Шерлок Холмс и крест короля - Дональд Томас

— Король лечил тех, кого Великий бард назвал «одержимыми чуждой силой»? Думаю, вы не читали пьесы «Макбет»:

…Ничем не излечимых, он врачует,

Больным на шею вешая червонец,

С особою молитвой[15].

Во второй раз с тех пор, как мы прибыли в эти края, я услышал шекспировские строки, только теперь они прозвучали из уст Шерлока Холмса.

— Кто посмотрит на меня такого? — тихо спросил Абрахам Кастельно.

— Вы говорите о вашем недуге?

— Я говорю о злых силах, которые выходят через язвы, — так мне объясняли, сэр.

Устав слушать этот суеверный лепет, я сказал:

— Позвольте объяснить: то, чем вы страдаете, — не проклятие, а хронический туберкулезный процесс. Он не столь опасен, как чахотка, однако вызывает появление кожных воспалений, которые часто нагнаиваются.

— И как мне быть с этим, сэр?

— Советую вам изменить питание, чаще бывать на солнце и принимать водные процедуры. Все эти меры со временем вам помогут.

— А честерский крест? — спросил Холмс, обращаясь к Кастельно. — Если это был он.

Лицо бедняги просветлело.

— Не могу сказать, сэр. Он был у нас еще при отце, когда мы делали жмых. Валялся в ящике вместе с камешками. Потом, когда фабрика закрылась, я забрал эту вещицу с собой. Не знаю, откуда она взялась. Говорят, ее купили у жестянщика как простую побрякушку за шиллинг или два. Тогда еще был жив мой дед. Как она попала к тому жестянщику, Бог ведает. Но я надеюсь, что это и есть тот самый благословенный крест его величества короля Иоанна. Он мог бы меня исцелить.

Холмс подвел молодого человека к креслу и заставил сесть.

— Теперь, пожалуйста, расскажите нам о случившемся на берегу.

Прекрасно поняв, о чем его спрашивают, Абрахам Кастельно поднял на нас глаза без малейших признаков беспокойства.

— Мы с Роландом всегда неважно ладили, сэр, но крест и камни вконец нас рассорили. Он говорил, что это обыкновенный хлам, а когда мы поселились на маяке, пригрозил выбросить их в море.

— И тогда вы вырезали углубление в корпусе часов и спрятали крест там? — предположил я.

— Да, а камешки завернул и сунул вглубь выдвижного ящика, — кивнул Абрахам. — Тем воскресным вечером я отправился заводить часы и наматывать на барабан цепь. Время шло к восьми. Я открыл футляр и увидел, что креста нет на месте. Позабыв про механизм, бросился к столу: четыре камешка тоже исчезли, а пятый я всегда носил с собой на удачу.

— Как же письмо? — спросил я. — Его Роланд, конечно, не взял?

Абрахам Кастельно покачал головой.

— Нет, сэр. Он был не мастак читать.

— Значит, вы услышали выстрел?

— Да, когда рылся в ящике. Я сразу же спустился, не зная, что брат замышляет. Роланд всегда говорил, будто я простофиля, раз верю во всякие чудодейственные вещи. Я боялся, что он и вправду выбросит камешки с крестом. Кругом было темно и сыро, песок под ногами уже размок.

— Вы подрались?

— Я хотел отнять у него крест и камни, которые он держал в руках. Мы схватились. Я сильнее его, а Роланд в тот вечер еще и выпил — с ним такое бывало. Я повалил его на землю. Думал, камешки тоже упали. Он попытался швырнуть крест в море, но не добросил. Когда мы расцепились, я опустился на колени и стал искать то, что Роланд раскидал. А он побежал по берегу: сзади его подгоняли волны, а изнутри — спиртное. Так и не нашарив камешки, я погнался за братом. Я не хотел причинять ему вреда, но он повернулся и наставил на меня ружье. Роланд знал, что голыми руками меня не возьмешь. Однако идти прямо на дуло я не посмел бы, даже если бы хотел спасти брата. Тот начал отступать дальше и дальше.

— Он стрелял?

— Сначала только грозился. Расстояние между нами увеличивалось. Я попытался подойти ближе, кричал ему, мол, не будь дураком, возвращайся домой. Роланд стоял на мягком песке, уже почти по колено в воде. Вдруг он, вместо того чтобы послушаться, пальнул всерьез. Море шумело так близко, что выстрела я не слышал, но видел вспышку. И тут с Роландом что-то произошло: он потерял равновесие и упал. Пуля пролетела в стороне от меня, но я на всякий случай пригнулся к земле и некоторое время так просидел, ведь второй ствол тоже мог быть заряжен. Когда я наконец поднялся, брата уже не было видно. Во время прилива море в наших местах подкатывает, как скорый поезд, и накрывает сушу милю за милей. Темнело. Между мной и Роландом уже стояла вода, да такая глубокая, что я не мог ни подойти к нему, ни даже разглядеть его. Только волны грохотали вокруг.

