Церковь и государство. Две головы власти в России - Ефим Грекулов

И как какой помазанник, т. е. атаман разбойников, захочет побить чужой и свой народ, – сейчас ему сделают святой воды, покропят, крест возьмут (тот крест, на котором умер нищий Христос за то, что он отрицал этих самых разбойников) и благословят побить, повесить, голову отрубить.

И все бы хорошо, да не умели и тут согласиться и стали помазанники друг друга называть разбойниками (то, что они и есть), и стали попы друг друга называть обманщиками (то, что они и есть); а народ стал прислушиваться и перестал верить и в помазанников, и в хранителей св. духа, а выучился у них же называть их, как следует и как они сами себя называют, т. е. разбойниками и обманщиками.

Но о разбойниках только пришлось к слову, потому что они развратили обманщиков. Речь же об обманщиках, мнимых христианах. Такими они сделались от соединения с разбойниками. И не могло быть иначе. Они сошли с дороги с той первой минуты, как освятили первого царя и уверили его, что он своим насилием может помочь вере, – вере о смирении, самоотвержении и терпении обид. Вся история настоящей церкви, не фантастической, т. е. история иерархии под властью царей есть ряд тщетных попыток этой несчастной иерархии сохранить истину учения, проповедуя ее ложью и на деле отступая от нее. Значение иерархии основано только на учении, которому она хочет учить. Учение говорит о смирении, самоотречении, любви, нищете; но учение проповедуется насилием и злом.

Для того, чтобы иерархии было чему учить, чтобы были ученики, нужно не отрекаться от учения, но для того, чтобы очистить себя и свою незаконную связь с властью, нужно всякими ухищреннейшими соображениями скрыть сущность учения. А для этого нужно перенести центр тяжести учения не на сущность учения, а на внешнюю сторону его. И это самое делает иерархия.

Так вот: источник того обмана веры, который проповедуется церковью, источник его есть соединение иерархии, под именем церкви, с властью – насилием. Источник же того, что люди хотят научить других людей вере, в том, что истинная вера обличает их самих и им нужно вместо истинной веры подставить свою вымышленную, которая бы их оправдывала.

Истинная вера везде может быть, только не там, где она явно насилующая, – не в государственной вере. Истинная вера может быть во всех так называемых расколах, ересях, но наверное не может быть только там, где она соединилась с государством. Странно сказать, но название «православная, католическая, протестантская» вера, как эти слова установились в обыкновенной речи, значат не что иное, как вера, соединенная с властью, т. е. государственная вера и потому ложная.

Понятие церкви, т. е. единомыслия многих, большинства, и вместе с тем близость к источнику учения в первые два века христианства, был только один из плохих внешних доводов. Павел говорил: «я знаю от самого Христа». Другой говорил: «я знаю от Луки». И все говорили: мы думаем верно, и доказательство того, что мы верно думаем, то, что нас большое собрание, экклезия, церковь. Но только с собора в Никее, устроенного царем, начался – для части исповедующих одно и то же учение – прямой и осязательный обман. «Изволися нам и св. духу», – стали говорить тогда. Понятие церкви стало уже не только плохой аргумент, а стало для некоторых власть. Оно соединилось с властью и стало действовать, как власть. И все то, что соединилось с властью и подпало ей, перестало быть верой, а стало обманом.

Чему учит христианство, понимая его как учение какой бы то ни было церкви или всех церквей?

Как хотите разбирайте, смешивая или подразделяя, но тотчас же все учение христианское распадется на два резкие отдела: учение о догматах, начиная с божественности сына, духа, отношения этих лиц, до евхаристии с вином или без вина, пресного или кислого хлеба, – и на нравственное учение смирения, нестяжательности, чистоты телесной, семейной, неосуждения и освобождения от неволи уз, миролюбия. Как ни старались учители церкви смешать эти две стороны учения, они никогда не смешивались, и как масло от воды, всегда были врозь – каплями большими и малыми.

