Железный Хромец - Михаил Попов

Итак, одно лишь появление тени эмира Тимура вызвало в огромном городе сильный переполох.

Конечно, жители Самарканда догадались, что явилось причиной ужесточения и без того тяжелого и ненавистного порядка. Разговоры вполголоса и шепотом поползли из чайханы в чайхану, из харчевни в харчевню, из лавки в лавку. Зрелище того, как Ильяс-Ходжа боится эмира, принесло ему славы больше, чем сражение в чистом поле.

Тимур поселился в доме старого друга своей семьи Тунг-багатура.

Дом был расположен весьма удобно. Задней частью сада он выходил к полуразрушенной городской стене, в которой имелся искусно замаскированный пролом. Соседями были люди престарелые, глуховатые, подслеповатые и никаких гостей не принимающие. Во дворе Тунг-багатур держал свору гератских кобелей, звери эти были великолепно натасканы, подчинялись только хозяину, и их невозможно было прикормить. Лаяли они так, что могли и мертвого поднять из гроба.

Появился в городе эмир Тимур не для того, чтобы наслаждаться встречами со своей молодой женой, хотя и это имело место более чем неоднократно, и не для того, чтобы вкушать полуденный отдых в прохладной тени сада на берегу глубокого, чистого арыка. Одевшись так, чтобы не привлекать внимания, бродил он по улицам и базарам, толкался у городских ворот, ел плов и чимбукчу в чаду и духоте базарных харчевен, прислушивался к разговорам в чайханах за чашкой зеленого чая.

Не в одиночку совершал свои путешествия эмир. Несмотря на то что в городе было мало людей, способных узнать его в лицо (особенно если учесть, что он сбрил бороду), его непременно сопровождали Тикиш-багатур, сын Тунг-багатура, с тремя вернейшими нукерами, готовыми не раздумывая отдать свою жизнь для спасения жизни эмира. Эти молодые люди были из числа тех барласских юношей, которым не пришлось лично участвовать в охотничьих забавах Тимура ввиду слишком юного возраста. Им пришлось довольствоваться рассказами старших о нем. А известно, что иногда легендарное событие западает в душу значительно глубже, чем случившееся на глазах. От Захира, Хандала, Мансура и Байсункара они отличались только тем, что носили монгольские, а не мусульманские имена. Но имена именами, а выросли они в вере пророка Магомета.

Какова была цель этих опасных прогулок, догадаться нетрудно. Тимур имел своей целью изгнание чагатайских собак из Мавераннахра, и ему необходимо было самолично убедиться, каково настроение жителей главного города страны, готовы ли они к жертвам, и к каким именно, во имя достижения этой цели.

Немало фарасангов отмерил Тимур по пыльным улицам, не один казан плова съел, не один десяток чайников чая выпил, прежде чем понял то, что собирался понять. Сорок восемь дней было проведено в этих трудах. И вот сидит он в глубине заросшего сада на ковре, брошенном прямо на берег арыка. Солнце просвечивает сквозь листву, легкие изменчивые пятна бесшумно перебегают с рукотворного ковра на текучий ковер воды.

На другом конце ковра сидит хозяин дома, массивный седой Тунг-багатур. Давний, преданный друг Тарагая. Он отщипывает от большой янтарной грозди одну виноградину за другой и не торопясь отправляет их в рот. От испепеляющего солнца, от едкой пыли или еще от чего-то у него воспалились веки, и поэтому он выглядит так, будто чем-то очень расстроен. Почти до слез.

Журчит вода в арыке, отчаянно зевают, показывая страшные красные пасти, собаки в тени дувала.

Тот, кто захотел бы прислушаться повнимательней, наверное, смог бы услышать шум скопища людей и зверей, втиснутых в узкую горловину городских ворот.

– Аллах свидетель, я ничего не спрашивал у тебя о планах, Тимур, но сейчас я вижу, что какое-то решение ты принял. Поэтому, если можешь мне сказать, каково оно, скажи.

Эмир тоже отщипнул виноградину, но есть не стал, любуясь ее просвечивающимися внутренностями.

– Скоро я уеду.

– Когда?

– Скоро.

Тимур хотел положить виноградину в рот, но не успел. Он увидел человека, который стоял в той части сада, в сторону которой была протянута удерживающая ягоду рука. Человек стоял шагах в двадцати от сидящих, стоял неподвижно и молча. На мгновение он показался эмиру просто сплетением древесных теней. Хозяин сада заметил, что что-то завладело вниманием гостя, и, тяжело повернувшись, проследил за его взглядом.

– Кто это?

Тимур не ответил. Не счел, что этот вопрос адресован ему.

Неизвестный, словно стремясь удовлетворить жгучее любопытство поедателей винограда, сдвинулся с места и подошел поближе. И Тимур узнал его. Рябое лицо, редкая борода, широко посаженные неуловимые глаза.

– Маулана Задэ.

Узнанный неприятно улыбнулся и поклонился.

Тунг-багатур растерянно переводил свой взгляд с незваного гостя на своих собак. Они обязаны были уловить его запах за полсотни шагов и поднять бешеный шум. Так нет же, лежат, зевают.

Маулана Задэ был одет в простой потертый халат, какие носят погонщики верблюдов и водоносы.

– Прошу прощения и снисхождения у достойнейшего Тунг-багатура за то, что посмел незваным-непрошеным явиться в его благодатный дом.

Сказав это, бывший ученик медресе снова согнулся в поклоне.

Хозяин, даже будучи человеком непроницательным, сразу сообразил, что отнюдь не желание восхититься роскошью и уютом его жилища привело сюда этого человека, но он сделал приглашающий жест, предлагая ему место на ковре над журчащей водой.

Маулана Задэ сел с видом человека, уверенного, что ему ни за что не откажут в этом знаке внимания. С улыбкой посмотрел на Тунг-багатура, который никак не мог прийти в себя из-за необъяснимого поведения своих всегда столь надежных собак. Маулана Задэ с плохо скрываемым удовлетворением наблюдал за его недоуменными взглядами в сторону лениво лежащих животных.

– Не надо сердиться на них, уважаемый Тунг-багатур.

Хозяин недовольно поморщился: кому может быть приятно, что его мысли сделались прозрачными для незнакомого человека?

– Повторяю и умоляю: не обижайте своим раздражением сих великолепных зверей. Они не виноваты, что я обладаю некоторыми особыми умениями, позволяющими мне вводить в заблуждение даже проницательных людей, не то что собак. Долгие годы особых упражнений, долгие годы упорства и самоотречения принесли некоторые плоды. Но оставим это, невежливо с моей стороны до сих пор не сообщить вам, кто я такой и почему без приглашения явился в ваше жилище.

Тунг-багатур кивнул – слушаю, мол.

– Имя мое Маулана Задэ, может статься, вы слышали его.

Тунг-багатур конечно же слышал это имя, слышал многое, что рассказывали в городе о его носителе.

– Клянусь загробным блаженством, если вы Маулана Задэ, то я не вижу ничего особенного в том, что мои собаки не захотели вас учуять.

Бывший ученик медресе спокойно снес хвалебное речение в свой адрес.

– А прибыл я в хранимый Аллахом дом ваш, чтобы увидеться с вашим гостем, хранящим до сих пор молчание.