Прячась от света - Барбара Эрскин

Майк мельком взглянул на нее. Почему, с удивлением подумал он, почему ее фраза так сильно обеспокоила его?

Спустя час Юдит в хлопчатобумажной пижаме и дымчато-голубом халате вошла в свою кухню. Взяв одну из коробочек с лекарствами, она достала таблетку варфарина и проглотила ее, запив двумя глотками воды. Это она делала каждый вечер с тех пор, как перенесла операцию на сердечном клапане, незадолго до приезда Майка в их город. Затем она ушла в спальню, где встала на колени перед кроватью и молитвенно сложила руки, точно так же, как делала это с раннего детства. Молитва длилась пятнадцать минут, но в конце Юдит почему-то была странно напряжена и дрожала, хотя ночь была такая теплая. Но в ее спальне, неотапливаемой даже зимой, всегда было холодно. Поднявшись с колен, Юдит скинула халатик, выключила свет и залезла в узкую кровать. Обычно она засыпала быстро, но теперь ею овладело беспокойство. Ей показалось, что она выпила слишком много кофе, пульс ее неровно стучал, дыхание прерывалось, глаза отказывались закрываться. Она невольно высматривала в комнате, среди теней от уличных огней, у садовых ворот какие-то смутные силуэты...

«Мне нужна твоя помощь, добродетельная Мери Филипс».

Голос прозвучал из угла комнаты.

Тихонько вскрикнув, Юдит зарылась в подушки. Потом она попыталась разглядеть, что таится в углу? Или – кто? Но там, где стоял шкаф, между дверью и окном, было темно.

«Мы должны отыскать в этом районе всех ведьм. Это богоугодное дело».

В ужасе Юдит вздрогнула. Она не добродетельная Филипс! Он обращается не к ней!

«Тебе ведь понравилось работать со мною, и нам предстоит сделать еще немало, Мери».

– Я не Мери! – Юдит обнаружила, что говорит вслух, хриплым от страха голосом, трясясь и в то же время, негодуя, оттого что ее с кем-то спутали. – Вы обращаетесь не к той женщине!

Она сильно дрожала. Ей показалось, что из угла донесся смешок. Когда она напрягла глаза, чтобы разглядеть того, кто прятался в углу, на ее улицу повернул автомобиль, и сквозь занавески полыхнул свет фар, осветив стену. Там никого не было. Конечно, никого и не могло быть! Показалось. Она сильно зажмурилась и укрылась одеялом с головой.

К утру она обо всем забыла.

Среда, ночь

Когда Линдси вышла из дома, огромная луна все еще заливала ярким, почти дневным светом всю округу. В тени старых построек, у причала, ютились рядком три дощатых рыболовных домика. Здесь глубокий канал подходил к берегу совсем близко, вода была темная и беспокойно колыхалась в лунном свете. В полной тишине Линдси остановилась и посмотрела вдоль реки, в сторону ее широкого устья. Где-то там, за мерцающей полоской воды и прибрежной топи, таилось древнее зло, прячась в холодном морском тумане. Она все отчетливее ощущала, как оно поджидает, и это пугало ее. Неужели она одна-единственная на всем полуострове чувствует его?

Казалось, что спит весь мир; здания с обеих сторон ее дома были окутаны мраком. Линдси тихонько вернулась и, выкатив велосипед, захлопнула парадную дверь. Никто не видел, как она направилась вдоль причала и свернула на узкую дорожку к центру городка.

Старая церковь в лунном свете смотрелась как старинный гобелен: сочетание серого и темного бархатно-зеленого. Перебравшись через ограду, Линдси долго стояла неподвижно и прислушивалась. Где-то жалобно запела разбуженная лунным светом птица и смолкла; и Линдси услышала тонкий свист крыльев летучих мышей, когда они пронеслись над травой.

