Я — посланник - Маркус Зузак

На случай, если тебя это интересует: мужчина с Эдгар-стрит не так давно сел на поезд, следующий в какой-то богом забытый шахтерский городишко. Уверен, эта новость снимет камень с твоей души.

Ну а теперь снова за дело!

Крести — масть серьезная. Помни, сынок, что кресты и на кладбище ставят.

Остается один вопрос. Ты готов к новым приключениям?

Впрочем, это риторический вопрос. К бубновому тузу ты готов не был.

И тем не менее неплохо справился!

Итак, удачи, и смотри, не подведи нас. Уверен, ты уже понял: твоя жизнь напрямую зависит от успеха в этом деле.

Счастливо оставаться.

Отлично.

Просто замечательно.

Меня всего трясет от страха: какие ужасы готовит трефовый туз? Разум строго предупреждает: ни в коем случае не бери эту карту! С перепугу мне в голову приходит бредовая идея скормить туз Швейцару.

Но проблема в том, что я физически ощущаю присутствие карты. Она лежит на полу, и большой палец ноги ее чувствует. Меня пригибает вниз. К полу. К карте. Словно на спине тяжеленный крест.

Я поднимаю этот прямоугольный кусок картона.

Все, я уже держу его в руках.

И смотрю на него.

И читаю то, что на нем написано.

С вами бывает так: вы что-то сделали и лишь через некоторое время поняли: «Блин, что я наделал-то?» Вот именно это со мной и произошло. В результате я прочел написанное на трефовом тузе. Думал, что увижу новый список адресов.

И ошибся.

Разбежался, однако. Решил, все будет так же легко. Как же. В этот раз — никаких адресов! С чего я взял, что послания будут всегда одинаковыми. Предсказуемость — не наш девиз. Испытание должно следовать за испытанием, и при этом сопровождаться сюрпризами — вот наш девиз.

Так что в этот раз на карте записаны не адреса, а фраза.

Одна только строчка.

Вот такая:

Помолись у камней дома твоего

И вот теперь у меня к вам вопрос. Кто-нибудь может мне объяснить, что все это значит?! С адресами, по крайней мере, было понятно. А что такое «камни дома твоего»?! Это может быть что угодно, где угодно и даже кто угодно. И как мне идти туда, не знаю куда, и принести то, не знаю что?

Однако фраза что-то шепчет.

Карта мягко говорит на ухо: стоит сделать усилие, и нужное воспоминание тут же всплывет.

Время идет, но ничего так и не всплыло.

И вот я сижу, смотрю на карту, а у моих ног мирно похрапывает глупый старый пес.

Я просыпаюсь на диване скрюченный, все затекло. Затылок, похоже, кровоточил. На подушках — следы крови, ржавого цвета короста покрывает шею. Плюс все тело болит, хотя боль уже не острая, атакующая приступами, а тупая и ноющая. Постоянная.

Карта лежит на журнальном столике. На поверхности много пыли, но трефовый туз смотрится вполне естественно, словно всегда там лежал.

Снаружи темно.

Из кухни льется оглушающе яркий свет.

Шея и спина — все в подсохшей крови — чешутся. Я говорю себе, что надо выпить. Выключаю свет и на ощупь пробираюсь к холодильнику. На нижней полке нахожу пиво и иду с ним обратно в гостиную, приговаривая: «Так давайте же пить и веселиться!» То есть, в моем случае, все, что угодно, только не смотреть в сторону карты. Я поглаживаю Швейцара ногой и думаю: «Который, интересно, час? И какое число? И вообще, что показывают по телевизору?» Хотя, чтобы включить телик, нужно же встать… На полу лежат и смотрят на меня книги. Не буду я их читать.

Что-то теплое стекает по шее.

Похоже, затылок опять кровоточит.

— Еще одну прислали?

— Да.

— Какая масть?

— Трефы.

— А ты так и не выяснил, кто их посылает?

Тут Одри замечает подтеки пива у меня на куртке и подсыхающую кровь на шее.

— О боже правый, что случилось?

— Все в порядке, не волнуйся.

По правде говоря, я чувствую себя жалким придурком. Ибо с первым лучом солнца выскочил из дома и побежал — куда? Правильно, к Одри. За помощью. И только обменявшись с ней парой реплик, я понимаю, что весь дрожу. Солнышко пригревает, но кожа отчаянно пытается оторваться от плоти.

«А почему она держит меня на пороге?» — вяло удивляюсь я, и ответ вырисовывается сам, после нескольких мгновений неловкого молчания: это парень с работы.

— Кто там? — спрашивает он.

— А, это… — начинает мяться Одри.

Она неловко себя чувствует, это видно.

А потом небрежным тоном роняет:

— Просто Эд зашел.

Вот так. Просто Эд.

— Ладно, до скорого тогда.

И я начинаю пятиться, ожидая…

Чего ожидая?

Да того, что она пойдет за мной.

Но Одри не идет.

Только выходит на крыльцо. И спрашивает:

— Ну ты же будешь дома позже?

— Не знаю, Одри, — продолжаю пятиться я.

И это правда. Я и впрямь не знаю, буду ли дома. Джинсы кажутся невообразимо старыми, они оплетают мне ноги, как побеги вьюна. Рубашка обжигает холодом. Куртка царапает руки, волосы растрепаны, а глаза, судя по ощущениям, красные от недосыпа. А еще я так и не узнал, какое сегодня число.

«Надо же, просто Эд», — думаю я. И поворачиваюсь.

Просто Эд уходит.

Просто Эд уходит быстро.

Ускоряет шаг, пытаясь перейти на бег.

Но спотыкается.

Загребает ногой землю и снова идет медленно. Из-за спины слышится голос Одри, она зовет, громче и громче:

— Эд? Эд?!

Просто Эд оборачивается.

— Я потом зайду, ладно? — спрашивает она.

Просто Эд смиренно вздыхает — ладно.

— Хорошо, — говорит он вслух. — Пока.

И идет прочь. Внутреннему зрению предстает образ Одри, как она стоит в дверях. На ней болтается футболка, — Одри в ней спит. Немного взъерошенные после сна, красивые волосы. Округлые бедра. Стройные, золотистые от загара ноги. Сухие, еще пухлые со сна губы. Следы поцелуев на шее.

Она пахнет близостью, пахнет сексом.

Я корчусь в безмолвной муке: «О, как бы я хотел, чтобы такой запах шел и от меня».

Но от меня разит запекшейся кровью и пролитой на куртку выпивкой.