Варшавская вендетта - Марина Серова

— Любопытно, ты имел в виду людей или собак? — почти не разжимая губ, прошептала я.

Людвиг, шипя угрозы и проклятия, поспешил ретироваться к ожидавшей его машине.

Он, кстати, при всей своей надменности и не ожидал теплого приема с какао и плюшками. Поэтому даже не стал отпускать такси. Но сейчас меня заботил вовсе не Людвиг.

Я с тревогой наблюдала за лицом молодого человека. Он перестал напускать на себя спокойствие и сдерживать ярость. И сейчас лицо Марека сильно побледнело и нервно подергивалось. Обессиленный, парень сел на верхнюю ступеньку лестницы.

Я заметила, что он так и не разжал судорожно сведенные кулаки.

— Как ты, солнышко? — пробормотала я, пытаясь ласковым словом привлечь его внимание.

— И тех, и других, — ответил Марек.

— Чего? — слегка растерялась я.

— Людвига одинаково не любят и слуги и собаки. Работники помнят, сколько раз он их обижал и лишал положенных выплат. Придирался по мелочам и штрафовал совершенно незаслуженно. А собаки, может быть, они просто чувствуют плохого человека, вот и не выносят дядюшку на дух. Всегда так было, кстати.

— Ты же понимаешь, что, несмотря на все угрозы, которые сегодня прозвучали, тебе нечего бояться? — задала я вопрос, что волновал меня сейчас больше всего.

— Конечно, — широко улыбнулся Марек, — я, правда, нервничал. И видеть Людвига в моем доме было очень неприятно. Но мне придавало сил твое присутствие и осознание того, что рано или поздно справедливость восторжествует и дядю настигнет возмездие.

— Конечно, — пробормотала я.

Меня не покидало смутное ощущение, что сейчас Марек говорит не о тюрьме, а о чем-то другом. Но уточнять я пока не стала.

Несколько дней прошли в ожидании новостей от адвоката. Но мы не проводили все эти дни безвылазно в поместье. Часто гуляли по лесу, когда спадал мороз, много и с удовольствием, ездили верхом. Выбирались в город, чтобы погулять нарядными, полными праздничных украшений и веселых людей улицами. Выпить горячего шоколада в кафе или что-нибудь перекусить. Несколько раз ходили поплавать в современном открытом бассейне с подогревом. И регулярно посещали фабрики, что достались Мареку от отца.

Думаю, презрительные слова Людвига об отсутствии интереса к производствам слегка задели молодого человека, и он решил заняться делами. Если не навести в них порядок, то хотя бы провести ознакомительную работу. Ведь парень и правда никогда не занимался фабриками. Но вовсе не из отсутствия интереса, раньше Людвиг этого просто не допустил бы.

Марек занял кабинет управляющего, в первый день созвал на короткое совещание всех служащих высшего звена. Выслушал несколько докладов и окопался в кабинете, зарывшись в документы на долгие дни.

Я в это время осмотрела площадь фабрик и все помещения, нашла слабые места в охране зданий и прилегающей к производствам территории, набросала короткий план реорганизации службы охраны для Марека на будущее.

И отчаянно скучала все оставшееся время.

* * *

Сегодня ранним утром мы с Мареком завтракали в гостиной. Сначала у нас было запланировано посещение бассейна, потом работа на фабрике.

От Яна все еще не было новостей.

Вернее, адвокату пока не выдали на руки дело о гибели супругов Збигневых. Значит, мы пока не могли приступить к расследованию. И полицейским не требовались показания Марека, так что нас не вызывали.

Мне очень хотелось знать, как движется работа у господ полицейских. Но оставлять Марека одного не хотелось. Тем более я подозревала, что следователи не узнали ровным счетом ничего нового.

По моей просьбе Ян провел полный аудит счетов и трат Ядвиги и Людвига за последние несколько месяцев. И проверка только подтвердила то, что я уже выяснила раньше. Наличие внебрачных связей у Людвига или Ядвиги было маловероятным. И они никогда не тратили денег на посторонних особ.

После атаки недоброжелателей на Марека Збигнева в прессе Мария Карловна перестала приносить свежие газеты к завтраку.

Впрочем, после писем с претензиями и угрозами судебных исков, разосланных Яном в редакции, публикации резко прекратились. Хотя мы так и не дождались от них опровержений или, на худой конец, просто извинений.

Я полагала, что так оставлять это дело нельзя.

Марек же считал, хорошо, что публикации прекратились. Да и ладно. И демонстрировал то ли невероятное спокойствие, то ли странную покорность судьбе.

Сегодня же после завтрака, когда мы пили кофе, я заметила несколько свернутых газет на журнальном столике в гостиной. Почти сразу обратила внимание на сумрачный вид Марии Карловны. А еще заметила, как вытянулось ее лицо, когда Марек встал с кресла и потянулся за газетой.

— Что там? — спросила я после небольшой паузы.

— Они пишут новые гадости про мальчика! — прошипела Мария Карловна, обращаясь ко мне.

Она как вышколенная экономка из всех сил старалась сдержаться и промолчать. Но негодование взяло верх над осторожностью и воспитанием. После этого женщина смутилась и немедленно вышла из комнаты.

— Те же газеты?! — возмутилась я, подбегая к столику и перебирая издания. — Но мне казалось, что угроза судебного иска достаточно сильно испугала редакторов.

— Нет, это совсем другие издания, — поникшим голосом пояснил Марек.

От утреннего оживления и хорошего настроения молодого человека не осталось и следа.

Марек явно расстроился, но его щеки пылали. И мне снова показалось, что я вижу проявление стыда. Чего ему стоит стыдиться, интересно?

Я протянула руку, медленно взяла газету и прочла напечатанную там статью.

На этот раз автор почти не упоминал, что Марек Збигнев якобы обобрал собственных родственников до нитки и выгнал их из дому практически на улицу морозной зимой.

В статье говорилось, что талантливый музыкант находится сейчас под следствием. Потому как может оказаться причастным к убийству собственной тети, женщины замечательной и полной различных достоинств, которая самоотверженно растила мальчика и практически посвятила всю свою жизнь воспитанию неблагодарного парня.

— На этот раз они практически не отступают от фактов, — прокомментировал Марек, когда заметил, что я дочитала статью до конца.

— Да, на сей раз они взяли скандальную правду, преподнесли ее в самом неприглядном виде, приправили ложью. И выдали на-гора, пасквиль самый опасный. К такому практически не придерешься. И к суду за клевету не привлечешь! А люди между тем этому всему поверят! — пылая гневом, почти прокричала я. — Но мы все равно станем с продажным автором разбираться. Я немедленно позвоню Яну от твоего имени. И скажу, чтобы он потребовал опровержения всех искаженных фактов. И официальных извинений от редакции.

— Право, Евгения, это того не стоит, — вяло возразил молодой человек.