Пенсия для морского дьявола - Игорь Чиркунов

и рвануть куда глаза глядят, придётся выкинуть, как несостоятельную.

Деревня отстояла от лодочных ангаров ещё метров на двести и раскинулась она на небольшом возвышении — эдакой земляной ступеньке метра в полтора. Деревья в деревне хоть редко, но встречались, закрывая от взгляда с горы.

Дома, в отличие от касты земли, стояли на небольших, по колено сваях. Такие же хижины из плетёных прутьев и бамбука, под «соломенными» крышами, хотя никакая это не солома, а тоже размочаленные и хорошо просушенные листья или стебли.

Хижины отличаются друг от друга сильнее, чем у «земляков». По краям деревни теснились какие-то конуры, а не домики — четыре стены и дверной проход с циновкой. И их было большинство.

Дальше шли дома покрупнее, размером похожие на родной дом Хеху, по виду, состоящие из двух, а то и трёх комнат.

А почти в центре я разглядел шесть больших и даже высоких дома — хижиной это уже было сложно назвать. Поскольку в деревню я не заходил, подробно разглядеть не смог. Разве что заметил, что стены у них из чего-то, отдалённо напоминающего широкие доски, шириной со ствол пальмы. Из пальм, скорее всего, и делали, расщепляя древесину по волокнам.

Ну что ж. Всё понятно. В садоводческом товариществе, где у бати была фамильная «фазенда», тоже с начала девяностых по домам можно было определить — кто, так сказать, «поднялся», а кто и совсем впал в ничтожество. Сам я старался отцу помогать, чем мог, там — заменить на крыше железо, требующее чуть ли не ежегодной покраски на что-нибудь более современное, типа гибкой черепицы. Окна-двери заменить. Но домик как был однокомнатной хибарой с верандой, так ею и остался. А вот у соседа напротив типовой «дачный домик» превратился в бревенчатого монстра, занимавшего чуть ли не весь участок. Тут, скорее всего что-то похожее.

Всего в деревне я насчитал около семидесяти разнокалиберных хижин. Точнее не посчитать.

С западной части деревни и, как бы чуть отдельно от неё, ещё два десятка хижин-середнячков, одна, такая-же по размеру, но из досок, и большой, длинный дом, метров десять длиной и три шириной. У меня почему-то проскользнула ассоциация с казармой.

Если не считать десятка разновозрастной малышни, что сновала туда-сюда, народу в деревне, считай, и не видно. Разок прошли группкой женщины, тащившие какие-то тюки на головах, в сторону речки. Потом из одного домика-конуры вышли двое, по виду — отец со взрослым сыном. Отец нёс два весла, сын собранную в охапку сеть и две высокие плетёные корзины. Прошагали к одной из маленьких лодок, закинули внутрь ношу, стащили подальше от берега, запрыгнули по очереди и угребли на просторы лагуны.

И опять, помимо носящейся туда-сюда мелюзги — деревня, как вымершая.

Кстати, обратил внимание, что пресловутые люди лагуны отличались и от воинов, и от людей земли. Понятно, воины, по крайней мере те, кого видел, были здоровенные лоси, на пару голов меня выше, с развитой мускулатурой. Среди татух преобладали треугольные и квадратные спирали, а сами татуировки заходили и на лицо.

Люди касты сетей были худощавее, что ль. От людей земли отличались более длинными конечностями. Хм, мелькнула мысль что каста земли больше похожа на земных негроидов, разве что не с такой темной кожей. А так-то, у многих: кучерявые волосы, большие губы, пропорции тела ближе к квадрату.

Рыбаки, если бы кожу побелее и меньше азиатщины в чертах лиц, решил бы что чистые европеоиды. Ну да я не антрополог, хоть на службе и пичкали различиями в Тихоокеанских племенах, но за прошедшие на дембеле годы всё повыветрилось, за ненадобностью.

Так же имели тату, но точно не на лице. Кстати, на плечах и руках заметил уже встречавшийся орнамент в виде волн. Но без «жабр». Видимо татуированные «жабры» — отличительная особенность ныряльщиков.

По правде говоря, я уже собирался отваливать — подходы к деревне определил, её план в голове плюс-минус накидал, активность понятна. Ждать ещё чего-то? Смысл? Соваться в саму деревню? Сомневаюсь, что «людоедские» братья напечатали ориентировки с моей мордочкой. Думаю максимум, что они сделали, это рассказали: «Есть такой пацан в касте земли, метр с кепкой и худющий. Зовут так-то, за поимку — благодарность от командования в приказе и премия в размере одной... хм, жемчужинки». Всё. Но лишний раз мелькать там, где все друг друга должны с детства знать? Не-е-е... Без особой нужды точно не стоит.

И тут в, до этого сонной, деревеньке началась какая-то движуха.

Сначала, с запада лагуны подлетело к берегу каное. Пятеро гребцов, подгоняя себя криками, херачили гребками, как на олимпийской дистанции. Когда лодка ткнулась носом в песок, один рыбак выскочил из неё и, что-то крича на ходу, я не разобрал из-за дальности, спотыкаясь, бросился к отдельно стоящим хижинам.

Почти сразу, из длинной хижины-«казармы» высыпал десяток воинов. Ну, точно, я же говорю, чем-то родным повеяло от неё! Окружили рыбака, коллективно загалдели. Почти тут же из отдельных хижин появилось ещё четверо, среди них я разглядел и Ману.

Ману прикрикнул, гвалт тут же прекратился. Похоже, дядя кучерявенького Кая начал расспрашивать рыбака, но тут из дощатого домика нарисовался ещё один персонаж.

Даже на фоне крупных вояк этот смотрелся настоящим гигантом — здоровый, уже немолодой, весь покрытый тату так, что издалека казался более темнокожим, чем был на самом деле. Ожерелье на шее красовалось ушами не меньше, чем от взвода бедолаг, которым не повезло, да ещё среди ушей белело нечто, очень похожее на клыки. Откуда только он их здесь взял?

При виде нового лица все тут же «застроились» — разве что по стойке смирно не вытянулись, но стали «есть глазами начальство» просто на зависть любым армиям покинутого мной мира.

Состоялся короткий допрос, в ходе которого рыбак несколько раз указывал куда-то на запад. Дальнейшее, я расшифровал по лицам примерно так:

Главный военный, обращаясь к Ману: «Херня какая-то, но проверить надо».

Ману, пожимая плечами: «Раз надо, так давай я метнусь с парнями?»

Главный: «Ну ок, давай. Повнимательнее там».

Ману: «Обижаешь, старшой, не ребёнок».

После чего весь десяток военных, повинуясь окрику Ману метнулись сначала в казарму, вооружились копьями, луками и дубинками, затем схватили лежащую за казармой пирогу — значительно крупнее тех, что я раньше видел, с высокими мордами то ли крокодилов, то ли ещё каких страшилищ на носу и корме, и рысью умчались к лагуне. Ману и пара из тех, кто не на «казарменном проживании» присоединились и, вскоре, у деревни остались