Брачная ночь с горцем - Керриган Берн

– Если бы некий твердолобый шотландец не впечатал меня в дерево и не загородил обзор, мне не пришлось бы стрелять дважды.

Словно не заметив этого замечания, Гэвин подошел к убитой собаке, осмотрел ее и с мрачным видом кивнул.

– Должен признать, бонни, стреляешь ты и вправду отменно.

Саманта нахмурилась, настороженно глядя на него и уже жалея, что узнала значение слова «бонни». Пока считала, что это обидное прозвище, было как-то проще.

– Что ж… м-м… спасибо.

Не презирай она его до глубины души – была бы польщена. Но она же его презирает, верно? Так что радоваться нечему.

– А теперь предлагаю обсудить, что ты имела в виду под «дурацкой ошибкой». – Он взглянул на нее вопросительно.

«Может, еще спасибо сказать за то, что мне приходится учить тебя?» – едва не вырвалось у нее. Но в последний миг Саманта прикусила язык.

Пусть язвительно, пусть высокомерно, но он действительно спрашивал, в чем был не прав. А перед этим попросил прощения. Ну… «попросил» – возможно, не то слово, но он все же извинился и отдал револьвер. Он ей уступил, и это было неожиданно и непостижимо… Саманта привыкла, что серьезный спор с мужчиной заканчивался совсем по-другому… Например, на Западе, где она выросла, женщине не рекомендуется задевать мужскую гордость, в противном случае последствия могут быть весьма неприятные.

– Смотри, – сказала она, – корова-то не бешеная.

Гэвин повернулся, взглянул на животное – и увидел неожиданное зрелище: из-под брюха рожающей коровы уже показался черный носик и тоненькие копытца теленка!

– Господи Иисусе! – воскликнул он. И невольно, словно забывшись, потянулся к Саманте и взял ее под локоть. – Но что же… Что же нам делать? – пробормотал он. – Я читал, надо помочь его вытащить… может быть, нам… – Граф в растерянности умолк.

Саманта же смотрела на него с изумлением. Он взял ее под руку! Причем взял так естественно, просто, по-дружески…

И ей… Хм… пожалуй, ей это понравилось.

Кашлянув, она ответила:

– Если с коровой все в порядке, то помогать ей не нужно. Надо просто оставить ее в покое.

– А как узнать, в порядке она или нет? Это видно? – с тревогой в голосе проговорил Торн.

Корова тужилась изо всех сил, и огромное тело ее сотрясалось в конвульсиях. Теленок был снаружи уже наполовину.

– Все в порядке! – радостно воскликнула Саманта. – Она отлично справляется!

– Ага… Хорошо, если так.

Гэвин сжал ее руку, и Саманта снова заметила, что при улыбке на щеках у него появляются ямочки. А руку ее он по-прежнему не отпускал.

Саманта же, вместо того чтобы наблюдать за появлением на свет теленка, с изумлением, едва не раскрыв рот, наблюдала за Торном.

Неожиданное происшествие с коровой словно превратило высокомерного и циничного графа в другого человека. И он казался сейчас намного моложе – в выражении его лица она видела почти мальчишескую увлеченность необыкновенным зрелищем. Было что-то невероятно трогательное в детском изумлении и восторге, появившихся на этом суровом мужественном лице.

Саманта едва не рассмеялась, заметив, какую гримасу скорчил Торн, когда мать начала вылизывать новорожденного.

– Какой же он крохотный. Будто котенок или щенок, – проговорил он, морща нос.

– Только не говори, что великий охотник Гэвин Сент-Джеймс, лорд Инверторн, боится крови! Что скажут твои поклонницы?!

От его открытой солнечной улыбки сердце Саманты затрепетало.

– Кровь и потроха – одно дело, но это… это совсем другое. – Он надолго умолк, затем очень тихо, словно размышляя про себя, проговорил: – Да, совсем другое. Давать жизнь, а не отнимать – это намного лучше.

Саманта внезапно поежилась: только сейчас она поняла, как ужасно замерзла – даже несмотря на несколько слоев шерстяной ткани. Но как же Торн терпел такой холод в одной рубашке и брюках?

Заметив, что она не может сдержать дрожь, он повернулся к ней.

– Милая, а где твой плащ?

– Ох, я перепачкала его в земле. Вчера вечером выстирала и умудрилась повесить прямо под дырой в крыше. То есть я не знала, что там дыра, пока ночью не началась гроза. – Призналась Саманта, поморщившись. – Когда я уезжала из Эррадейла, дождя не было, и я решила, что хватит и шерстяной накидки.

– У шотландской погоды характер необъезженного жеребца. – С этими словами Гэвин отошел в сторону, к нескольким дубам с низко нависшими ветвями, где он привязал своего коня. Вернулся же с сухим плащом, извлеченным из седельной сумки. – Только что было ясно и солнечно, в следующую минуту собирается туман, а через час, того и гляди, подует ветер с моря и принесет бурю.

– А как же ты?.. – пробормотала Саманта, когда он развернул плащ и накинул ей на плечи.

– У меня есть еще один, в другой сумке. Однако же… Эта дорога проходит через земли Инверторна, так что…

Он вдруг умолк, устремив на нее внимательный взгляд. Скованная ужасом, Саманта видела, как он перед этим окинул взглядом ее нарядное платье, пострадавшую от дождя парадную шляпу – и, наконец, следы конских копыт, ведущие в направлении Рейвенкрофта, вернее – ведущие оттуда.

– А где ты была, милая? – спросил он как бы между прочим. – У тебя какие-то дела в Страткарроне?

– Нет. – Она покачала головой.

– Тогда, может быть, в Рейвенкрофте? – Название поместья брата Торн произнес очень медленно и отчетливо, почти по слогам.

– А если и так? – пробурчала Саманта. – Тебя это не касается!

– Если это касается Эррадейла, то касается и меня.

– Не лезь в мои дела! – заявила Саманта, предусмотрительно отступая на несколько шагов назад. – Эррадейл мой – и останется моим!

Она тут же почувствовала фальшь в своих словах. Эррадейл ей не принадлежал – как не принадлежит и графу. И все же Саманта была готова за него бороться. Бороться до конца. Если понадобится, она отстоит Эррадейл даже ценою собственной жизни.

– Ты понапрасну теряешь время. – Он шагнул к ней. – Говорю же, мой брат мне не лэрд. Он не сможет меня остановить.

– Ты же сам говорил, что процесс эмансипации еще не закончен, – возразила Саманта.

– Формально – да, но это не имеет значения. – Торн пожал плечами.

– Неужели? А то, что судейская коллегия состоит из трех магистратов, – это тоже не имеет значения? Ты не хотел, чтобы я об этом знала, верно? А ведь ты можешь оказаться в меньшинстве! Думал, я ничего не узнаю? Думал, не буду бороться за то, что мне принадлежит?

Гэвин молчал, пытаясь придумать подходящий ответ. Саманта же, видя его замешательство, окончательно убедилась в том, что не ошиблась. Да, Торн действительно не думал, что она все узнает сама. Он полагал, что ненависть Элисон Росс к покойному Хеймишу Маккензи в первую очередь распространялась и на его старшего сына Лиама. И эта ненависть должна была держать ее подальше от Рейвенкрофта.