Холоднее войны - Чарльз Камминг

– Это Пол тебе сказал?

– Да. По его словам, это уже третий агент Кузенов, которого бросили в тюрьму.

– И все турки?

– Да.

– Эта Эльдем… она политический обозреватель?

Если Амелия и удивилась тому, что Том помнит даже такую второстепенную деталь биографии Эбру Эльдем, то она никак этого не показала.

– Да. Пишет для Cumhuriyet.

– Да, но ведь это здесь в порядке вещей, – заметил Том. – На данный момент в Турции сидят в тюрьме восемьсот журналистов. Это даже больше, чем в Китае.

– Неужели? – Амелия немного задумалась. Статистика действительно была потрясающей. – Что ж. Еще мы потеряли научных сотрудников. И студентов. У нас был неофициальный источник из правительственных кругов, который контактировал напрямую с Полом; так вот, он потерял свой собственный, еще более важный источник в ЕС. Его уволили всего через полгода после того, как взяли на работу.

Подобно тому как перед началом болезни человек ощущает неопределенный физический дискомфорт, Том вдруг тоже почувствовал, что Амелия собирается сказать ему нечто крайне неприятное, что принесет с собой кучу проблем. Будет ли это то самое «услуга за услугу» или нечто касающееся Пола? Продолжать разговор в ресторане стало неудобно – к освободившемуся столику как раз пробиралась молодая мамочка с ребенком, – и поэтому Амелия решительно встала, надела жакет и повела Тома к выходу. Некоторое время они шли молча. Мощеная улица, к востоку от Галатской башни, была совершенно пустынна. Наконец они заговорили снова.

– То, что я хочу тебе сообщить… Я делюсь с тобой этим как с другом. – Амелия посмотрела на Тома и одним только взглядом дала понять, что просит совершенной конфиденциальности.

– Конечно. – Он положил руку ей на спину. В этот раз никакого внутреннего сопротивления он не заметил.

– Я думаю, что в последние недели перед уходом Саймон Хэйнес выпустил из рук вожжи.

– Продолжай.

– И на мой взгляд, много чего ускользнуло от его внимания. В то время когда власть фактически переходила ко мне, я была ошеломлена и поглощена тем, что происходило с Франсуа (Амелия имела в виду похищение и освобождение из заложников своего сына), и тоже не заметила того, что теперь кажется очевидным. – Амелия свернула на узкую, безлюдную улочку, на которой был настоящий потоп из-за прорвавшейся трубы. Вода, яростно бурля, изливалась из стены дома и по правой стороне дороги потоком стекала вниз. – За четыре года был подорван целый ряд совместных операций с Кузенами. Хичкок и Эйнштейн – это были самые яркие провалы, спору нет, но кроме этого были еще целых три года срывов и осечек. В Лондоне, Соединенных Штатах, в Турции, Сирии, Ливии и Израиле.

– Подорваны? Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что статистика работает против нас. Я имею в виду, что слишком многое – и слишком часто – вдруг начинало идти неправильно. Я просмотрела историю и цифры, и вот вывод: мы теряем слишком много агентов и упускаем огромное количество стратегических возможностей.

– Думаешь, есть утечка?

Каждый шпион в мире надеется, что ему никогда не придется задавать этот вопрос. Самым глубинным, параноидальным страхом каждой секретной организации, самым страшным ее ночным кошмаром был крот. Филби. Блейк. Эймс. Ханссен. С каждым поколением появлялись все новые и новые имена. Предатели порождали предателей. Целый класс бюрократов кормился за счет собственного существования, играя на страхе и двуличии. Амелия, которая тут же поняла, о чем думает Том – для этого ей хватило одного-единственного взгляда, – неожиданно попросила у него сигарету. Сигарету! Он помог ей прикурить, и они пошли дальше.

– В чем тут штука, я не знаю, – призналась она. – Но не думаю, что это нечто техническое.

Это лучше или хуже? Предательство одного отдельно взятого человека причиняло большую боль, но – по иронии – гораздо меньше вреда, чем засвеченный источник коммуникации. Если бы, скажем, иранцы или русские сумели внедриться в систему телеграмм МИ-6, с секретной службой было бы покончено раз и навсегда. В то же время если в организации завелся крот, то его или ее рано или поздно можно было вычислить. Это был лишь вопрос времени.

– Мне нужно вести себя чертовски осторожно. – Амелия держала сигарету кончиками пальцев и вдыхала дым, словно отличница-староста из шестого класса. – Я проверила и перепроверила все по несколько раз. Все компьютеры, телеграммы, имейлы… да просто все. Поменяла пароли. Клавиатуры. Это была не работа, а чертовы авгиевы конюшни.

– Я не знал, – сказал Том и пошевелил плечом – у него вдруг почему-то свело руку. – И утечка продолжается?

– И утечка продолжается. – Амелия швырнула сигарету в разноцветную от разводов масла лужу. Она затянулась всего раза два, не больше. – У нас есть имена, которые встречаются в данных обеих разведок.

– Из наших или не из наших?

– Из тех и из других.

– Сколько?

– Много. Слишком много. Дюжины по нашу сторону Атлантики и дюжины по ту. Я могу заниматься расследованием, пока мне не стукнет девяносто. По сравнению со мной Энглтон[18]будет выглядеть спокойным, уравновешенным парнем, для которого права человека – святое.

Они свернули за угол. Двое мужчин играли в нарды за маленьким столиком у входа в магазин обуви. Один из них оглядел Амелию с головы до ног и улыбнулся, словно одобрил присутствие такой красивой и элегантной женщины в своем ничем не примечательном квартале. Амелия – всегда политик – улыбнулась в ответ.

– Слишком много подозреваемых, – продолжила она. Ее голос был тусклым и каким-то безжизненным. – Крот может быть в Госдепартаменте. В Лэнгли. Господи, да даже в самом Белом доме. – По мере того как они отдалялись от обувного, стук костей становился все тише и тише. – Но…

– Но… – продолжил Том.

Корабль в Босфорском проливе дал длинный, протяжный гудок. Звук был похож на стон.

– Но есть люди, которыми я занялась бы плотнее. Четверо, если быть точным. И один из них – Дуглас Тремэйн.

Том подавил в себе инстинктивный порыв сказать, что она ошибается и что Тремэйн – человек вовсе не из породы предателей. Но промолчал, зная, что как раз такие мысли – ахиллесова пята любого шпиона или охотника за шпионами. Подозреваемым может быть каждый.

– Дуг?

– Боюсь, что да. – Амелия опять сняла жакет и перекинула его через руку. – Еще один – то есть одна – с нашей стороны – это Мэри Бегг.

– Никогда о ней не слышал.

– Она работает в отделении, занимающимся Ближним Востоком, на Воксхолл-Кросс. Перебралась к нам из МИ-5 сразу после того, как ты ушел. Она много чего видела. И во многом принимала участие. Вполне вероятно, что это она.