Книга шипов и огня - Рэй Карсон

Его поведение не только сводит с ума, но и заставляет поволноваться. Несмотря на то, что мы одеты просто, без знаков отличия, мы не можем подвергать риску наследника трона Джойи, позволяя ему носиться, где пожелает его душа. Меня пробирает дрожь при мысли о том, как может отреагировать Алехандро, если с мальчиком что-то случится.

Когда Гектор тянет его, упирающегося, из соседнего переулка, мне приходится продемонстрировать силу воли и объявить о завершении нашей прогулки. Принц хмурится, глядя на меня, но я остаюсь непреклонной.

Когда я была маленькой, я часто тосковала по младшему братику или сестричке, о котором я могла бы заботиться, как Алодия заботилась обо мне. Я говорила себе, что я была бы хорошей старшей сестрой, совсем не такой, как она. Но теперь я задумалась, а вдруг я вела себя с ней так же несносно, как Розарио ведет себя со мной?

— Я хочу пить, — говорит мне Розарио, когда я крепко беру его за руку.

— Я уверена, мы сможем найти воду.

— Я хочу кокосовое молоко.

— Не думаю, что это правильное обращение.

Он огорченно вздыхает.

— Можно ли мне выпить кокосового молока, ваше высочество?

Я вспоминаю, что Химена говорила мне, когда я просила у нее выпечку.

— Если ты будешь себя хорошо вести, я сама принесу тебе молока. Но если будешь вести себя плохо, молока не получишь.

Полагаю, я выпью с ним чашечку. Мне нравится, что главный повар добавляет в молоко немного меда и корицы, а потом охлаждает в погребе.

Но Розарио ведет себя нехорошо. Он дважды выворачивается из моей руки, и я благодарю Бога, когда лорд Гектор ловит его.

Наконец мы входим во дворец через боковой вход, и я встаю слева от Розарио, чтобы преградить ему путь к молоку. Конечно же, как только в поле зрения попадает арочный вход в кухню, Розарио начинает отставать. Совсем немного.

Он пытается убежать, но я крепче сжимаю его руку.

— Молоко!

— Нет.

— Кокосовое молоко!

Я присаживаюсь и заглядываю ему в глаза. Он очень похож на Алехандро, у него так же вьются волосы на затылке, а карие глаза с красными прожилками напоминают красное дерево. Но Алехандро всегда готов засмеяться, а в чертах его сына таится непредсказуемая злость, подобная кобре. Это печалит меня. Он слишком юн, чтобы быть таким запредельно отчаянным.

— Я обещала тебе, что не дам молока, если ты будешь плохо себя вести. А я всегда сдерживаю свои обещания.

Он хмурится, глядя на меня. Я гляжу в ответ. Я чувствую, что одобрение Гектора на моей стороне.

— Папа не держит обещаний.

— А я — держу.

Внезапно черты лица принца смягчаются, превращая его в херувима, а сжатая в моей руке ладонь расслабляется. Но я вижу явные подергивания в этих зрачках и не ослабляю руку, пока веду его в комнату по бесконечному коридору.

Когда мы приходим, его няня перестилает постель. Она настороженно поглядывает на меня.

Принц Розарио смотрит на меня снизу вверх.

— Вы придете ко мне еще, ваше высочество?

Я поднимаю брови.

— А ты будешь себя хорошо вести?

Он решительно кивает.

— Тогда да. Думаю, мы очень скоро сможем прогуляться еще.

Он улыбается.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Это был ужасно тяжелый день. Я не уверена, что он хочет это повторить. Я не уверена, что этого хочу я.

Но его улыбка словно солнце, всходящее над просторами Сьерра Сангре. Вдруг он бросается ко мне и обхватывает мои бедра. Я неуклюже глажу его по голове, а у лорда Гектора подергиваются усы. Когда мальчик наконец меня отпускает, я чувствую себя странно опустошенной и холодной.

Я отдаю его няньке строгий приказ не давать ему кокосового молока, но я не уверена, что ей можно доверять. Когда дверь закрывается, я поворачиваюсь к лорду Гектору.

— Милорд, не окажете ли вы мне услугу?

— Просите.

— Не могли бы вы зайти на кухню? Думаю, их следует проинформировать об ужасной тошноте, от которой принц страдал весь день. Чтобы на все просьбы о кокосовом молоке ответом были вода и некрепкий чай.

Возможно, я перегибаю палку. И возможно, неправильно отказывать ему в том, что мне самой приносило радость, когда я была в его возрасте.

— Разумеется, ваше высочество. Сегодня вы обрели могущественного друга.

Не очень хорошо понимаю, себя он имеет в виду или Розарио.

— Пожалуйста, зовите меня Элиза, — говорю я сердито. — «Ваше высочество» — это для непослушных слуг и одиноких детей.

Наконец-то он улыбается, искренне и по-настоящему, и выражение печали на его лице превращается в несомненное доказательство того, что от случая к случаю этот человек смеется. Он предлагает мне свою большую мускулистую руку и сопровождает к покоям.

По возвращении в комнату, я обнаруживаю, что Косме устроила на моей постели временное хранилище выстиранного белья. На мгновение я замираю в дверях, забыв о стертых ногах. Ее ловкие пальцы скользят по ткани, складывая ее как по волшебству. Я узнаю одну из своих штор, золотистая органза сияет чистотой, неприхотливо свисая с края постели. Банные полотенца, все вариации на тему синего, лежат рядом, аккуратно сложенные. Оказывается, так много труда нужно для того, чтобы в моей комнате было красиво. Мне даже в голову не приходило, что шторы надо стирать.

Косме бормочет что-то себе под нос — радостный гимн, который я запомнила с одной из прошлых служб. Странно видеть ее такой расслабленной. Я вдруг понимаю, что стоическая маска, которую я ежедневно видела на протяжении этих недель, для нее неестественна. Я долго наблюдаю за ней, пытаясь постичь эту другую Косме, понять, каким образом она может испытывать больше расположения к полотенцу, чем к принцессе.

Но, в конце концов, в мои задачи не входит нравиться служанке Ариньи.

— Химена еще не вернулась?

Косме подпрыгивает, полотенце падает на каменный пол.

— Прошу прощения, ваше высочество. Вы меня напугали.

Ее лицо снова принимает вежливое и милое выражение.

— Я уверена, полотенце не пострадало. Так что насчет моей няни?

— Заходила, чтобы взять какие-то припасы, а потом пошла в монастырь навестить отца Никандро.

Я не могу удержаться от улыбки.

— Когда-то она была переписчиком.

Ее глаза расширяются.

— Леди Химена?

Меня радует, что я удивила ее, и мне хочется еще похвастаться, рассказав о Химене. Мне хочется сказать этой дерзкой девчонке, что Химена — один из самых образованных и умных людей, каких мне довелось встречать, и что она может убить человека шпилькой. Но разумеется, я ничего не говорю.