Железный Феникс - Виктор Котович

подходит на роль Иерарха.

И как, интересно, они это поймут?

— Мне кажется, они суетятся раньше времени, — дипломатично говорю я. — Сердий вроде как помирать не собирается.

— Так предыдущий тоже как бы жив, — огорошивает меня Орлина. — Сидит себе в каком-то ските, экспериментирует по обыкновению на каких-нибудь несчастных. Он тот ещё чудак. Одна ссора с кайзером чего стоит.

О, ещё один милейший родственник? Отлично. Мне его как раз для полного счастья не хватало.

— Иерархи готовят себе преемников чуть ли не с рождения, — продолжает тем временем Орлина. — И дело даже не в том, чтобы он всё знал и умел. А в том, чтобы с его кандидатурой было согласно большинство членов клана. Но бывший Иерарх поменял своё решение буквально за ночь. Из-за такой резкой перестановки твоему отцу в своё время пришлось несладко, да и до сих пор аукается.

— Подложил папаше свинью, — киваю я. — И зачем он такое сделал?

Орлина разводит руками:

— Никому не известно. Сердий может знать, но не признаётся. У них с приёмным отцом всегда была особая духовная связь.

Вспоминая сухаря Сердия, трудно поверить в его сколь-нибудь развитую духовность. Наверняка эта байка была придумана для навешивания лапши на уши доверчивых родственников. Только не больно-то помогло, как я погляжу.

Ладно, довольно на сегодня пустых разговоров.

— Так, — негромко хлопаю в ладоши. — Какой в связи с этим у нас план действий?

— Во-первых, — Орлина с такой готовностью загибает палец, будто только и ждала моего вопроса, — постарайся не вестись на провокации. А уж если на тебя напали, ни в коем случае не используй магию.

— Ага, подставь вторую щёку и отползай в сторону кладбища, — скептически хмыкаю я. С такими идеями им и семейный совет ни к чему. Прибьют тихонько и прикопают где-нибудь под яблоней.

— Во-вторых, — глазом не моргнув, продолжает Орлина, — никуда не ходи один. Этот дом защищён от посторонней магии, а на улице тебя будет сопровождать Капец или я.

— Ага, великолепно, — бурчу недовольно. — Только я этого тролля уже уволил к чертям.

— Очень смешно, Макс, — по голосу женщины слышно, что ей совсем не весело. — Его нельзя уволить. Он принадлежит бывшему Иерарху.

— В каком смысле?

Орлина закатывает глаза.

— По закону теу-модифицированные считаются лишь условно-живыми и принадлежат создателю. Или тем, кому он их передал.

— Как раб что ли?

— Скорее как домашнее животное.

Ничего себе! Ещё немного, Капец, и я стану тебе сочувствовать. Самую малость.

— Не забивай этой ерундой себе голову, — с некоторым беспокойством произносит Орлина, вглядываясь в моё лицо. Видимо, его выражение оказалось совсем не таким, как она ожидала. — У тебя есть более важные дела.

— Согласен, — вздыхаю я. Они тут сотнями лет таким макаром живут, и ничего. Не моё дело в чужой монастырь со своим уставом. — Продолжай.

— В течение этой недели Капец каждое утро будет ждать тебя за дверями. Если там вдруг никого не будет, один ни в коем случае никуда не выходи.

Киваю. Шпионские страсти какие-то.

— В первые два-три дня на совет тебя точно не вызовут, — объясняет Орлина. — Будут решать другие вопросы. Их тоже немало накопилось, не только порядок наследования. Настоящая борьба начнётся после, когда обсудят всё второстепенное.

Видя воинственный блеск в её глазах, даже не сомневаюсь, что Орлина настроена побеждать. Бедный Максин. Задолбала небось мамка со своими заморочками. Ей бы самой наследницей Иерарха сделаться что ли.

Но раз уж я пока на это подписался, пойду до конца.

— А что хоть там говорить надо будет?

Орлина отмахивается:

— До нужного момента придумаем. Надо хотя бы первого заседания дождаться, разузнать, кто чем дышит. Я там не участвую, но надёжные информаторы у меня имеются. Так что подготовимся как надо. И размажем этих сморчков!

На последней фразе она резко сжимает руку в кулак с таким зверским выражением лица, что мне становится даже жаль тех сморчков, которые пока даже не подозревают о своей участи.

Потом я вспоминаю их недовольные рожи и жаль быть перестаёт.

— Ладно, — Орлина встаёт с дивана и расправляет длинную юбку. — Пора и честь знать. Я пришлю кого-нибудь с ужином. А ты отдыхай.

