Волчица в засаде - Александр Чернов

В двухэтажном скучном здании магазина старой постройки было немноголюдно и уныло. Мы добросовестно прошли по всем секциям универмага, поговорили со всеми продавцами и продавщицами и даже кое с кем из покупателей. Относились к нам по-разному: кто-то высокомерно, кто-то насмешливо, кто-то серьезно, а кто-то не очень, но все, с кем нам довелось пообщаться, взглянув на портреты парней, говорили в один голос: нет, не знаем, не видели, не встречали.

Примерно такие же ответы мы получали и в других местах, куда с Наташей заходили по мере продвижения по Первомайской. Позвонила Вера. У нее также не было никаких известий от парней. К вечеру усталые, голодные, разуверившиеся в успехе мы остановились у большущего перекрестка. Было еще светло, но некоторые машины уже ездили с включенными габаритными огнями. Дождь все не прекращался.

— По домам? — спросил я художницу, уже ни на что не надеясь.

Прячась от дождя под зонтом, Наташа стояла так близко, что я кожей лица ощущал ее горячее дыхание.

— Но мы же еще не дошли до конца улицы, — возразила она. — Здесь пройти-то осталось пару сотен метров.

— Я не думаю, что, дойдя до конца Первомайской, мы узнаем что-то новое, — произнес я. — Либо Катя перепутала название улицы, либо тот парень снимает на Первомайской квартиру, а потому его никто здесь не знает.

Артамонова зябко передернула плечами.

— И все-таки, я думаю, нам стоит еще немного поспрашивать, — девушка вдруг оживилась. — Послушай, а почему бы нам не зайти в пивнушку? Наверняка на Первомайской таковая имеется. Там среди подвыпившей публики много чего узнать можно.

Отскочившая от воротника моей куртки капля попала на лицо Наташи и покатилась по нему, будто слеза. Я вытер ее пальцем со щеки Артамоновой. Девушка напружинилась и потянулась ко мне. Я чувствовал: если поцелую сейчас Наташу, она не оттолкнет, но целовать художницу не стал. Артамонова из тех, кто влюбляется всерьез и надолго. Смогу ли я полюбить ее так же? Готов ли я к бурному продолжительному роману?

— Что ж, пойдем искать пивнушку, — согласился я без воодушевления.

Вскоре наткнулись на расположенную в подвальном помещении пивнушку. На ее выступающей примерно на метр над землей прямоугольной крышей красовалась вывеска «Янтарный», и если бы не она, то бар можно было бы принять за бомбоубежище. Впрочем, я слегка приукрашиваю. На самом деле два расположенных на противоположных концах крыши входа в подземелье наводили на мысль, что красиво именуемый нынче бар «Янтарный» в недалеком прошлом носил более прозаичное название — общественный туалет. Но вот, глядишь ты, переоборудовали предприимчивые люди сортир в питейное заведение. Случаются в жизни и такие метаморфозы: раньше, чтобы справить нужду, спускались в подземелье, а теперь по той же причине выходят наружу.

Мы с Наташей спустились в «Янтарный». В углу — стойка с торчащим из нее краном, остальное пространство занимают либо обычные квадратные четырехместные столики со стульями, либо круглые буфетные столы для тех, кто не любит рассиживаться. Несмотря на холод, любителей попить пива было много. Десятка четыре мужчин и с пяток женщин сидели и стояли за столиками, то и дело поднося ко рту кружки с пивом. Рядом с некоторыми стояли стаканы с напитками покрепче. Под потолком плавал сизый табачный дым; раздавался равномерный гул голосов; было душно, парко.

— Клоака! — заявила Наташа, окинув презрительным взглядом бар и его обитателей.

Мы прошли к стойке буфета, где я заказал у пышущего здоровьем розовощекого мужика кружку пива. Моя спутница наотрез пить отказалась.

— Вот еще, стану я кружки облизывать! — сказала она с брезгливым выражением лица.

Я подхватил кружку, и мы отправились к столику, за которым стоял человек, обликом напоминавший академика, и еще один респектабельного вида гражданин. Мы присоединились к парочке. «Академик» и респектабельный гражданин говорили вовсе не о науке и высоких материях, а вели банальный разговор о мизерной зарплате и о том, как все кругом плохо. Я повременил, затем, посчитав, что настал подходящий момент вклиниться в чужой разговор, разложил на липком от пива столе три портрета и спросил:

— Не узнаете?

Ни «академик», ни респектабельный гражданин на контакт не пошли, они скосили глаза на рисунки, одновременно буркнули «нет» и продолжили свой разговор. Пиво оказалось кисловатым и не терпким. Я такое не люблю. Я сделал пару глотков, взял портреты и, оставив Наташу с кружкой пива в компании «академика» и респектабельного, двинулся к столику с тремя забулдыгами. Безрезультатно. Я перешел к следующему столику — тот же эффект. Направляясь к парочке небритых мордоворотов, я решил изменить тактику опроса посетителей бара и за любую выданную мне информацию об интересующих меня личностях сулить вознаграждение.

— В общем, так, мужики! — сказал я, веером разворачивая перед парочкой мордоворотов портреты. — Если узнаете одного из парней, ставлю бутылку!

— Мы тебе самому можем бутылку поставить и памятник в придачу, мент поганый! — неожиданно рявкнул один из мужиков. На рисунки он даже не взглянул. — Проваливай отсюда!

Напряжение, какое я испытывал последние два дня, усталость, вызванная бесконечными поисками Эллы, разочарование от неудач сказывались на моей психике. Я был раздражен, взвинчен и мгновенно разъярился.

— Но ты, морда! — заорал я в ответ так, что гул в зале стих. — Чего рыпаешься? На парашу захотел? Щас устрою! — Для пущей важности я достал из кармана «сотку» и нажал на кнопку. — Один звонок, и ты в привычных для тебя условиях.

Мужик потух, хотя в глазах по-прежнему полыхала ненависть. Его собутыльник примирительно сказал мне:

— Ладно, ладно, начальник, успокойся! Пошутили мы.

Я тоже остыл, отключил мобильник и отправился к следующему столику. Обойдя с портретами в руках ползала, ни с чем вернулся к Наташе. «Академик» с респектабельным уже отчалили. Я сделал еще глоток пива и объявил:

— Все, на этом наша одиссея по улице Первомайской завершилась. Сейчас провожу тебя, потом отправлюсь домой, по дороге заскочу к Элкиной матери и скажу ей, что, к сожалению, отыскать похитителей ее дочери не удалось. Пусть обращается за помощью в милицию.

— Жаль потраченного времени, — печально произнесла художница. — Но ничего иного, как прекратить поиски, нам не остается.

Артамонова взяла меня под руку. Однако отойти от столика мы не успели. С дальнего конца зала один из посетителей «Янтарного» сделал мне знак рукой, чтобы я оставался на месте, и нетвердой походкой направился в нашу с художницей сторону. Это был мужик, к которому я уже подходил, — невысокий, согбенный, с ищущим взглядом, лет пятидесяти, а может, сорока или шестидесяти, никогда у них, алкашей, возраст не определишь. Все они от сорока и до шестидесяти на одно лицо — морщинистые, черные, небритые с ввалившимися глазами. Он подошел и сказал:

— Ну-ка, покажь еще раз фотки!

Мы с Наташей переглянулись. Неужели нам наконец-то улыбнулась удача?