Различие этих двух сторон учения ясно для каждого, и каждый может проследить плоды той и другой стороны учения в жизни народов, и по этим плодам может заключить о том, какая сторона более важна и, если можно сказать, более истинна, то какая более истинна? Посмотришь на историю христианства с этой стороны – и ужас нападет на тебя. Без исключения с самого начала и до самого конца, до нас, куда ни посмотришь, на какой ни взглянешь догмат, хоть с самого начала – догмат божественности Христа – и до сложения перстов, до причастия с вином или без вина, – плоды всех этих умственных трудов на разъяснение догматов: злоба, ненависть, казни, изгнания, побоища жен и детей, костры, пытки. Посмотришь на другую сторону – нравственного учения, от удаления в пустыню для общения с богом до обычая подавать калачи в острог, и плоды этого – все наши понятия добра, все то радостное, утешительное, служащее нам светочем в истории.

Заблуждаться тем, перед глазами которых не выразились ясно еще плоды того и другого, можно было, и нельзя было не заблуждаться. Можно было заблуждаться и тем, которые искренно вовлечены были в эти споры о догматах, не заметив того, что они этими догматами служат дьяволу, а не богу, не заметив того, что Христос прямо говорил, что он пришел разрушить все догматы; можно было заблуждаться и тем, которые, унаследовав предания важности этих догматов, получили такое превратное воспитание умственное, что не могут видеть своей ошибки; можно и тем темным людям, для которых догматы эти не представляют ничего, кроме слов или фантастических представлений, но нам, для которых открыт первый смысл Евангелия, отрицающего всякие догматы, нам, имеющим перед глазами плоды в истории этих догматов, нам нельзя уж ошибаться.

История для нас – поверка истинности учения, поверка даже механическая…

…Теперь у нас, будочник хватает студента, про которого ему сказали, что он злодей, и вяжет и тащит в тюрьму, тюремщик запирает злодея, он знает, что это нужно для блага мира. Судья судит для блага человечества. Начальник велит задавить его веревкой для блага мира. Палач давит для того же блага. Первосвященник говорит речи, что это хорошо, и для блага же с крестом, на котором распят был Иисус, в память Иисуса одобряет убийство и благословляет тем же знаком креста, на котором распят Иисус, благословляет убийц.

Все для блага людей. Книжник и законник мудрствует и доказывает, что для блага людей нужно убивать «таких злодеев». Приходит старшина, тащит молодого мужа от молодой жены, жившего своим трудом, никого не обижавшего, тащит в город, его стригут, одевают в пестрое платье для блага людей, учат убивать людей для их блага и посылают бить их, или его убивают, если он этого не хочет делать, все для блага людей. И в этом насилии и жестокости и соблазне принимают участие тысячи, от прапорщика мальчика до старика царя. Книжники и законники мудрствуют и доказывают, что это убийство есть добро и [делается] для блага людей…

Да, они – те самые мнимые учителя христианской церкви, мнимые наследники Христа, те самые, которых из всех людей одних проклял Иисус, сказав, что все простится, кроме хулы на святого духа. И нельзя было ему не проклясть их… Что же сделали эти наследники Христа? Они назвали себя учителями, взяли ключ понимания, сами не вошли, других не пускают и выдумали царство небесное, исполненное лжи и зла, и уверяют, что это-то их царство небесное есть то самое, о котором говорил Иисус, что другого и нет, и что вот это отворено всем тем, которые будут признавать нас. Как же было не проклясть их? Но им мало было этого, они сами открыто отреклись от учения того, кого они называют своим учителем, и главное, они во имя его стали творить, творили и творят те самые дела, от которых приходил Иисус спасти людей. Осуждение за веру, самое злое из всех осуждений – это первое их дело. Их тысяча толков, и каждый проклинает и осуждает все другие… Ненависть – они и сами чувствуют и возбуждают… Война – огромное убийство. А они и возбуждали и возбуждают войны. Гордость. Какая хуже гордость может быть той, которая утверждает, что она одна знает истину истин, а другие все заблуждаются, а они все говорят это. Сластолюбие, сребролюбие – мамон. Где больше найдешь богатств не для целей других, а богатств для любви богатств, как у них? У кого мягче и белее руки, на ком дорогие парчи, шелки, бриллианты? На блудницах и на них. Величание себя. Кто председательствует на собраниях? Генерал-губернатор – палач – и они. Кому кланяются в землю? Их идолам и им. Кому целуют руки? Им и блудным женам.