Мориарти - Энтони Горовиц

седины и жидких усов.

Врачи и учёные считают, что средство совершенно безопасно и не содержит металлов или других травмирующих элементов.

Исключительный производитель Альберт Хорнер

13, Чансери-лейн, Лондон Е1.

— Джонатан Пилгрим не был лысым, — заметил я, — у него была густая шевелюра.

Джонс улыбнулся.

— Вы смотрите, но не видите. Посмотрите на имя — Хорнер. И на адрес. Дом тринадцать!

— Хорнер 13! — воскликнул я. — Это было написано в дневнике на столе Скотчи Лавелля.

— Именно. И если ваш агент, как вы говорите, был человек толковый, вполне возможно, что эту карточку он оставил специально, в надежде, что её найдут. А для тех, кто потом убирал номер, она, конечно, ни о чём не говорит.

— Но мне эта карточка тоже ни о чём не говорит! Какое отношение тоник для волос имеет к Кларенсу Деверо или к убийствам в Блейдстон-хаусе?

— Посмотрим. Похоже, для разнообразия и вопреки собственным стараниям, на сей раз Лестрейд нашему расследованию помог. У нас появилась зацепка. — Джонс сунул рекламную карточку в карман. — О находке никому не скажем, Чейз. Договорились?

— Конечно.

Мы вышли из номера, закрыли за собой дверь и вернулись на первый этаж.

Нам повезло, что над заведением Хорнера висел знак парикмахерской, иначе мы бы его не нашли. Для начала оно находилось не на Чансери-лейн. Узкая улица с грунтовым покрытием вела к гостинице «Стейплс Инн Гарденз», на углу находились галантерейный магазин «Рейли и сын» и компания «Надёжные депозиты», а напротив гнездилась шеренга обшарпанных домишек. На первом этаже одного из них приютилась парикмахерская со знаком над дверью и рекламным объявлением в витрине: «Бритьё 1 пенс; стрижка 2 пенса». По соседству находилась табачная лавка, судя по всему, закрытая. Дом напротив тоже не подавал признаков жизни.

На улице, пристроившись на табурете, вовсю наяривал шарманщик в знававшем лучшие дни цилиндре и помятом сюртуке. Мастером своего дела он явно не был. Работай я неподалёку, пожалуй, полез бы на стену — инструмент в его руках лишь завывал и побрякивал, без намёка на мелодию. Завидев нас, он стал выкрикать: «Тоник для волос, за полпенса и пенс. Особый тоник для волос Хорнера! Бритьё со скидкой!» Вид у него был странный: болезненная худоба, казалось, дунь на него — и упадёт. Когда мы подошли ближе, он перестал играть, достал карточку из висевшего через плечо мешочка и протянул нам. Точно такую карточку мы нашли в «Бостонце».

Мы вошли внутрь и оказались в маленькой неуютной комнате, где стояло всего одно кресло перед зеркалом, таким запылённым и потрескавшимся, что оно, кажется, не могло отразить вообще ничего. На двух полках выстроились бутылочки тоника Хорнера «Роскошный» и другие лосьоны — борцы с выпадением волос. Пол давно не подметали, на нём валялись пучки волос — не самое приятное зрелище, хотя куда хуже смотрелась бритвенная чашечка для взбалтывания мыльной пены, из месива торчали ёршики сбритой мужской бороды. Я уже решил, что если в Лондоне мне придётся стричься, сюда я приду в последнюю очередь, но тут появился сам парикмахер.

Он поднялся по лестнице и уже семенил к нам, вытирая руки носовым платком. Трудно было сказать, сколько ему лет, потому что он был стар и молод одновременно — круглое, вполне приятное лицо, чисто выбритые щёки, улыбка. При этом жутко пострижен. Можно было предположить, что на улице на него набросился кот. С одной стороны волосы длинные, с другой короткие и даже частично выдранные и обнажавшие череп. Какое-то время голову он не мыл, и волосы, мягко говоря, поражали воображение своим цветом и состоянием.

При этом он лучился дружелюбием.

— Доброе утро, господа, — воскликнул он. — Эта чёртова погода не желает меняться. Вы помните, чтобы в Лондоне в мае было так сыро и промозгло? Чем могу быть полезен? Одна стрижка? Две? Вам повезло — у меня сегодня тихо.

Это было во всех отношениях верно. На улице шарманщик наконец-то решил передохнуть.

— Мы пришли не стричься, — пояснил Джонс. Он взял одну из бутылочек и понюхал её содержимое. — Я правильно понимаю, что вы — Альберт Хорнер?

— Нет, сэр. Благослови вас Господи! Мистер Хорнер давно приказал долго жить. Просто его дело перешло ко мне.

— Судя по всему, совсем недавно, — заметил Джонс. — Я взглянул на него, пытаясь понять, на каком основании он сделал такой вывод: лично мне показалось, что и хозяин, и парикмахерская находятся здесь далеко не первый год. — Знак парикмахерской старый, — разъяснил Джонс, словно специально для меня, — но я заметил, что прикручен он новыми винтами. Полки пыльные, а бутылки на них — нет. Та же самая история.

— Вы совершенно правы! — воскликнул парикмахер. — Мы здесь меньше трёх месяцев, но старое название сохранили. Почему бы нет? Покойного мистера Хорнера хорошо знали, им восхищались. Мы уже пользуемся успехом у адвокатов и судей, кто работает поблизости, хотя многие из них предпочитают носить парики.

— Так как же вас зовут? — спросил я.

— Сайлас Бекетт, сэр, всегда к вашим услугам.

Джонс достал рекламную карточку.

— Мы нашли это в клубе «Бостонец». Едва ли вам известен человек, который там останавливался, или его имя. Это американец, его звали Джонатан Пилгрим.

— Американец, сэр? Не помню, чтобы видел здесь американца. — Он указал на меня. — Не считая вас.

Едва ли Бекетт был детективом. Меня выдал акцент.

— А имя Скотчи Лавелль вам ни о чём не говорит?

— С клиентами я, конечно, разговариваю. Но своё имя они называют редко. Он тоже американец?

— А Кларенс Деверо?

— Мне за вами не поспеть, сэр. Сколько имён! Кстати, могу я предложить вам наш тоник для волос?

Этот вопрос прозвучал почти дерзко, видимо, ему хотелось поскорее от нас отделаться.

— Так вы его знаете?

— Кларенса Деверо? Нет, сэр. Может, справитесь у галантерейщика через дорогу — вдруг он знает? Извините, что не могу вам помочь. Выходит, мы тут друг у друга просто время отнимаем.

— Может и так, мистер Бекетт, но меня ещё вот что интересует. — Джонс окинул парикмахера внимательным взглядом. — Вы человек религиозный?

Вопрос прозвучал так неожиданно, что даже не знаю, кто больше удивился — Бекетт или я.

— Какой? — Он заморгал глазами.

— Религиозный. В церковь ходите?

— А почему вы спрашиваете? — Джонс промолчал, и Бекетт вздохнул, явно не зная, как от нас избавиться. — Нет, сэр. Грехов слишком много, куда мне в церковь ходить!

— Я так и думал, — пробормотал Джонс. — Ладно, мистер Бекетт, вы ясно дали понять, что помочь нам не можете. Раз так, позвольте откланяться.