Миры Бесконечности - Акеми Дон Боумен

Не знаю, откуда взялось это желание защитить едва знакомых мне людей. Но почему-то это казалось мне важнее всего на свете.

Даже несмотря на страх, окутывающий меня.

Вуаль рассеивается, и я вижу прямо перед собой Шуру. Ее лоб нахмурен от замешательства.

– Дело не в платье, Нами. А в тебе. – Она указывает на воду, и я тоже смотрю туда.

И тут же понимаю, что она имела в виду. Девушка, отражающаяся в воде, совершенно не похожа на человека. У нее волосы, словно черный бархат, кожа гладкая, как фарфор, а глаза сияют, как драгоценные камни.

Но при этом, несмотря на идеальную внешность, эта девушка я.

Просто я выгляжу так, словно сделана из пластика или высечена из мрамора. Словно сошла с картины художника.

Словно была создана, а не рождена.

Словно я одна из них.

Я смотрю на свою ладонь, где мгновение назад виднелся символ в виде зазубренного пламени, светящийся флуоресцентно-синим цветом. А сейчас от него не осталось и следа.

Оказывается, Шура не шутила, сказав, что мне поставили метку. Таким способом в Поселении удостоверяются, что перед ними не Колонист, решивший притвориться человеком. Это что-то наподобие водяного знака, но его ставят на кожу, а не на купюры.

Анника проводит пальцем по столу, прослеживая рисунок древесины, словно пытается решить головоломку. Хотя, может, так оно и есть.

Я вышла из Северного туннеля, выглядя как человек, а вернулась с лицом их врага.

Но дело не только в моей маске. Я разговаривала с Колонистом – с принцем, – который не смог разглядеть, кто я на самом деле. Каким-то образом мне удалось столкнуться с одним из правителей Бесконечности, а затем вернуться сюда, чтобы рассказать об этом.

А что скажут жители Поселения, если узнают, что это происходит не впервые?

Тео скрестил мускулистые руки на груди. Шура стоит рядом с ним, не сводя с меня взгляда. Думаю, она боится вновь потерять меня из вида, боится, вдруг в случившемся есть и ее вина.

Но она не виновата. Как и я.

Я даже не понимаю, что сделала.

Ахмет упирается руками в стол и наклоняется вперед.

– Думаю, мы хотя бы можем признать, что она все еще одна из нас. Метка все еще работает, а значит… на рынке не подменили ее на похожую Колонистку. А мы все видели ее сны.

– Проверьте меня еще раз, если хотите, – предлагаю я.

Не скажу, что в восторге от мысли, что они вновь залезут мне в голову, но это лучше, чем терпеть взгляды, которыми они сейчас на меня смотрят.

Их недоверие душит.

Анника поднимает руку, а ее глаза цвета янтаря сужаются:

– В этом нет необходимости. Я верю, что ты человек.

Тео поднимает голову, и в его глазах виднеется облегчение. Очевидно, он сомневался в этом.

Я расправляю плечи.

– Тогда почему все смотрят на меня так, будто я в чем-то провинилась? Разве то, что случилось, плохо? Теперь вы знаете, что Колонистов можно обмануть. Или, по крайней мере, находиться среди них, не вызывая подозрений.

Шура с Тео переглядываются. А Ахмет вздыхает.

– Все не так просто, – говорит Анника, а я невольно съеживаюсь, словно меня ругают. – Ты не первая, кто предложил обмануть Колонистов, притворившись одним из них. Но это не работает. Нам никогда не удавалось уловить главное… то, что отличает их от нас.

– То есть мне это удалось?

– Возможно. – Анника замолкает. – Если только принц не решил провести тебя. Может, он отпустил тебя для того, чтобы ты привела его к Поселению.

Атмосфера в комнате становится неуютной. Шура крутит пальцами прядь розовых волос. Ахмет почесывает место чуть выше шрама. Тео водит языком по внутренней стороне щеки, словно ему требуются все его силы, чтобы держать рот на замке.

И лишь Анника сохраняет невозмутимость.

Мысли скачут у меня в голове, пока до меня не доходит, что причина ее спокойствия в том, что она уже приняла решение.

– Ты считаешь, что нам ничего не угрожает.

– Да, – подтверждает она. – Думаю, если бы принц догадался, кто ты, то тебя сразу бы арестовали. Колонистам, проживающим в герцогстве Победы, нравится притворяться, что люди больше не представляют угрозы. Так что Герой, прогуливающийся по рынку, разрушил бы эту иллюзию. А если бы он решил использовать тебя, чтобы отыскать наше убежище, то не стал бы ждать долго и мы бы даже не успели начать этот разговор.

Я с благодарностью смотрю на Шуру. Она рискнула привести меня сюда. Сомневаюсь, что другие бы поступили так же. Но даже после успокаивающих слов Анники Шура не испытывает облегчения. Думаю, ей предстоит серьезный разговор с матерью.

Меня охватывает чувство вины. Шура позвала меня на рынок, желая мне помочь. А что получила взамен? Лекцию от матери, разочарованной ее поступком.

Ахмет склоняет голову набок. На его лице все еще отражается недоверие:

– Мы всегда считали, что попытки выглядеть, как Колонисты, сродни попыткам притвориться каким-нибудь животным. Не имеет значения, покрыт ты шкурой, чешуей или иглами – стоит посмотреть тебе в глаза, и сразу становится понятно, что ты человек. Чувствуется, что ты самозванец. Это просто очевидно. Но почему-то…

– …почему-то тебе удалось то, что никогда не получалось у нас, – заканчивает за него Анника, и в комнате повисает тишина.

Она смотрит, как голограмма герцогства Победы вращается в центре стола.

– Нам никогда не удавалось замаскироваться настолько хорошо, чтобы обмануть Колонистов. А сегодня ты не просто замаскировалась… ты поговорила с одним из них.

– С принцем Келаном, – с горечью добавляет Шура. – Правителем Победы.

– Как тебе это удалось? – спрашивает Тео с такой серьезностью, что у него даже покраснели уши от сосредоточения.

Жаль, что я не могу объяснить ему это. Не могу разложить все на простые составляющие, которые можно было бы обвязать аккуратным бантиком и положить на хранение. Жаль, что у меня нет ответа, после которого они бы перестали смотреть на меня как на ненормальную.

– Не знаю. Просто в какой-то момент я подумала о комиксе, который написал мой отец, а в следующую секунду… Не могу этого объяснить. Я даже не понимала, что моя одежда изменилась, пока принц… – я замолкаю на мгновение и бросаю взгляд на Шуру, – принц Келан не сказал что-то о моем платье.

– Она скинула мою вуаль, – уточняет Шура. – Она словно превратилась в другого человека. Я потеряла ее, хотя никогда и никого не теряю.

Она пристально смотрит на свою мать несколько долгих секунд, как бы говоря: «Я не виновата».