Притяжение - Саша Зеркальный

мысли про неумеющую пить молодежь, физрук подошел к коллеге и подхватил под руку.

— Тебя где носило?

— Там, – не смог ничего больше выговорить Аверин и лишь указал пальцем направление.

Физрук на это громко заржал и потащил парня к гардеробу. Хорошо, студенты уже разошлись и не видели преподавателя в таком состоянии. Леша что-то пытался говорить, но язык настолько заплетался, что выходила сплошная несуразица. Посмеиваясь сам над собой и хлопая приятеля по плечу, он нахально висел на плече физрука и даже не думал облегчить задачу Николаю. Но тот лишь улыбался, прекрасно понимая состояние парня, помог ему одеться, оделся сам и выбрался со своей ношей на улицу. Там они чуть не свалились с крыльца, а затем с трудом миновали пару сугробов, болтаясь из стороны в сторону, как два листочка на сильном ветру.

— Она от меня сбежала, сучка, – лепетал что-то несуразное Аверин.

— Кто? – посмеивался физрук, упорно таща соседа домой.

— Ксюха.

— Кто-о-о?

— Сигарета. – Алексей внезапно замер и принялся шарить по карманам.

— Какая сигарета, Вась? – уже откровенно ржал над ним Коля. – Сейчас тебя как хомячка капля никотина разорвет на тряпочки.

— Она хорошая.

— Я не сомневаюсь.

Смеясь и даже не пытаясь понять, о чем лепечет пьяный друг, Николай таки добрался до родной секции общежития, отвел соседа в его комнату и положил спать, а сам пошел к себе и думать забыл о девушке, про которую твердил Аверин, посчитав всё услышанное бредом больного воображения.

Оказавшись на родном диване, Леша даже не подумал раздеться или расстелить постель. Натянув на себя плед, безвольно отдался во власть Морфея, который безжалостно принялся наводить порядок в пьяной голове, ставить мысли на нужное место и выдвигать необходимые воспоминания на первый план.

И вот он снова оказался в той комнате, грубо хватал и пытался целовать нежную девушку, испуганно кричащую и пытающуюся его оттолкнуть. Он жадно шарил по юному телу как дикий зверь, не знающий, что такое ласка. А Ксюша плакала и просила остановиться. Его милая студентка с длинными золотистыми волосами. Потом что-то произошло и голову пронзила острая боль. Аверин открыл глаза и резко сел. В окно били лучи яркого солнца, ослепляя и дезориентируя. Проморгавшись, парень понял, что находится дома в собственной кровати в той же в одежде, что и вчера, голова действительно болит, а в груди все сковало льдом от ужаса содеянного, не позволяя вздохнуть.

Как часто наутро люди испытывают чувство стыда, разочарования в себе и горечи? Как часто наутро хочется зарыться головой в подушку, спрятаться под одеяло и больше никогда не высовываться? Как часто наутро приходит понимание, что сделанного не воротишь и не знаешь, как исправить положение? Именно эту гамму чувств испытывал Алексей, проснувшись на следующий день, а бонусом стали тошнота, головокружение и потливость. Парень мог поклясться, что в его комнату невозможно войти из-за стойкого запаха перегара и пота, он выглядел не лучше бомжей с Ярославского, а накануне вел себя как озабоченный, недалекий самец. Тяжело вздохнув и спустив ноги на пол, Леша спрятал лицо в ладонях и приглушенно замычал, будто этот звук был способен облегчить его страдания – как физические, так и душевные. Но он понимал, это ничто по сравнению с тем, что испытывает сейчас его юная студентка. Что же он наделал?! Как ему вообще могло прийти в голову пристать к ней?!

Скривившись от отвращения к себе, Алексей принялся расстегивать измятую, пропитанную потом рубашку, грязные брюки, затем схватил полотенце и отправился в душ. Там он яростно тер тело мочалкой под струями обжигающей воды, словно это могло помочь ему стать чище не только снаружи, но и внутри. Желудок скручивали спазмы, голова от жара кружилась, но Аверин продолжал настойчиво мыться, пытаясь придумать выход из положения. Нужно поговорить с Ксюшей, извиниться, как-то загладить вину, чтобы, не дай бог, о случившемся никто не узнал. Иначе его не только погонят ко всем чертям из универа, но и привлекут за попытку изнасилования. Его била крупная дрожь, когда он пытался насухо вытереть тело в малюсенькой душевой, наполненной паром.

А когда взял в руки телефон, то не сразу смог разблокировать, до такой степени его не слушались пальцы. Он еще не придумал, что ей скажет, как оправдается, но прекрасно понимал: тянуть нельзя. Но когда поднес трубку к уху и с замиранием сердца приготовился услышать ее голос, вызов внезапно прервался. Нахмурившись, повторил попытку дозвониться, но получил все тот же результат. На лицо выползла кривая ухмылка: девушка занесла его номер в черный список. Теперь он не сможет ей ни позвонить, ни написать.

Бросив аппарат на кровать, Аверин принялся одеваться, чтобы сходить за пивом, продолжая криво улыбаться и внутренне холодея от осознания того, что ему остается только ждать следующего шага девушки. Выбравшись в секцию, он столкнулся с физруком. Тот посмеялся над состоянием коллеги, поделился впечатлениями от вечера, но ни словом не обмолвился об отсутствии англичанина до поздней ночи. Видимо, он пришел к каким-то своим выводам, более прозаичным, чем было на самом деле, и Алексей этому мог только порадоваться. Вдвоем затарившись спиртным в ближайшем магазине, мужчины отправились назад поправлять здоровье. Проходя мимо стаек студентов, Аверин тайком разглядывал их, с замиранием сердца ожидая увидеть Самойлову. Настроения напиваться снова у него совершенно не было, поэтому компания из него получилась никудышная, ночью же сон решил его обойти стороной, чему способствовала и разыгравшаяся совесть. Леша с трепетом и страхом ждал следующего дня и похода в университет, только ничего из ряда вон выходящего не произошло. Его не ждала полиция на входе с наручниками, не вызвали в деканат, а народ продолжал шушукаться о его отношениях с Образцовой. И на следующий день ничего не произошло, потому что Ксюша на занятия просто не пришла – ни днем, ни вечером.

Интересоваться состоянием девушки у ее подруги Алексей просто побоялся. Заявиться к ней в общежитие с расспросами – тоже. Хоть он и оправдывал себя тем, что преподавателю непозволительно появляться в секции студенток без ведомой на то причины, но в глубине души понимал, что малодушничает и старается найти себе оправдание. Но время шло и облегчение от того, что девушка промолчала, начало сменяться жгучим стыдом и сожалением. Он снова повел себя как эгоист, совершенно забыв об эмоциональном состоянии студентки, которая на его занятиях теперь не появлялась. Даже зачетная неделя обошлась без нее. Но, естественно, Аверин