Ночи Калигулы. Падение в бездну - Ирина Звонок-Сантандер

— Ведь ты хочешь стать императором? Скажи, хочешь? — шепнул он в ухо юноше.

Гемелл мелко задрожал. Цепкие пальцы императора причиняли боль плечу. Во взгляде и шёпоте Калигулы было нечто завораживающее, чему юноша не смел противиться.

— Конечно, братец Гай! Кто не хочет? — беспомощно пробормотал Гемелл. — Но император — ты! Я молю богов, чтобы ты жил вечно!

Гемелл закашлялся, прикрыв рот ладонями. Судорожно задвигались острые лопатки под тонкой шерстяной туникой. Калигула с лёгкой брезгливостью отодвинулся от родственника, по-прежнему разглядывая его ушную раковину. Мягкая мочка Гемелла была резко изогнута, в глубине прилип кусочек сухой желтоватой серы. Гаю страстно захотелось впиться зубами в это бесстыжее ухо. Чтобы кровь потекла красной струёю, и ненавистный Гемелл взвыл от боли!

Он сдержался. Жестом подозвал рабыню-прислужницу.

— Братец Гемелл! Выпей за моё здоровье! — император взял из чёрных рук рабыни кубок, наполненный вином. Протянул Гемеллу, пристально глядя в красивые глупые глаза.

— Я не пью вина, — слабо запротестовал юный Тиберий. — На днях я перенёс лихорадку и ещё слаб. — Он старательно кашлянул и гулко ударил себя кулаком в грудь.

— Пей! — настаивал Калигула. — Вино согревает внутренности и помогает излечиться.

Император настойчиво ткнул чашу под нос Гемеллу. Несколько капель выплеснулось наружу. Юноша испуганно смотрел, как красные пятна расползаются по белой тунике.

— Ты не хочешь пить за моё здоровье? — в голосе Калигулы прозвучала хладнокровная ненависть. Гемелл уловил её.

— Я выпью, цезарь! — поспешно заверил он, жалобно кривя тонкие губы. — Но сначала позволь мне принять лекарство.

Дрожащими руками он достал из-за пазухи небольшую бутыль с бурой жидкостью. Сделал два поспешных глотка и вытер ладонью влажный рот. Калигула молча наблюдал за ним. Беспомощно улыбнувшись, Гемелл потянулся к вину. Гай резким движением убрал кубок в сторону.

— Что ты пил?! — раздражённо крикнул он.

— Лекарство от кашля! — испуганно объяснил Гемелл.

Калигула рассмеялся — резко, страшно!

— Подай сюда бутыль! — он повелительно протянул руку.

Немного поколебавшись, Тиберий Гемелл протянул бутыль императору. Гай не успел взять её: она выскользнула из дрожащих, вспотевших от страха рук Гемелла. Пронзительный звон бьющегося стекла подчеркнул тишину, зависшую в зале.

Гай поспешно нагнулся и смочил указательный палец в лужице. Поднёс к лицу, понюхал, осторожно лизнул.

— Это противоядие! — осуждающе глядя на Гемелла, заявил он.

— Это лекарство от кашля! — испуганно выкрикнул Гемелл.

Он попытался подняться с ложа. Император с силой толкнул его обратно. Гемелл упал, сверкнув голыми икрами и подошвами сандалий.

— Ты думаешь, что я хочу отравить тебя? — тяжело дыша, спросил Гай.

Гемелл испуганно повалился к его ногам. Судорожно обнимал тощие колени Калигулы. Ползал среди осколков, не замечая, как они впиваются в плоть.

— Это было лекарство! — повторял он, глядя на императора расширенными от страха глазами. — Я болен! Кашель изнуряет меня! Сжалься! — Гемелл старательно кашлял, уже не прикрывая, а наоборот — широко открыв рот. Пусть Гай Цезарь увидит болезненную красноту! Пусть поверит в болезнь Тиберия Гемелла!

Калигула медленно покачал головой, отказывая в милосердии.

— Ты не доверяешь мне, а значит — ты предатель! — с деланной тоской произнёс он.

Изображая скорбь, император уткнулся печальным лицом в руку, согнутую в локте, и громко вздохнул. Затем выпрямился и вызывающе пригубил злополучную чашу с вином. Гости затаили дыхание, следя, как двигается кадык на длинной худой шее. Допив до конца, Калигула отшвырнул в сторону чашу и посмотрел на Гемелла.

— Вино не было отравлено, — криво улыбнулся он. И повысив голос, велел преторианцам: — Арестуйте его! За оскорбление императорского величия!

Стоя посреди пиршественного зала, Калигула смотрел, как преторианцы тащат прочь сопротивляющегося Гемелла.

— Брат, я не виноват! — отчаянно кричал он.

— Продолжает упорствовать в неправде! — шепнул Гай, прикрыв глаза, словно испытывал душевную боль.

Гости внимательно разглядывали полные тарелки. Делали вид, что поглощены едою и не слышат воплей Гемелла. Гай вернулся к невесте. Тишина была столь велика, что шаги императора звучали, словно удары молота по наковальне.

Калигула прилёг около Лоллии Павлины. Она заискивающе улыбнулась и погладила его руку.

— Трудно быть императором! — заметила она. — Зависть родных преследует тебя! Ты можешь доверять только любящей супруге, поклявшейся разделить с тобой тяготы жизни!

Гай устало оглядел Лоллию: «Чужая женщина! Я верю лишь Друзилле! Но как она красива и желанна!»

Он обнял её за плечи. Поцеловал в щеку, предвкушая близость брачной ночи. И шепнул ей, злобно прищурившись:

— Когда-то дед Гемелла устроил подобную хитрость моей матери! Теперь она отомщена!

Тиберия Гемелла отвели в дворцовое подземелье. Юноша жалобно плакал, молил преторианцев о пощаде. Трибун Кассий Херея пренебрежительно толкнул его в спину:

— Не скули! Будь мужчиной! — равнодушно посоветовал он.

Гемелл послушно вытер слезы краем тоги. Он старательно крепился, чтобы не заплакать вновь перед безжалостными мужчинами. Но, когда дверь темницы со скрежетом захлопнулась за его спиной, зарыдал ещё сильнее.

Оставшись один, Гемелл брезгливо огляделся и обхватил руками худые плечи. Серые стены пахли гнилью, на изломах трещин копошились мерзкие клопы. Гемелл, всхлипывая, прислонился спиною к стене. И тут же отскочил: ему померещилось, что клоп заполз ему под тунику.

Два часа подряд он кругами бродил по узкой камере. Бормотал отрешённо:

— Я не виноват… Это было лекарство от кашля…

Гемелл наивно надеялся, что преторианцы, стерегущие за дверью, услышат его и донесут императору. Устав ходить и бормотать, он прилёг на грязный соломенный тюфяк, брошенный в углу, и заснул.

Резь в мочевом пузыре разбудила его. Гемелл открыл глаза, бессмысленно озираясь вокруг. Спросонья он не сразу понял, где находится. Вспомнив, снова прослезился. С трудом поднявшись с тюфяка, Гемелл дотащился до двери. Попытался просунуть голову сквозь частые железные прутья.

— Мне нужно помочиться, — крикнул преторианцам, дежурящим снаружи.

— Помочись в углу! — раздался насмешливый совет.

Громкий оглушительный хохот ударил Тиберия Гемелла, словно пощёчина. На дедовой вилле он рос посреди угодничества и лести. Почему теперь должен выслушивать грубые оскорбления солдат?