Преступно счастливая - Галина Владимировна Романова

— Слышу, дорогая, — ответил он коротко. И снова тишина.

— А чего тогда молчишь?! — возмутилась она.

И поправила одеяло, сползшее с кровати на пол. И невольно порадовалась ровному загару, который получала в солярии всю минувшую неделю. Сегодня бы следовало закрепить успех. Но выйдет вряд ли. У родителей что-то происходило. Что-то нехорошее и опасное. На грани фола, как сказал бы Богдан, стань он свидетелем.

— Что ты молчишь? — повторила она уже спокойнее.

— Я не знаю, что могу и должен сказать, — снова тихо и коротко ответил он.

— Ну… Я не знаю… Посочувствовать хотя бы! Я просидела все выходные дома, ты не звонил, не приезжал. Родители скандалят. Что прикажешь мне делать, а?! Вешаться?!

Он вздохнул. И в этом вздохе ей почудилось милое снисхождение, с которым он всегда воспринимал ее капризы. Так было славно, так было сладко, когда он так вот вздыхал и смотрел на нее, как на малышку. Иногда брал на ручки и качал, и баюкал, и уговаривал.

Неужели все это было?! Нет, было, конечно, она помнит. Просто…

Неужели этого уже не будет никогда?! В прошлом было, а в будущем — нет?! Так ужасно!

— Вешаться не надо, Ирина. Надо терпеть.

Заговорил он с ней тоном взрослого-превзрослого человека, но какого-то чужого, не своего.

— Терпеть? Как долго?

Она досадливо покусала губы. И снова попыталась отвлечься, вытянув вверх длинные загорелые ноги. Прелесть! Богдану бы понравилось, будь он тут, рядом. Ирина тут же со вздохом уронила ноги обратно на кровать и накрыла их одеялом.

Богдана нет рядом! И, наверное, уже не будет! Она сама прогнала его. Сама сделала выбор, не оставив ему ни малейшей надежды на примирение и прощение. Уже потом поняла, что не должна была так жестко обрывать все. Что должна была дать им шанс. И если не прощать его, а простить подобное невозможно, то хотя бы сделать вид, что простила. Ей ведь ужасно плохо без него! Гораздо хуже не видеть его, чем если бы видеть и все время думать, что он сотворил.

Она погорячилась. И теперь не знала, как исправить ситуацию. Он не звонил, не просил прощения больше. Не приезжал. Не пытался узнать о ней через отца. Не навязывался, одним словом. А ей что же, первой навязываться?! Так это не она, пардон, изменила ему с первой встречной шлюшкой! Не она ее обрюхатила! Тьфу, мерзость какая!

И Ирина не звонила ему тоже. И тоже не искала с ним встречи, хотя жутко скучала, много плакала и, если честно, начала уже понемногу забывать о его подлости. Вот только бы он позвонил первым, а…

Он не позвонил. Позвонила она. Потому что у нее появилась причина. Достаточно веская, чтобы поступиться своей гордостью.

Ее родители скандалили! Скандалили так, как не скандалили никогда! И причиной скандала, господи, стала не бытовая мелочь. Не проблемы в общем бизнесе. А он у них был общим, насколько было известно Ирине. И не расхождения во взглядах, а заурядная ревность.

Господи! Ее мама и папа обвиняли друг друга в таком…

Она терпела сутки, подслушивая и ужасаясь их многочисленным обоюдным изменам, в которых они друг друга обвиняли. Потом сочла, что Богдан на фоне шашней отца просто душка, и позвонила ему. А он вдруг сух и холоден.

— Как долго терпеть? Богдан! Что ты молчишь?!

— Родители, они… Они имеют право на свою личную жизнь, так ведь? — ответил он снова тихо и почти безучастно. — Детям всегда неприятно узнавать, что у их родителей время от времени случается секс, к примеру. И особенно неприятно узнавать, что этот секс у них случается на стороне. Святых нет на земле, Ириша…

Намекает на себя тоже? Она снова покусала губы. Глянула на незанавешенное окно. На улице было отвратительно. Голые ветки деревьев метались с такой силой, будто какие-то вредители заразили их вирусом бешенства. Стекло в странной карамельной корке. Значит, температура около нуля, и с неба сыплет чем-то отвратительным.

В такую погоду она ненавидела выходить из дома. Причина, способная вытолкать ее за двери, была только одна — Богдан. И когда это оказывалось возможным, она вытаскивала его с работы. Редко, конечно, но случалось. Обычно, когда отец бывал по делам в командировке. Богдан сматывался с работы, и они валялись целый день в постели. Чаще у него, конечно, потому что мать сидела дома в такие дни, как привязанная.

Сегодня ее не было. И отца тоже. Наскандалившись вволю, они убрались из дома, по очереди громко шарахнув входной дверью. Стало быть…

— Я хочу, чтобы ты приехал сейчас ко мне, — пискнула она едва слышно.

— Ириша? Что ты сказала? — Его спокойствие скомкалось, сделалось судорожным, волнительным.

— Я хочу, чтобы ты приехал, — громче, тверже заявила она. — Ко мне приехал, Богдан.

— Ты… Ты прощаешь меня? — отчетливо ахнул он, прикрывая трубку рукой. — Я правильно понял? Ты…

— Да, да, прощаю. — Она улыбнулась и зажмурилась, предвкушая свидание. — Поторопись…

Сколько у нее времени? Ирина бросила взгляд на часы и подсчитала. От фирмы до их дома тридцать минут езды без пробок. Разгар рабочего дня, поправка еще на минут двадцать. Она успеет принять душ, вымыть волосы, втереть в тело изумительный увлажняющий лосьон и даже сварить ему кофе. Он обожал, когда она в кружевном халатике суетилась у кофейной машины.

Все успела! И душ принять, и волосы вымыть и высушить, и лосьон втереть в тело. И даже кофейных зерен намолоть успела. А Богдана все не было. Прошел час. Потом два. Его не было. Может, отец его задержал? Она позвонила отцу. Тот не ответил, пару раз сбросив ее звонок, затем и вовсе отключив телефон. Побродила по пустому дому. Постояла на теплой веранде, рассматривая обледеневшую от непогоды улицу.

Нет, выгнать ее туда не посмеет даже острая необходимость увидеться с Богданом. Она подумала и решила, что не будет очередной уступкой с ее стороны, если она ему снова позвонит.

И он тоже не ответил! И третий звонок сбросил, как и ее отец. И потом так же отключил телефон. Может, у них совещание? Возможно. Богдан, как начальник отдела, всегда присутствовал. А вот Игорь Малышко нет. Он оставался в отделе и отвечал на телефон — тупица и бездарь.

— Алло! Игорь Ильич? — Она узнала его голос. — Категорически приветствую!

— Он самый, Ирина Ивановна. Рад слышать. — Его голос сделался противным и сладким. — Что заставило вас снизойти?

— Богдан у отца?

— И да, и нет. — Малышко разбавил елей печалью.

— То есть? Не поняла.

Ирина встала возле огромного зеркала, уставилась на себя. Хороша! Хороша без ложной скромности. И загар — чудо как идет ей.

— Он в его кабинете, но не у него.

— Не поняла во второй раз! — повысила она голос.

— В кабинете твоего отца работают следователи! — оповестил Малышко на подъеме. Идиот! — Вернее, один следователь. Но какой! Говорят, десяти стоит. И…