— Вы знали, что вас заметили с церковной башни? — спросил я.

— Я подумал об этом, когда раздался выстрел из винтовки. Если они видели, как мы деремся — а такое бывало не раз, — а потом я пришел бы домой один, все стали бы говорить, будто Абрахам Кастельно удавил брата или загнал его в море. Тогда мне пришлось бы худо. Лучше бы люди решили, что погибли мы оба — Роланд во время драки, а я на обратном пути. Поэтому я вернулся на маяк, немного передвинул ставни на куполе, завел механизм и ушел. Я обо всем подумал, кроме письма в ящике.

— Вы направились сюда? — спросил Холмс.

— Несколько дней я торчал на болотах. Я знаю их как свои пять пальцев. Когда моя сестра приехала к вам в Лондон, она не знала, что я жив. Это правда. Я прятался почти неделю. Потом услышал, что отыскали тело Роланда, и пошел к Элис. Больше мне некуда было идти.

Мисс Кастельно до сих пор сидела на диванчике молча, закрыв лицо руками, и только теперь заговорила:

— Этот дом с большей частью обстановки принадлежит не мне, но у меня есть немного денег. Я все ему отдала бы. Поскольку брата считают погибшим и не ищут его, он мог бы поехать в Халл, а оттуда перебраться в Амстердам. Мне подумалось, что там он был бы свободен. Дорога заняла бы всего несколько часов.

— Но это невозможно! — возразил Абрахам Кастельно. — Что делать в Амстердаме такому человеку, как я?

— Восхитительно! — сардонически произнес Холмс. — Скажите мне, мисс Кастельно, надолго ли хватит ваших денег за границей? И чем прикажете заняться вашему брату, когда они кончатся? Он не говорит на голландском языке и никого в этой стране не знает. Ему нечем будет заработать себе на хлеб. Так что же он выиграет, кроме страха перед встречей с наблюдательным человеком, который однажды выведет его на чистую воду?

В маленькой нарядной гостиной, откуда открывался вид на залитую солнцем лужайку и гравиевую дорожку, воцарилась тишина. Наконец мисс Кастельно проговорила:

— Если вы не хотите нас выдать, то как же, по-вашему, мы должны поступить?

Мой друг повернулся к молодому человеку.

— Мое имя Шерлок Холмс, и многие люди полагают, будто я ставлю себя выше закона. В редких случаях это действительно так. Если бы меня уполномочили судить вас, я признал бы вашу исповедь весьма правдоподобной. Верю, что в тот вечер, перед тем как выйти на берег, вы не замышляли убийства. Ваш брат в самом деле завладел камешками: их нашли у него в кармане. Из обоих стволов дробовика стреляли, хотя только один из выстрелов был сигнальным. Роланд пытался причинить вам вред, но, не ранив вас, утонул сам. Вероятно, вскрытие покажет, что он был нетрезв. Эти факты говорят в вашу пользу, однако не являются неопровержимыми свидетельствами вашей невиновности. На суде вам придется нелегко. — Холмс поднялся с кресла и, как нередко делал, беседуя со своими клиентами на Бейкер-стрит, подошел к окну. — Ловкий прокурор сумеет убедить судью и присяжных в том, что вы виновны. Во имя закона вы, скорее всего, понесете наказание. Но во имя справедливости я вас не выдам, — сказал мой друг и взглянул на учительницу. Теперь он обращался и к ней: — Одинокий путешественник вызовет больше подозрений, чем семейная пара. Если вы любите брата, мисс Кастельно, то поезжайте с ним через Пеннинские горы в биркенхедский порт. Если захотите, можете выдать себя за жениха и невесту. Купите два места на корабле для переселенцев. Неженатые пары на таких судах размещают раздельно, но вечерами вам позволят проводить вместе час или около того. Такое путешествие будет вполне соответствовать вашим целям и вашим возможностям. Среди сотен или даже тысяч пассажиров вас вряд ли заметят. Дорога до Австралии займет три месяца. За это время пересуды о таинственном происшествии в Саттон-Кроссе успеют всем порядком наскучить. — Абрахам и Элис Кастельно молча смотрели на Холмса. Он продолжал: — Когда вы сойдете на берег в Квинсленде или Новом Южном Уэльсе, страна, которую вы покинули, уже забудет вас. И тогда без всякой опаски можно будет снова назваться братом и сестрой. Вы оба достаточно молоды, чтобы начать сначала. Таковы будут последние дни вашей старой жизни и первые дни новой.