Камень ацтеков - Александр Михайлов

Баррет в тот вечер выпил больше обычного — местные напитки сначала не показались ему крепкими. Потом его незаметно развезло, стены и потолок пьяно закачались. Ланда неспешно курил и внимательно рассматривал тонкие синеватые кольца:

— Жизнь странная штука, Питер. То, что считаешь поражением, может оказаться редкой удачей…

Баррет прищурился — перед ним философствовали сразу два нагло развалившихся де Ланды, движения одного забавно передразнивали движения другого. Англичанин потер воспаленные глаза, раздвоенный контур воссоединился. Ланда выпустил струйку дыма в потолок и начал хвастаться, но Баррет уже потерял нить разговора. Он пытался слушать чужую речь — ею неизменно оказывался пустой набор фраз, заглушаемый зажигательным ритмом танца.

— Чего ты хочешь, Ланда?..

— Денег.

— Я тоже — денег.

— Хочу, чтобы их было очень много.

— Слишком много тебе не унести.

Окончательно запутавшись, они уставились друг на друга без особой приязни.

— Ладно, подраться можно в другой раз, — неразборчиво пробормотал Баррет на плохом кастильском.

— Раньше я хотел Сармиенто, — ни с того ни с сего заявил вдруг Ланда. — Да, я ее очень хотел, но потом она мне надоела. Она красива, но не умеет понять моих смелых устремлений. Мелкая душа. Можешь прямо сейчас забирать ее себе.

— По-моему, Сармиенто здесь нет, — несколько неуверенно предположил Баррет. — Она осталась в Картахене.

— Точно! Сармиенто осталась в Картахене. Я совсем забыл об этом. Ну так заберешь ее, как только мы вернемся домой. Я вычту из твоей доли пятьсот реалов.

— Пиши расписку.

Хмельной Ланда захохотал, вытащил из-за пазухи листок, вырванный из какой-то книги, обмакнул в густое вино кончик стилета и кое-как нацарапал на полях по-кастильски:

Уступаю англичанину Питеру Баррету свою любовницу Лусию Сармиенто за сумму пятьсот реалов в счет прибыли в совместном деле.

Эрнандо де Ланда.

Баррет уставился на записку, держа ее вверх ногами, скомкал и сунул под одежду.

— Теперь хочу станцевать с вон той смазливой девкой. Она пестрая и черноватая, как английская сорока.

— Уймись, безумец! Тут не старая Англия, а Новая Испания. Сядь на место, а не то тебя прирежет ее кавалер, тот самый, который в черном плаще.

— Это мы еще посмотрим.

Баррет попытался встать, пошатнулся, зацепил стол, посуда рухнула под ноги танцорам и разлетелась мелкими черепками. Объедки забрызгали мясным соком лица посетителей.

— Пошли отсюда, — предложил другу чуть протрезвевший Ланда. — Устроимся на ночь в сарае гостеприимного заведения. Комендант Сан-Хуана не станет искать тебя там.

— Думаешь, меня ищут?

— Об этом узнаешь утром…

Утром угрюмый и страдающий от головной боли капитан «Синего цветка» в компании Эрнандо навсегда покинул окрестности Веракруса, так и не разглядев как следует подсохший после дождя город, и углубился в сельву.

Де Ланда шел первым, живо напоминая ищейку, которая взяла след. Искорки цвета золота поблескивали в темных глазах кастильца. Над его скатавшимися волосами и потрепанной в странствиях одеждой стаей вились москиты. Сомнительного происхождения тропа, протоптанная то ли чьими-то босыми ногами, то ли лапами животных, уходила в глубь леса.

К вечеру устроили привал. Эрнандо на этот раз листьев не жевал, он с озабоченным видом пересчитывал и пересматривал снаряжение поспешно собранной экспедиции.

— Мало пороху и пуль, но если мы встретим настоящих дикарей, это не будет иметь значения. Мачете понадобится, чтобы расчищать проход в зарослях. Запас еды неплох, но если он намокнет, то станет вдвое тяжелее. Возьми свою кружку — если ты не желаешь бросить такую дрянь, сам ее и тащи.

— Годится. Я согласен…

Радость чудесного спасения давно покинула Баррета — заболоченный лес, который их окружал, медленно, но верно подтачивал силы. Шел седьмой день похода. Последние следы дороги затерялись среди заболоченных, густо заросших лесом низин. Вскоре путь преградила река, ее поверхность ковром покрывала ряска, темная вода мрачно глядела в разрывы.

— Здесь нешироко.

— Зато водятся черные ящерицы.

— У меня на судне, на «Синем цветке», был один парень-француз, звали его Брасье. По правде сказать, мы его завербовали насильно. Брасье хорошо знал разные сорта ящерок и ловил их, где придется.

— Ты дурак, Питер Баррет. Близ побережья Веракруса черными ящерицами называют жирных бурых крокодилов. Видишь, как раз одна такая «ящерица» поджидает в реке добычу?

Англичанин вскинул ружье. Грохот разогнал пестрых птичек побережья.

— Попал прямо в глаз.

Крупная рептилия быстро ушла на дно, Ланда не успел разглядеть, была ли она ранена.

— Иди в воду, Эрнандо, и быстро плыви на тот берег. Я пристрелю любого крокодила.

— Для начала перезаряди ружье. Молю Святую Деву, чтобы крокодил оказался только один, а твоя меткость тебе не изменила.

Ланда забрал второе ружье, прихватил с собою припасы и боязливо вошел в воду.

— Тут мелко, но скользко. По ту сторону нет дороги.

— Вперед, нам некуда отступать.

— В кустах кто-то сидит.

— Должно быть, это местная дикая кошка, которую называют оцелот…

На ветках кричали обезьянки саймири, среди листьев мелькали их покрытые белой шерсткой животы. Ланда почти перебрался через реку, но вдруг в панике шарахнулся в сторону — мимо него, рассекая зеленую воду треугольной головой, вальяжно проплыла крупная змея.

— Она, должно быть, не очень ядовита, — успокоил его Баррет.

Ланда грязно выругался, выбрался на более-менее сухое место и с мрачным видом зарядил ружье.

— Иди сюда, Питер. Теперь моя очередь стрелять по крокодилам.

Баррет без особого энтузиазма вступил в воду, каждый миг ожидая пули в грудь. Течение оказалось слабое, пахло гнилью и неизвестными цветами.

— Тут можно неплохо идти вброд. Воды по пояс.

— Поторапливайся.

Мелкая обезьянка в кроне истошно завопила и тут же притихла — скорее всего ее схватил какой-нибудь хищник. Ланда щурился так, как будто старательно брал на прицел самого Баррета.

— Хватит, — буркнул англичанин. — Хватит, я уже перебрался на нужную сторону. Ты держался молодцом, а теперь опусти ружье, Эрнандо.

Пауза затянулась, потом де Ланда медленно и нехотя убрал с сошки свой мушкет. Гримаса безумия уже исчезла с его физиономии.

— В этом проклятом аду в голову лезут странные мысли.