Воин Яровита - Василий Сахаров

В-пятых, Самород и его бывалые мореходы наняли воинов для «Креса». В идеале их нужно хотя бы четыре десятка, чтобы на обоих шнеккерах находился половинный экипаж. Но в Зеландии варяги понесли существенные потери, победа в Большом Бельте обошлась только Руяну, без учёта павших пруссов и венедов из других племён, в девятьсот погибших и множество раненых. Да и последующий захват Зеландии стоил крови, поскольку не всем повезло, как мне. Поэтому не мы одни озаботились набором людей, и сейчас на варяжском острове с опытными моряками было туго. Мстислав Выдыбай выгреб все резервы, оставив для охраны прибрежных вод лишь несколько патрульных лодий, а помимо того появилось немало новых вольных капитанов, которые по дешёвке купили трофейные корабли и тоже искали мореходов.

Такие вот расклады, в связи с которыми за ограниченный промежуток времени Самород смог завербовать только пятнадцать варягов, в большинстве своём стариков, желающих перед смертью провести в море ещё один сезон. Этого было мало, и мне пришлось всерьёз поговорить со старостой Чаруши Гнатом Дужко и дать ему немножко денег, по сути взятку, чтобы он от имени общины кинул клич среди местных рыбаков, которые могли бы сходить со мной в Новгород. Кстати, деревенский глава серебро отработал, люди у меня появились. При этом понятно, что, будь у нас с Самородом в запасе месяц, мы набрали бы хоть сотню добровольцев, готовых встать под моё начало. Только месяца этого не было, и потратить несколько дней на поездку по островным деревням или путешествие в Волегощ, где можно поднять молодых и дерзких лютичей, я не мог. Поэтому есть то, что есть. Сборные экипажи шнеккеров и капитан «Креса» из своих, бывший старший помощник Саморода.

В-шестых, на третий день отпуска (хотя какой это отпуск?) меня навестил волхв Яровита Войдан Лебедян, невысокого роста пожилой брюнет со сломанным носом. Он имел поразительную реакцию и очень хорошо соображал. Этот варяг, получив в бою инвалидность, ушёл на покой и вот уже десять лет подряд возглавлял вервь нашего общего бога в Коренице и являлся одним из главных хранителей Святовидовой казны, которую туда отправляли из Арконы. Человеком он был более чем серьёзным и помимо других своих талантов обладал незаурядными организаторскими способностями. До поры он тихо и мирно сидел в княжеском городе, где занимался своими непосредственными обязанностями, то есть оберегал богатства волхвов. Но в этом году в жизни Войдана произошли некоторые кардинальные изменения. Верховный жрец Яровита волхв Огнеяр, ещё крепкий старик, подумал о будущем, посоветовался с ближними людьми и официально объявил Лебедяна своим преемником, после чего отставной варяг резко зашевелился. Сначала меня навестил, а затем он благословил названный в честь Яровита шнеккер. А когда я вернулся из похода, Войдан прибыл в Нарушу, провёл над «Кресом» очистительный обряд, а затем порекомендовал мне поставить на своей земле святилище Яровита. Наверное, ради этого он ко мне и приехал, а поскольку против храма вблизи Рарога в Зеландии я ничего не имел, то согласился. И на обсуждение данного проекта у меня ушла вся минувшая ночь.

В общем, беспокойная седмица пролетела совершенно незаметно, а день сегодняшний начался с того, что я проводил волхва. После чего от посыльного из города узнал, что посольство Арконы покинуло порт и отправилось в путь. Однако я вместе с караваном в пять больших лодий, две из которых были с витязями Святовида и руянскими дипломатами во главе с Брайко Ростичем, не пошёл. А что? Маршрут гружённого людьми, подарками и товарами каравана мне известен, стандартный путь в Новгород. Компас и опытные капитаны у меня есть, значит, выйду в море ближе к вечеру. Благо погода отличная, и к полудню следующего дня я уже войду в состав эскадры. Пока же у меня впереди был весь день, который следовало посвятить делам.

