Гризли - Джеймс Оливер Кервуд

подъем был очень крут. Вот и получилось, что даже на полпути к вершине он не увидел Ленгдона и Брюса, появившихся на вершине с той стороны горы и спускавшихся ему навстречу. Не услышал он и их запаха — ветер дул в сторону охотников.

Так, ничего не подозревая об их присутствии, вступил медвежонок в полосу снегов. Весело обнюхал он отпечатки огромных лап Тэра на снегу и направился по следу. А выше, прямо над ним, притаились Брюс и Ленгдон.

Оба низко пригнулись к земле, бросив ружья на снег и держа в руках наготове поспешно сорванные с себя толстые фланелевые рубашки. И, как только Мусква приблизился футов на двадцать, они кинулись на него сверху с быстротой снежной лавины.

Мускве удалось справиться со своим оцепенением, когда Брюс уже оказался прямо над ним. Медвежонок заметил и осознал опасность лишь в самый последний миг. И в тот момент, когда Брюс бросился на него сверху, как сеть, растянув в руках рубашку, Мусква метнулся в сторону. Упав, Брюс захватил полную рубашку снегу и крепко прижал этот ком к груди, решив на мгновение, что поймал медвежонка.

В ту же секунду и Ленгдон нырнул в снег так, что проехался на животе через длинные ноги друга и кувырком покатился вниз по снежному склону. А Мусква тем временем кинулся с горы вниз с быстротой, на какую только были способны его короткие ноги. Но Брюс уже несся по пятам за медвежонком. Ленгдон присоединился к нему, отстав футов на десять.

Неожиданно Мусква резко рванулся в сторону, и Брюс по инерции пролетел вперед ярдов тридцать — сорок; ему удалось затормозить, согнувшись пополам, как складной нож, и цепляясь ногами и руками за мягкую глину. Ленгдон же свернул и гнался теперь за Мусквой.

Он кинулся на землю, растянув перед собой рубашку, но как раз в этот момент Мусква опять вильнул в сторону. Когда Ленгдон снова вскочил на ноги, на лице его были ссадины, а изо рта он выплюнул чуть ли не с полгорсти земли.

К несчастью, Мусква не успел увильнуть в сторону и столкнулся лицом к лицу с Брюсом. Свет померк для него, и он чуть не задохнулся, закутанный с головой во что-то плотное. Над ним прозвучал победный рев врага.

— Вот он! — орал Брюс.

Накрытый рубашкой, Мусква царапался, кусался и яростно рычал. И, пока не подоспел Ленгдон со второй рубашкой, Брюсу хватало работы. Очень скоро Мускву спеленали, как грудного ребенка. Лапы и все тело скрутили так туго, что нельзя было шевельнуться. Только одну голову оставили на свободе. Она была единственной частью его тела, которая высовывалась наружу и могла двигаться.

И была она такой круглой, перепуганной, смешной, что минуты на две Ленгдон и Брюс забыли все неудачи и огорчения этого дня и хохотали до слез. Затем Ленгдон сел с одной стороны Мусквы, Брюс — с другой. Набили трубки, закурили. А Мусква не мог даже ногой шевельнуть в знак протеста.

— Хороши охотники! — проронил Ленгдон. — Пошли по гризли, а нашли вот что!

Он взглянул на медвежонка. Мусква смотрел на него такими серьезными глазами, что Ленгдон на миг онемел от изумления. Потом не спеша вынул трубку изо рта и протянул руку.

— Детка, детка, хороший… — увещевал он медвежонка.

Мусква прижал уши, а его глаза, обычно такие живые, остекленели, тверд и непреклонен был их взгляд. Брюс незаметно для Ленгдона выжидательно ухмылялся.

— Детка не кусается… нет, нет… детка милая… мы ее не обидим…

И вдруг острые, как иголки, зубки Мусквы впились в палец Ленгдона. В тот же миг дикий крик потряс горы. А от радостных воплей Брюса дичь, наверное, разбежалась на целую милю в округе.

— Чертенок! — только и мог выговорить Ленгдон.

А через минуту уже сосал укушенный палец и хохотал вместе с Брюсом.

— Молодчина… парень хоть куда! — сказал он. — Назовем его Злюкой, Брюс. Клянусь святым Георгием, о таком медвежонке я только и думал с тех пор, как впервые попал в горы. Я увезу его домой! Но каков хват, а?

Мусква повернул голову и внимательно рассматривал Брюса. Ленгдон встал и оглянулся на вершину горы. Лицо его окаменело, стало жестким.

— Четыре собаки! — проронил он как бы про себя. — Три внизу, одна — на горе…

Помолчав с минуту, он снова заговорил:

— Ничего не понимаю, Брюс. Ведь они затравили для нас полсотни медведей, и до сих пор мы не потеряли ни одной из них.

Брюс в это время был занят тем, что перевязывал сыромятным ремнем из оленьей кожи Мускву поперек тела. Закрепив петлю, он вывязал нечто вроде ручки, за которую медвежонка можно было нести, как ведро с водой или оковалок бекона. Когда он встал, Мусква закачался в воздухе.

— Мы нарвались на гризли-убийцу, — заговорил горец. — А если дело доходит до драки или охоты, то страшней плотоядного гризли ничего не встретишь. Собакам не удержать его, Джимми, и если стемнеет не скоро, то ни одной из всей своры уже не вернуться. В темноте они отстанут… если, конечно, хоть одна из них доживет до темноты. Старый плут почуял наше приближение, и — можешь смело биться об заклад — он знает, что свалило его на снег там, наверху. Теперь он удирает… и быстро. Чтобы снова увидеться с ним, придется пройти миль двадцать.

Ленгдон сходил за ружьями, и, как только вернулся, Брюс первым стал спускаться вниз по горе, неся Мускву на ремне. Они ненадолго задержались на забрызганном кровью уступе горы, там, где Тэр творил свое возмездие. Ленгдон наклонился над собакой, которой гризли свернул голову.

— Бисквите, — определил он. — А мы-то еще считали ее единственной трусихой на всю стаю. Другие — Джейн и Боумер. А старина Фриц погиб там, на вершине.

Брюс заглянул через край карниза и указал вниз.

— Еще одна… сброшена туда с горы! — еле выговорил он. — Джимми, оказывается, целых пять!

Ленгдон взглянул вниз с края обрыва, и у него крепко сжались кулаки. Какой-то сдавленный звук вырвался из горла. Брюс понял, что это значит. С расстояния ста футов им удалось разглядеть черное пятно на груди лежащей на спине собаки — такое было только у одной на всю стаю. У любимицы Ленгдона, которую баловал весь лагерь.

— Дикси… — только и сказал Ленгдон, впервые почувствовав, как его всего захлестывает злоба; лицо его побелело. — Теперь у меня причин больше чем достаточно, чтобы не отступаться от этого гризли. Теперь меня и лошадьми не оттащишь отсюда, пока я его не прикончу. Если