Убийство на виадуке. Три вентиля - Рональд Нокс

– А по-моему, все это звучит малоубедительно, – высказался Гордон.

– А я повторяю: пагубна эта привычка переходить от наблюдений к умозаключению и воспринимать умозаключение как факт. Вы говорите, что Давенант убийца, а я – что мы этого не знаем; нам известно только, что Давенант – человек, который по какой-то причине ожидает обвинений в убийстве в свой адрес, в итоге ведет себя весьма необычным образом.

– И все-таки я не вполне понимаю, – подал голос Кармайкл, – что именно произошло, пока я ждал снаружи у двери бильярдной.

– Пока вы ждали у двери бильярдной, ничего не произошло – к тому времени все уже случилось. Еще раньше, пока мы хлопотали наверху, Давенант счел это место небезопасным. Он направился в бильярдную, расположил шары на столе – думаю, оставив таким образом нечто вроде сообщения для нас, – а потом ушел куда-то, видимо в зал. Очевидно, в этом доме у него есть союзник. Потом нагрянула полиция – по-моему, они выследили того, кто приносил ему еду.

– Салливана, – выпалил Гордон. – Вот чем он наверняка был занят в тот день, когда я побывал в коттедже Давенанта, – относил ему воротнички и прочее.

– Так или иначе, явилась полиция и полезла в подвал, подняв шум и гам, как это она обычно делает. Давенант понял, что положение становится серьезным, и кинулся к ближайшему транспорту, какой только смог найти, – не представляю, знал он, что это мотоцикл полицейских, или нет. И как только он бросился наутек, само собой, он не мог просто взять и остановиться в Уэйфорде и объяснить нам, что произошла глупая ошибка: обратившись в бегство, он вынужден был бежать дальше. И он поступил чертовски умно: если бы ему хватило времени запереть дверь вагона в скором поезде или прихватить с собой сезонный проездной, чтобы подтвердить свое присутствие в бинверском поезде, в чем тогда его могли бы уличить? Ведь он всегда возвращался по субботам этим же поездом.

– Вряд ли ему удалось бы легко отделаться, – возразил Кармайкл. – Правду не утаишь – в этой старой поговорке заключен глубокий смысл. Кстати, интересно, знает ли кто-нибудь из вас, откуда взялось выражение «magna est veritas et praevalebit», или, точнее, «praealet»?[25]

– Ну и откуда? – отозвался Гордон.

– На самом деле это выражение из Третьей книги Ездры[26]. Этот факт неизвестен девяносто девяти людям из ста. Но о чем я говорил?.. Ах да: поразительно то, что преступникам не удается улизнуть. Если вдуматься, мы все время следовали за нашим по пятам.

– А вот тут я не могу с вами согласиться, – заявил Гордон. – До какого-то момента мы шли по верному пути. Потом явились вы и запутали нас лозунгом «Давенант – это Бразерхуд». И тогда мы растерялись – нет, хуже, мы совершенно потеряли след, хотя объект наших поисков находился буквально в нескольких ярдах от нас. Мы смогли начать все заново лишь потому, что он вышел из своего укрытия и потревожил бумаги Ривза – с нашей точки зрения, по чистейшей случайности. А ваш идеальный детектив никогда от случайностей не зависит.

– Не будем сыпать соль на рану, – предложил Ривз. – В конце концов, мы виноваты не меньше – потому что покорно проглотили гипотезу Кармайкла.

– Между прочим, я с Кармайклом никогда и не соглашался.

– Никогда не соглашались с ним? Но продолжали старательно держать язык за зубами. И что же вас не устроило в его объяснениях?

– Мне казалось, что в них не приняты во внимание человеческие возможности. А как я уже говорил, в человеческие возможности я верю больше, чем в косвенные улики. К примеру, я не верю, что один и тот же человек способен быть католиком с субботы по понедельник и атеистом в остальные дни недели.

– Но ведь Кармайкл и это объяснил. Разве для приверженца римского католичества не естественно желание стереть с лица земли богословские теории, которые он считает ошибочными?

– Нет, он просто не станет этого делать. Одно время я общался со многими католиками и неплохо разбираюсь в их взглядах. Действовать описанным Кармайклом способом они просто не смогли бы, потому что это означало бы необходимость творить зло с благими целями. А католическое учение, знаете ли, этого не допускает.

– Я привел подобное объяснение как одно из возможных, – возразил Кармайкл. – Есть и множество других.

– Понятно. Но что толку в возможных объяснениях, каким бы ни было их количество, если ни одно из них не является вероятным? Я никогда не мог понять тот род помрачения ума, при котором человек считает, что разрешил проблему, если нашел целый ряд возможных объяснений, которые нельзя счесть вероятными. Какая тогда разница, сколько их всего? По сути дела, в нашем случае объяснение было лишь одно: Бразерхуд придерживался атеизма, но в роли Давенанта изображал католика, просто чтобы сбить окружающих с толку. Но неужели вы не видите, насколько это чудовищно? Вместо того чтобы каждое воскресенье отправляться в Пастон-Бридж, он мог бы прослыть праведником, раз в три недели появляясь среди прихожан Мерриэтта.

– А при чем тут другие человеческие возможности?

– Самая немыслимая затея в мире после смены религии каждую неделю, с субботы по понедельник, – это изменение стиля игры в гольф с субботы по понедельник. Теоретически это возможно, но в осуществление на практике мне не верится. И вам, думаю, тоже, Кармайкл, потому что гольф – такое занятие, в котором приобретается опыт.

– Так почему же вы раньше не высказали все эти сомнения?

– Вы были слишком убеждены в своей правоте. Но я могу показать вам запись в моем дневнике – о том, как я отнесся к вашей гипотезе. – Гордон ушел, а через несколько минут вернулся с внушительным фолиантом, которому каждый вечер уделял ровно по двадцать минут. – Вот, пожалуйста: «Вторник. Кармайкла осенило. Он считает, что Давенант и Бразерхуд – одно и то же лицо, что-то вроде парочки Джекила и Хайда. На мой взгляд, он упускает из виду очевидный феномен религии и гольфа. Но само собой, это так типично для…» – Он умолк. – Ну, дальнейшее не представляет для вас интереса.

– Продолжайте, – попросил Ривз. – А я и не думал, что Кармайкл типичен в чем-либо. Ну, так что там дальше?

– Да, по правде говоря, этот дневник – не просто отчет о случившемся: в нем я немного философствую. Как вам известно, Ривз, у меня есть дурная привычка писать для газет, и я понял, что ежедневная запись своих впечатлений помогает мне находить темы.

– Почту за честь узнать, какие же выводы вы сделали, – сухо заметил Кармайкл.

– «Но само собой, это так типично, – продолжал читать Гордон, – для всех этих современных философских учений. Вечно они разъясняют что-либо одно с точки зрения чего-нибудь другого, так и Кармайкл стремится объяснить Давенанта с точки зрения Бразерхуда. На понятном английском языке это означает смешение двух совершенно разных вещей. К примеру, модернисты скажут, что наказание – всего лишь синоним исправления. Но стоит только заявить об этом, как сама идея наказания в целом исчезает из поля зрения. Или же вам скажут, что концепция – то же самое, что и мысленное представление, истина – то же, что и красота или умственное преимущество, а материя – одна из форм перемещения. Корни ошибки неизменно уходят в одну из этих ошибочных идентификаций – утверждение, что А есть В, хотя на самом деле это не так.