Охотники. Мегалиты Империи - Ник Перумов

– Как ты вообще этому научился? И где? – после минутного молчания не выдержала чародейка. – В Академии этого не проходили… и ещё много чего тоже.

– Я воевал с вампирами, Алисанда. На войне быстро всему учишься, если, конечно тебе голову раньше не оторвут.

– Не сердись. – Она примирительно подняла руку. – Нам нельзя друг на друга сердиться. Фатум сказал своё слово, а с ним не шутят.

– Угу. – Вениамин быстро раскладывал на груди раненого отполированные кругляши блестящего чёрного обсидиана. – С рунными кругами в моей башне проще было бы, но ничего, справимся. Поможешь мне? Надо сжать поток.

– Ага, расслабился кое-кто, обленился, на семи-то линиях сидючи…

– Санди!

– Всё. Молчу-молчу. Сейчас, погоди, одной-то лапой несподручно…

– Именно что «одной-то лапой»… Ты бы ещё сонную артерию себе вскрыла, – проворчал маг, возвращаясь к манипуляциям с кругляшами. – Магия Крови, Санди, проклятье, это ж почти верное самоубийство!

– Почти не считается. – Алисанда задрала нос. – И потом, меня же спасли! Мой рыцарь. На белом варане.

– Тьфу ты! До смерти теперь меня так дразнить станешь?

Они оба знали, о чём им предстоит завести разговор, и оба, как могли, оттягивали его. Общее дело сближало, позволяло обходить острые углы и вообще делать вид, будто ничего не случилось.

Приподнявшись на диване, с которого Алисанда без тени смущения выставила достопочтенного мэтра Бонавентуру (вследствие чего господин алхимик ехал сейчас в экипаже самой Алисанды, с Минди и Венди), чародейка чертила символы здоровой рукой – прямо в воздухе перед собой. Слегка поморщилась, шевельнула тщательно забинтованной – магия Крови долго отдаётся потом побочными эффектами, болезненностью даже при самых простых операциях с силой – и кивнула Вениамину.

– Принимай.

– Принимаю на счёт «три». Один… два…

– Три! – выдохнули они разом, и глаза Алисанды сощурились, губы сжались. Невидимый поток силы, свёрнутый в тугую спираль, скользнул, обвиваясь вокруг чародейкиной правой руки, словно змея вокруг ветки.

Да, у неё отлично получалось, не мог не признать Вениамин. Санди творит магию, как дышит, совершенно не задумываясь.

– Ты делай, я смотреть буду. – Чародейка слегка задыхалась, как от быстрого бега. – Смотреть и учиться. Я ведь достаточно сжимаю? Хорошо закручиваю?

– Набиваешься на комплимент? Отлично сжимаешь, а закручиваешь ещё лучше. Только перестань так на меня смотреть! М-мешает… сосредоточиться.

– Неужто? А я-то думала, помешать твоему сосредоточению в этом смысле только Делия может…

– Санди! – зарычал маг.

– Молчу. Как рыба. Молчок – зубы на крючок. Делай, что должен…

– И будь то, что мы хотим получить, – докончил Вениамин.

Нет, мэтр наш Бонавентура определённо молодец. Остановил интоксикацию, ихорное расплавление тканей, некротизировал перерождающиеся. Всё сделал правильно, ни у кого лучше бы не получилось. Но вампир оставляет после себя не только ихор различных видов. Оставляет и свою магию, имманентно присущую этому проклятому роду. И да, последствия от этой магии… нет, они не превратят жертву в истинного вампира, без экскретов это невозможно, но наделают иных бед.

Маг вспоминал, как учился этому. Постигать тонкости процесса и отрабатывать детали приходилось не на мышках и крысках – на живых (пока ещё) людях, товарищах, охотниках, до кого упыри сумели дотянуться.

Раненые умирали у него на руках. Иных добивали их (и его же) товарищи, когда дело становилось безнадёжным. Однако с каждым погибшим, с каждым, кого ему не удалось удержать, он продвигался вперёд, зло и настойчиво, занося в синодик имена отдавших жизнь.

И настал день, когда ему удалось. Обильное кровопускание, антисептики, абсорбенты, стремительная некротизация чёрных трансформированных жил; бледное, покрытое холодным липким пóтом лицо, развороченная, раскрытая шея, словно в анатомическом театре. И он, молодой маг, перепачканный кровью и стремительно скапливавшимся в раневой полости гноем, налагающий руки на грудь изувеченного охотника.

Нужно было сражаться с вампирами и убивать их, нужно было видеть, как умирают угодившие им на клык люди, нужно было терять и терять тех, кого отчаянно пытаешься спасти, чтобы в один прекрасный день, подобно гончей, запомнить, вплавить в собственный костный мозг этот «запах» чужой магии. Её неуловимый «привкус», который не привкус, «запах», который не запах, и «след», который не след.

Коты отлично ловят мышей, а иные собаки – крыс. У каждого свой талант, своё умение. Так и тут. Нужно чувствовать чужое, приучиться улавливать его биение в теле раненого; направлять свою собственную магию вдогон, ловить момент резонанса, специально усиливать упырьи погадки с тем, чтобы затем окончательно задавить их.

Руки и ноги юноши начали содрогаться, на губах проступала пена. Магия Вениамина проникала всё дальше и глубже – по истончающимся жилам к печени, почкам, костному мозгу.

Сидит. Вцепилось крепко. Так крепко, как никогда ещё не встречалось Вениамину. Вообще, судя по рассказам и мастера, и Бонавентуры, хотя и поневоле кратким – ранившая юношу упырица, Морриган, была довольно молодой, ихор её не должен ещё быть таким ядрёным, а остаточная магия извлекаться куда легче.

Да и эта упырица, на которую он потратил своего «карманного» некроконструкта, не должна была так просто и легко от него отделаться. Не забыть – сделать поражающие костные элементы с раскрывающимися шипами обратной стреловидности, придать наконечникам истинную неизвлекаемость…

Алисанда помогала усердно. Поток магии шёл ровный, синхронный, идеальный, без малейших биений или ложных гармоник, работать таким – одно удовольствие.

– Посылаю рассеяный сигнал… принимаю эхо… бляшка внутри печени, локализую… входим в резонанс… Усиливаем…

Чародейка морщила лоб, щурилась, стараясь ощутить отдачу, возникающую в творимом ею потоке.

– О! Что-то там вроде… слабо, правда… не уловить деталей…

– Сейчас уловишь. Есть! Резонанс! Теперь накрываем… противофаза… гасим!

– Точно! Оно! Ощутила! Вен, ты молодец!

– Давим!

– Исчезло! Исчезло! Я почувствовала, я почуяла! Я тоже молодец!

– Молодец, молодец, – проворчал маг, предплечьем утирая пот. – Это только одна, давай дальше!

Обсидиановые кругляши двигались по телу юноши, спускались ниже, к животу, паху, бёдрам.

– Словно паразитов давишь, – пропыхтел Вениамин. Он возился уже долго, а конца-краю работе было не видать. – Что ж это за упырица такая, красный демон её побери?!

– Беата тоже особенная, – заметила Алисанда, хмуря брови. – Ничем не взять её было.

– Да, пожалуй, – угрюмо согласился чародей, передвигая обсидиан к коленям раненого. – Хорошо, что нам не пришлось драться с тем козлоногим. Хотел бы я знать, чем он её так отделал, что там она замертво пала, а здесь скакала, словно ей всё наше, все наши чары вообще нипочём. Сколько в неё дротов с серебром воткнулось? Мастер сказал, я не поверил, если честно…