Рубикон. Дважды в одну реку - Константин Калбазов

Опять на центральной площадке полыхает огромный костер. Опять шаманы движутся в священном танце, благодаря духов за оказанную милость. Сегодня поводов для праздника целых два. С одной стороны, нужно отблагодарить духов за удачную охоту, с другой – не забыть и о дарованной небывалой победе над врагами.

И опять в центре внимания охотник, за короткое время получивший право именоваться не просто славным охотником, но великим. Он не только сумел вместе с товарищами победить барху, но и в бою смог добыть черепа четверых хакота. Вход в его рул, до этого украшенный лишь черепами животных, теперь украсится и человеческими, говоря всем о том, что это жилище великого охотника. Во всех четырех племенах не так уж много найдется тех, кто может похвастаться таким большим количеством трофеев. Да и те добываются ими в течение долгих лет. А тут за один день – такая славная победа. Его потомки будут долго помнить о своем предке. Вот вернутся на зимние стоянки, и он отправится добывать горного орла. Великому воину следует носить достойные его положения перья.

Людей переполняет радость. Что там говорил этот Вейн? Как могут погибнуть все роды, отправившиеся в большое кочевье? Прав был Такунка, ой как прав, утверждая, что верховный шаман, предрекающий гибель, неверно толкует знаки великого духа. Роды уже покрыли себя великой славой, обратив в бегство охотников других племен и поселив страх в сердцах. Они теперь долго будут зализывать раны и трястись от ужаса.

– Хар-р‑ра!!!

– Рах-х‑ха!!!

Воинственные крики хакота и магаков, звучащие с разных сторон, сливаются в одно целое. В ночи, да еще и находясь возле ярко пылающего костра, рассмотреть нападающих трудно, но даже без этого понятно, что их очень много. Сауни отвечают многоголосицей, больше походящей на панические крики. В поднявшемся шуме трудно расслышать голоса мужчин, хотя они звучат не менее угрожающе и воинственно. Иначе и быть не может: сауни, несмотря на неожиданность нападения, тут же бросаются защищать свои рулы.

Жизнь, полная лишений и опасности, приучила людей всегда быть готовыми к тому, что на них в любую минуту могут наброситься либо дикие звери, либо соперники из других племен. Мужчины всегда готовы вступить в смертельную схватку, защищая свой род. Но сегодня праздник, у мужчин сауни с собой только ножи. Впрочем, это не останавливает их, и они смело бросаются на врага. К тому же оружие никогда не хранится в рулах, и добраться до него не так уж трудно.

Едва услышав крики нападающих, Отар тут же бросился к своему жилищу. Бросив разочарованный взгляд на арбалет, который ему никак не успеть взвести, он схватил свою рогатину и ринулся к окраине лагеря, где уже слышится шум борьбы. У него нет и тени сомнения в принятии решения, бежать он не собирается. Вот сейчас они покажут этим детям шакала, что значит настоящий охотник.

Женщины и дети также верят в своих мужчин. Крики, полные страха и отчаяния, слышатся только с окраин лагеря, в середине же все успокоились и взирают с уверенностью на охотников, хватающих оружие и спешащих к месту схватки. Отар успевает ободряюще кивнуть своим женам и в следующее мгновение устремляется на помощь товарищам.

Ночь выдалась безоблачной, звезды дают достаточно света, чтобы можно было ориентироваться. Отар замечает, как сразу трое давят на одного из сауни. В том, кто есть кто, нет никаких сомнений, – всем ясно, что нападающих больше. Его соплеменник вертится, словно змея, получившая удар палкой, отчего нападающие никак не могут поразить своего противника, вышедшего против них с одним только ножом.

Думать просто некогда. Широкое железное жало входит в бок одного из врагов, исторгая из него болезненный стон. Рана слишком серьезна, и кричать тот не может. Хакота замечают напавшего, и один из них с копьем наперевес бросается на него. Мгновение – и охотник уже не может никому угрожать, потому что остро отточенное лезвие вскрывает ему глотку.

Оставшись с противником один на один, лежащий сауни, вооруженный только ножом, как барха, набрасывается на врага. Отбив одной рукой направленное в него копье, второй он вгоняет в грудь соперника свой костяной нож по самую рукоять. В ловкости ему не откажешь. Да и как можно, если перед этим он в одиночку противостоял троим.

Гунк бросает взгляд на охотника, пришедшего ему на помощь, благодарно кивает, а затем, подхватив копье поверженного им врага, бросается в гущу схватки:

– Ийях-ха!!!

– Ийях-ха!!! – вторя ему, также устремляется за вождем Барсуков Отар.

Сомнений в том, что они прогонят проклятых трусов, напавших из темноты, никаких. Иначе и быть не может. Вот они вдвоем без труда перебили троих хакота, не получив ни единой царапины, смогут победить и других.

Когда он был маленьким, в этом лесу было не так уютно, как сейчас. Он помнил, как раздавался гром, хотя при этом на небе не было ни тучки, а на землю лился ясный солнечный день. Это пугало в особенности. Гром, сопровождающий потоки воды, низвергающиеся с неба, тоже был страшен, но его можно было связать с погодой, а вот этот…

Именно после этого грома он потерял свою мать и остался один. Тогда ему уже не нужно было материнское молоко и он вполне мог обходиться обычной пищей, но потерю матери переживал особо. Он все не решался оставить ее и крутился рядом, толкая ее носом и пытаясь таким образом заставить встать, но был вынужден бежать, когда из‑за деревьев появился двуногий.

Потом было два года почти полного одиночества. В первую зиму ему удалось присоединиться к группе самок, зимовавших с молодняком. Не раз приходилось избегать гибели от клыков хищников, пытавшихся добраться до него. В память об этом он нес на своем теле несколько шрамов. Но, несмотря ни на что, он все же сумел выжить, вырасти и возмужать.

Заматеревший двухгодовалый самец, он теперь имел свою территорию. На ней было два участка, на которых самки предпочитали проводить отел. С тех пор он больше не слышал этот необычный гром и не встречал этих двуногих.

Двуногие! Он вздернул голову и начал опасливо осматриваться. Неужели он ошибся и этот отголосок запаха, въевшийся в память навеки, ему только показался? Он начал вертеть головой по сторонам, пытаясь понять, есть ли опасность или она ему только померещилась. Наконец он решил, что любопытство может дорого ему стоить и лучше покинуть это место.

Хлопок! Нет, это не гром, но и этот звук пугает ничуть не меньше. Он прыгает, но тут же понимает, что его попытка тщетна. Тело под левой лопаткой пронзает резкая и нестерпимая боль, и оно больше непослушно его воле. Самец падает на траву. Он еще жив и видит, как к нему быстро приближается двуногий. Вот в его руке блеснула какая-то полоска, которую он подносит к его горлу.

– Тынк, а ведь ты его чуть не упустил.

– Но не упустил же, – возражает второй охотник, отирая окровавленный нож о шкуру убитой косули.

– Ладно. Но в следующий раз стрелять буду я.

– Договорились. Ну что, понесли в лагерь?