Уверенным шагом девушка направилась в самую чащу, где раньше была стена церкви, и, опустившись на мокрую от росы траву, вынула из кармана потайной фонарь. Запалив фитилек, она обхватила лампу ладонями, ожидая, пока вокруг фитилька растопится воск. Добавив щепотку сушеных, трав и несколько зерен фимиама, которые сразу зашипели и забрызгали огнем, она начала тихо молиться богине, произнося слова слабым шепотом и все равно боясь, что в тишине ее могут услышать. И вовсе не потому, что поблизости мо кто-то быть. Дорога была пуста, дома остались далеко за деревьями, во мраке, дом Лизы был пуст и погружен в сон.

Закончив молитву, она долго стояла в напряжении, ожидая прихода теней. Но вокруг все было тихо и спокойно.

Наконец Линдси повернулась и возвратилась к церковной стене. На дороге она постояла в нерешительности у своего велосипеда, затем, после недолгого сосредоточенного раздумья, направилась к коттеджу. Вместо таблички «Продается» появилась горделивая и категорическая надпись «Продано»; Табличка была привязана к воротам в конце живой изгороди, бросавшей черную тень на дорогу. Билл Фортингейл сказал ей, что покупателем была какая-то деловая женщина из Лондона, весьма богатая. Дачница! Некто, кто, вероятнее всего, наймет дизайнера по интерьеру и кучу садовников, которые переделают здесь все до полной неузнаваемости. Линдси осторожно вошла в сад. В лунном свете тени были совершенно черными. Казалось, что дом пуст, что он крепко спит. За дверями и пустыми окнами без занавесок она почувствовала всю его внутреннюю опустошенность, и вдруг девушке стало страшно. Она остановилась, оглядываясь вокруг. Короткие волосы у нее на затылке встали дыбом.

– Лиза? – прошептала она. – Лиза, ты здесь?

Никто не ответил. Луна поднялась высоко в небо и казалась меньше. На яблоне у ворот тревожно вскрикнула птица, и Линдси увидела маленькую темную тень, быстро метнувшуюся через сад и исчезнувшую в темноте.

Пробираясь между кустами роз, усыпанными тяжелыми, полностью распустившимися и сладко пахнущими цветами, Линдси осторожно обошла дом с тыла. Терраса была расширена лет тридцать назад, этими Симпсонами. Покрытые пушистым мхом красные кирпичи были уложены «елочкой» по краям террасы, и еще там оставалось много огромных старых цветочных горшков, в которых пышно росли давно не стриженые кусты лаванды и розмарина. Линдси стояла и смотрела через лужайку на цветочные клумбы. Отяжелевшие от цветов розовые кусты заполонили беседку, и аромат, густой и сладкий в ночном воздухе, казался почти приторным. Она сошла с террасы в сад и почувствовала множество устремленных на нее глаз – это были мелкие животные и птицы, а также иные ночные существа: затаившиеся, невидимые обитатели сада, для которых он стал родным домом. Они тоже были встревожены, так же как она; были обеспокоены тем, что станет с этим местом?

– Я обо всем позабочусь, мои дорогие, – прошептала Линдси. Она почувствовала, что они прислушались к ней, что они насторожились. И... что они одобрили ее намерения. – Мы все не хотим, чтобы здесь кто-то поселился, не так ли? Не беспокойтесь, я от нее избавлюсь. Вы должны мне помочь!

Ухнула сова, она посмотрела вверх, наблюдая за ее стремительным беззвучным полетом по саду, и улыбнулась.

– Это будет забавная игра для всех нас, верно? И Лиза тоже нам поможет. – Девушка помедлила, огляделась. – Лиза, ты нам поможешь, правда? Мы не хотим, чтобы чужаки вторглись сюда! Это наше место, твое и мое!

Ей рассказывали, что Симпсоны кое-как протянули восемнадцать месяцев и все же съехали из этого дома. Отдыхающие дачники приходили и уходили. Казалось, они не тревожили Лизу. В конце концов, были и долгие периоды, когда коттедж стоял совсем пустой. А с тех пор, как Линдси вернулась в городок, отдыхающих вообще не было. Она об этом позаботилась! Ей не хотелось, чтобы здесь кто-то жил, потому что этот сад принадлежал ей. Она владела этим местом, но делала все так осторожно, что случайный наблюдатель ни за что не догадался бы, что здесь вообще кто-то бывает. Здесь она выращивала травы и ухаживала за своими растениями.