Для начала направил Блажко на склады и приказал всю имеющуюся в наличии бумагу, а это пятьдесят тюков по сорок листов в каждом, грузить на шнеккеры. Потом велел Самороду собирать варягов, которые отдыхали в Чаруше. Хватит местных девок зажимать, пора тащить на корабли воду и припасы да ещё раз проверить все снасти. После поймал за шкирку князя Игоря и обрадовал его тем, что наконец-то он покидает мой дом и возвращается на родину, а затем передал его под охрану Немому и отправил обоих на «Яровит», козырные места занимать. Далее дополнительно проинструктировал Славуту Моха, который должен высматривать чужаков и при малейшем подозрении, что они шпионы, вызывать из острога витязей Святовида, уж они-то разберутся, кто есть кто. И когда двор терема опустел, я поднялся к себе и стал собираться в дорогу.

Пара рюкзаков с боковыми карманами-клапанами у меня имелась, пошил на заказ, в них я стал укладывать всё, что мне могло пригодиться. Несколько пар носков с пяткой (нововведение). Нижнее бельё. Брезентовая горка серого цвета (брезент известен со времён римлян). Пара свободных повседневных штанов и пара рубах с вышивкой по вороту. Толстый бумажный дневник с кожаной обложкой, куда с недавних пор я стал записывать разные мыслишки. Пара поясов. Куртка с капюшоном. Запасные ботинки и кожаные сапоги. Бритвенный набор в коробочке и в комплекте с небольшим зеркальцем. Пятнистый полотняный маскхалат для леса (опять-таки мой заказ). Вязаную шерстяную шапочку, а также чёрную кепку и чёрный же мундир, который мне пошили. Одеяние, конечно, для двенадцатого века несколько странное, но сейчас и не такое носят. Вон, бывалые люди поговаривают, что некоторые бояре в Киеве даже летом в соболиных шубах по городу гуляют, а на европейцев я уже насмотрелся: либо, словно индюки расписные, в дутых камзолах и вязаных чулках, да с петушиными перьями в головном уборе, либо, словно крысы монастырские, серые и неприметные. Так что мой мундир (пока ещё без погон и эполетов) на общем фоне, да ещё и в многонациональном Новгороде, куда, бывает, арабы в чалмах-халатах и византийцы в позолоченных сюртуках наведываются, никого не удивит.

Наконец два походных рюкзака, которые легко переделывались в ковровые сумки для перевозки на лошади, были утрамбованы. Я оглядел своё личное пространство, наверняка ведь что-то забыл. И точно: дневник взял, а чернила оставил. Непорядок. Толстая трёхсотграммовая склянка спряталась среди поклажи. Рядом в продолговатом деревянном пенале положил перья, ещё раз осмотрелся и сел на широкую лавку, где пару раз, не имея сил добраться до кровати, ночевал.

В этот момент в комнату вошла Нерейд. Молча я потянул её на себя, усадил на колени и вдохнул аромат её волос, сегодня стянутых на затылке в тугой узел. Она прижалась ко мне. Моя рука скользнула по её полной груди. Сквозь тонкий шёлк светло-синего платья я ощущал набухающий сосок, и, как это бывает, захотелось любви. До спальни идти далеко, и, плюнув на приличия, я стал раздевать жену. Нерейд словно ждала этого или просто понимала, что время дорого, а потому не ломалась, мол, день на дворе и рядом слуги, а стала мне помогать.

В порыве страсти я шептал извечные слова о нерушимой любви и верности. Обещал ей, что всё у нас наладится, надо только немного потерпеть, а она отвечала, что верит мне и будет ждать своего непутёвого муженька столько, сколько понадобится. Но вскоре мы разделись, и нам стало не до разговоров. Я уложил Нерейд на лавку. Встал у края и развёл белые бёдра жены. Затем наклонился к ней, губами поочерёдно прикоснулся к ореолам грудей моей любимой и вошёл в её влажное лоно.