщик мастера Корптона с самого начала подозревал — но вот печаль! - улик против него не нашёл. А тут разом и старушка и глина. У Тиль же не было ни зоркой бабки, ни редкой почвы, ни даже Корптона. Да и с преступлением не всё ясно, может, оно и не случилось вовсе, а дядюшка шантажом никогда не собирался промышлять.

Вторая мысль не металась, а просто бегала, да и то с прохладцей, с ленцой: «Что же дальше делать?». Госпожа Арьере осознавала: ответа она ни сегодня, ни завтра не получит. Возможно, через месяц вопрос по-прежнему останется вопросом. Вполне допустимо, и лет через десять ничего не изменится, только сама мысль превратится из «Что мне делать?» в «Что надо было делать?» Мало, что ли, людей с подобным живут.

А вот третья мышка-мысль, была совсем новой, потому и маленькой ещё, ошалело крутилась на месте, будто пытаясь собственный хвост поймать. Породил её чужой разговор, вернее, обрывок фразы. Просто когда Тиль в сад шла, услышала голос служанки. «…Неужто она ему вот так и спустила? — возмутилась Айда, а следом что-то вроде тряпки шлёпнуло. Наверное, старушка в сердцах по столу полотенцем ударила. — Вот если б тебе вздумалось меня у алтаря бросить, так в жизни бы не простила, хоть вот что делай!»

Ну и родилась думка-мышонок, удивлённый такой, обескураженный: «А я на самом деле его простила?» Почему-то раньше — и тогда, и потом, и сейчас — Тиль так и не додумалась: она, вообще-то не только опозорена, но ещё и оскорблена. Боль была, да ещё какая! Поселилась клыкастым зверьком в желудке, порой когтя так, что и не вздохнуть. Иногда лишь свернувшись калачиком, подтянув колени к самой груди, удавалось её утихомирить. Так вот, боль имелась, растерянность тоже, недоумение, злость даже. И, конечно, осознание собственной вины. А вот оскорблённой себя почувствовать — это на самом деле в голову не приходило, потому не нужно было решать, прощать или нет.

Теперь же от всего этого одно недоумение и осталось, какое уж тут прощение?

Свет загородила тень — Тиль это и с закрытыми глазами почувствовала, прохладней стало. Но смотреть, кто там ей мешает солнечные ванны принимать, не спешила. А зачем, если и так понятно?

— Представляешь, Айда мою маму помнит, — протянула задумчиво, лениво отталкиваясь ногой.

— А почему бы её не помнить? — Крайт сел прямо на землю — прошлогодние листья, уже прикрытые пробившейся травой, но ещё не превратившиеся в труху, зашуршали; скрипнула о кору яблони толстая кожа лётной куртки. — Лет тридцать ведь прошло, а то и меньше. Даже старики ещё живы.

— С чего лет тридцать прошло?

— Как твои родители отсюда уехали.

— А ведь точно, — Тильда сдвинула шляпку на кончик носа, но почувствовать себя прозорливым сыщиком это не помогло. Наоборот, в голове появился новый суетливо-растерянный жилец: ведь папа с мамой и впрямь тут жили, может, даже вот в этом особняке, где она всё детство провела! По крайней мере, отец-то точно здесь вырос. — Карт, а как ты думаешь, кто такая «неуберёга»?

— Не знаю, — с готовностью откликнулся кузен. — Из местного, наверное. Может, что-то вроде «враспать».

— А что такое враспать?