Из вежливости провожаю женщину до двери. Она уходит, а я наконец остаюсь один. Да не в месте общественного пользования, как раньше в лазарете, а в собственных покоях, защищённых от любого вторжения.

Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Для начала осматриваю помещение. Покои, справедливости ради, не такие уж обширные. Комнат всего три: уже знакомая мне гостиная, огромная спальня с ванной и гардеробной. А ещё маленькая скромная комнатка с гораздо менее впечатляющими удобствами.

В спальне моё внимание привлекает металлическая коробка, установленная на самом видном месте. В ней я признаю тот самый сейф, в котором бедняга Максин хранил свои сбережения. Кажется, эта штука открывается с помощью отпечатков пальцев.

Осматриваю коробку со всех сторон в поисках сканера. Не нахожу ничего похожего и пытаюсь просто открыть дверцу. Удивительно — та легко открывается! То ли сейф умеет считывать отпечатки всей поверхностью, то ли он так и стоял открытый.

Деньги, впрочем, оттуда никуда не делись: коробка набита чем-то, слишком напоминающим знакомые по прошлой жизни банкноты. Рисунки на них, конечно, другие, но ощущения, когда держишь их в руках, те же самые.

Куча денег настолько отвлекает внимание, что я не сразу замечаю тонкую тетрадку, похороненную под всем этим богатством. Аккуратно вытягиваю её из-под кучи и осматриваю со всех сторон.

Тетрадка как тетрадка. По толщине, пожалуй, как школьная. Только обложка сделана то ли из тонкой кожи, то ли из чего-то её напоминающего.

Вряд ли какую-нибудь ерунду будут хранить в сейфе, правда?

Но сунуть свой нос в Максиновы тайны мне не удаётся: в комнате раздаётся мелодичный звон, напоминающий дверной звонок. Может, это принесли обещанную Орлиной еду?

Прячу тетрадь во внутренний карман, иду открывать дверь — и сразу оказываюсь под прицелом знакомых синих глаз. Ух, я за всеми этими заботами уже забыл о Максиновой девице с распиской. Сколько он ей там должен был?..

Девушка, сверкая глазищами, толкает перед собой тележку с едой и выглядит так, будто что угодно готова взять на таран — хоть дверь, хоть меня, хоть самого Иерарха.

— Долго же вы прохлаждались, барин, — с упрёком произносит она, останавливаясь рядом с диванчиками. — Я уж думала, сбежать решили.

— Воскресенские не сбегают, — пафосно произношу, разглядывая девицу. — Лучше скажи, ты расписку принесла?

— Спрашиваете! — девушка выхватывает из кармана заранее подготовленную бумажку и подаёт мне.

Хм. И правда расписка.

— Сана — это точно ты? — понимание, что вопрос идиотский приходит прямо во время произнесения. Максин-то точно знал, кто такая Сана!

Девушка, впрочем не обижается:

— Обижаете! — фыркает она. — Во всём поместье только одна Сана и есть, и она — это я!

— Это для порядка, — неубедительно отмазываюсь я. — Так уж заведено. Жди здесь.

Возвращаюсь в спальню и забираю из сейфа банкноту в сто рубов. Подумав, беру ещё одну, такую же.

— Вот, держи крепче, — вручаю денежку заметно подобревшей девушке. — А это, — показываю вторую, — отдам, если разузнаешь всё про Вирру.

Глаза Саны алчно вспыхивают.

— Это которая сегодня с господином Ангваром прибыла? Разузнаю, почему нет. Всю подноготную выгребу, будьте спокойны!

Удовлетворённо киваю:

— Сто рубов — это первая несгораемая сумма. За более ценную информацию плата будет выше. Но только при одном условии.

— Каком? — Сана подбирается, будто собака, учуявшая угощение.

— Никто об это не должен знать. Особенно — сама Вирра.

Девушка кивает так энергично, что косынка сваливается.

— В лучшем виде сделаю, господин.

— Отлично. А теперь можешь быть свободна.

Сана с сомнением смотрит на столик с едой:

— А как же вы? Как же ужин?

Равнодушно машу рукой:

— Уж с ним-то я справлюсь. Иди. Где-то через час заберёшь посуду.

Девушка согласно кланяется и наконец уходит. А я с любопытством снимаю крышки с тарелок. Еда как еда. Какое-то мясо, пара кусков пышного хлеба, овощи, фрукты.

Ну наконец-то нормально поем!

Ножи, вилки — в сторону.

Собираю себе бутерброд и усаживаюсь на удобный диванчик. Откусываю приличный кусок и открываю наконец загадочную тетрадку.

«Если вы читаете это, значит меня уже нет в живых».