Убийца без лица - Хеннинг Манкелль

— Отлично, — сказал Валландер. — Только надо вдолбить патрульным, насколько это серьезно.

Он вкратце рассказал Рюдбергу о поездке в Кристианстад и поднялся:

— Я поехал домой.

— Что, расклеился?

— Заболеваю. Похоже, никакой спешки не предвидится, так что надо попробовать прийти в себя.

Он отправился домой кратчайшим путем, заварил чай и забрался в постель. Когда через несколько часов он проснулся, остывший чай стоял на полу рядом с кроватью. Было без четверти семь. Вроде стало полегче. Он вылил чай и сварил себе кофе. Потом позвонил отцу.

И сразу понял, что отец не слышал и не читал о ночном пожаре.

— Мы, кажется, собирались сыграть в покер? — сердито поинтересовался отец.

— Заболел я.

— Ты же никогда не болеешь!

— Простудился.

— Простуда — это не болезнь.

— Не у всех же такое железное здоровье, как у тебя.

— Что ты этим хочешь сказать?

Курт Валландер вздохнул.

Если он сейчас же что-нибудь не придумает, разговор станет невыносимым.

— Заеду завтра с утра, — сказал он. — Сразу после восьми, если ты уже встанешь к этому времени.

— Я всегда встаю в полпятого.

— А я — нет.

Он попрощался и положил трубку.

И тут же пожалел о своем обещании. Если он с утра поедет к отцу, день будет испорчен. Все оставшееся время его будет мучить тоска и чувство вины.

Он огляделся. Повсюду в квартире лежал слой пыли. Несмотря на то что он часто проветривал квартиру, воздух был затхлый. И пахло одиночеством.

Вдруг он вспомнил о шоколадной красавице, снившейся ему чуть не каждую ночь. Откуда она взялась? Где он ее видел? Мелькнула на телеэкране? Или это была фотография в газете? Или «Аида» навеяла?

Интересно, почему его эротические сны совершенно не похожи на то, что было у них с Моной?

Он почувствовал возбуждение. И опять подумал, не позвонить ли ему Аннет Бролин. Но не мог решиться. Злясь на самого себя, он плюхнулся в кресло и включил телевизор. Было без одной минуты семь, и он переключился на датский канал, где вот-вот должны были начаться новости.

Диктор начал с краткой сводки. Голод в очередной африканской стране. Террор в Румынии усиливается. В Оденсе захвачена партия наркотиков.

Валландер выключил телевизор. Вдруг расхотелось слушать какие бы то ни было новости вообще.

Мона. Он уже не был так уверен, что хочет, чтобы она вернулась. Почему он вообразил, что тогда все наладится?

Самообман, подумал он.

Он поплелся в кухню и налил стакан сока. Потом сел за стол и записал все, что касалось следствия. Разложив бумажки по столу, он долго смотрел на них, точно на кусочки пазла. Было чувство, что разгадка не так уж и далеко. Хотя многие нити пока никуда не ведут, но некоторые детали словно бы сходятся.

Пока ни единой личности не установлено. Не было даже подозреваемых. Но все равно Валландера не покидало предчувствие близкого успеха. Это и радовало его, и беспокоило. Слишком много у него бывало случаев, когда начало казалось многообещающим, но потом следствие заходило в тупик и там застревало. Многие дела так и были закрыты.

Терпение, подумал он. Только терпение.

Было уже почти девять. Он еще раз подумал, не позвонить ли Аннет Бролин, но опять отказался от этой мысли. Он просто не знал, как начать разговор. А если трубку возьмет муж?

Он еще раз включил телевизор и, к своему удивлению, увидел собственную физиономию. Женский голос за кадром вещал о непростительном отсутствии интереса к обеспечению безопасности лагерей для беженцев у Валландера и всей истадской полиции.

Потом вместо него появилась женщина на фоне огромного офисного здания. Когда на экране появилось ее имя, он понял, что это и есть глава Иммиграционного управления, с которой он сегодня говорил по телефону.

— Мы не можем исключить расистские настроения у полиции в Истаде, — заявила она.

Он был взбешен.

Ну и ведьма! То, что она говорит, — чистейшая ложь. И почему они не поговорили со мной? Я бы им показал план Рюдберга по охране лагерей.

Это мы — расисты? Да о чем она говорит! Его переполняли горечь и обида.

Тут зазвонил телефон. Он сначала не хотел отвечать, но все же взял трубку.

Голос был тот же, что и в прошлый раз. Хрипловатый и глухой.

Валландер догадался, что собеседник говорит через носовой платок.

— Мы ждем результатов, — сказал голос.

— Катись к дьяволу! — зарычал Валландер.

— Самое позднее — суббота.

— Это твои подонки подожгли ночью лагерь?

— Самое позднее — суббота, — повторил голос невозмутимо. — Суббота. — И повесил трубку.

Курту стало совсем плохо. И по-настоящему страшно. Он подошел к окну и посмотрел на улицу.

Было совсем тихо. Фонарь ровным светом освещал улицу.

Что-то произойдет, это точно.

Но что? И где?

На следующее утро он вытащил из шкафа выходной костюм и тут же обнаружил жирное пятно на лацкане.

Эбба, подумал он. Это как раз для нее. Если она узнает, что он встречается вечером с Моной, то вложит всю душу, чтобы вывести это пятно. Эбба считает, что огромное число разводов угрожает обществу куда сильнее, чем растущая преступность.

В четверть восьмого он положил костюм на заднее сиденье и поехал на работу. Над городом нависли тяжелые серые облака.

Неужели снег, подумал он. Только бы не снег.

Он медленно ехал на восток, мимо заброшенного поля для гольфа, потом свернул на Косебергу.

Впервые за много дней он выспался. Девять часов непрерывного сна. Шишка на голове стала поменьше, и руку жгло уже не так сильно.

Он еще раз методично проверил сложившуюся накануне схему. Самым важным сейчас было найти эту женщину. И ее сына. Грабители наверняка из круга их знакомых. Совершенно ясно, что двойное убийство связано с исчезнувшим портфелем с 27 тысячами крон, а может быть, и с другими тайными доходами Юханнеса Лёвгрена.

Кто-то знал об этих деньгах, кто-то задал корм лошади перед тем, как скрыться. Они знали даже привычки Лёвгрена.

Только вот взятая в Гётеборге напрокат машина в схему не укладывалась. Скорее всего, это просто случайное совпадение.

Он посмотрел на часы: без двадцати восемь. Четверг, 11 января. Вместо того чтобы направиться прямо к отцу, он проехал еще несколько километров и свернул на извилистый проселок между холмами, ведущий к Бакокре. Оставив машину на пустой стоянке, он поднялся на скалу, откуда открывался вид на море.