Пехота вермахта на Восточном фронте. 31-я пехотная дивизия в боях от Бреста до Москвы. 1941-1942 - Фридрих Хоссбах

«На востоке происходят решающие события! Руководствуясь гениальными предначертаниями немецкого Верховного командования, наши войска в смелых операциях по окружению и уничтожению противника разгромили почти невероятную военную мощь большевизма, развеяв последние надежды поджигателей войны по обе стороны Атлантики! Наступает военный крах Советов и конец большевизма!

На необъятных пространствах перед Москвой сейчас происходит разгром последних боеспособных советских частей. Со 2 октября лавина немецких танков прокатилась по бескрайним советским полям и теперь стоит у самой Москвы, сердца страны, которую банда преступников превратила в страну горя и страданий. Со вчерашнего дня весь мир знает, что в военном и политическом отношении большевизм сокрушен, непрерывный советский фронт перестал существовать».

Такие статьи, появившиеся, естественно, во всех печатных органах рейха, основывались конечно же на информации, которую пресса черпала у министерства пропаганды.

11 октября 1941 года Гудериан писал в связи с положением 2-й танковой армии: «Одновременно в районе действий XXIV танкового корпуса и Мценска северо-восточнее Орла развернулись ожесточенные бои местного значения, в которые втянулась 4-я танковая дивизия, однако из-за распутицы она не могла получить достаточной поддержки. В бой было брошено много русских танков Т-34, причинивших нам большие потери в танках. Превосходство в материальной части наших танковых сил, имевшее место до сих пор, было отныне потеряно и теперь перешло к противнику. Тем самым исчезли перспективы на быстрый и непрерывный успех»[83].

Ночь с 10 на 11 октября мы, выставив сильное охранение, провели в Орджоникидзеграде спокойно, но тем беспокойнее вело себя вышестоящее командование. Радиограммы следовали одна за другой. В каждой из них содержались исключающие друг друга задачи на 11 октября. В конечном счете 82-й полк получил приказ двигаться на север, вдоль западного берега реки Болвы, переправиться через реку в районе поселка Любохна, а затем догнать основные силы 31-й дивизии. В течение многих дней полку предстояло действовать самостоятельно, так как основные силы 31-й дивизии шли вдоль восточного берега Болвы, направляясь на северо-восток.

Полк выступил 11 октября в 7.00 утра на север и, преодолев 30 километров, через Чайковичи и Дарковичи достиг окрестностей Любохны. Плохие дороги вкупе со снегопадом, превратившим их в непролазное месиво, создавали большие трудности для продвижения войск. Только с наступлением сумерек последние подразделения дошли до места назначения. Во время перехода мы взяли в плен около 400 русских, большинство которых сдалось без сопротивления. Высланная на север и запад разведка не обнаружила крупных сил противника, не оказалось его и в Дятьково. На постой полк расположился следующим образом: Любохна: штаб полка, 13-я и 14-я роты[84], кавалерийский и саперный взводы, 2-й батальон, штабная батарея 3-го дивизиона 31-го артиллерийского полка 31-й дивизии, 8-я батарея этого артиллерийского полка, 1-я рота саперного батальона 31-й дивизии, 9-й гужевой обоз 31-й дивизии, гужевой обоз 82-го полка; Слободище: 1-й батальон 82-го полка, 7-я батарея 31-го артиллерийского полка 31-й дивизии, 3-я батарея 67-го артиллерийского полка 67-й дивизии; Колядчино: 3-й батальон 82-го полка, 9-я батарея артиллерийского полка 31-й дивизии.

Полк занял в этом районе круговую оборону. Артиллеристы и пулеметчики заняли огневые позиции. Поскольку противник разрушил мост через Болву, нам пришлось позаботиться о наводке моста. Мост под командой лейтенанта Вайбеля наводили солдаты 1-й роты саперного батальона 31-й дивизии и саперного взвода 82-го полка. Работа началась вечером 11 октября и, несмотря на крайнее напряжение сил и круглосуточный график, была закончена только к утру 13 октября. Таким образом, полк получил неожиданную передышку, которая, хотя и была вынужденной, была воспринята личным составом с большим энтузиазмом.

12 октября, с рассветом, один взвод 6-й роты 82-го полка (командир лейтенант Уте) был выдвинут через Болву к Пупково для охраны наводки моста. Взвод был усилен тяжелыми пулеметами, группой минеров из 1-й роты саперного батальона 31-й дивизии, а также радистами и телефонистами из 2-го батальона 82-го полка. В тот день наша разведка, высланная на восток и на север, противника по-прежнему не обнаружила. Распутица усилилась, так как почти весь день шел снег и дождь.

«Снегопад продолжался также и 12 октября… Наши войска замкнули кольцо окружения вокруг большого котла южнее Брянска и вокруг небольшого котла севернее этого города, но продвигаться вперед войска не могли из-за плохого состояния дорог»[85]. Нельзя чрезмерно обобщать это утверждение Гудериана; во всяком случае, оно не касается 31-й пехотной дивизии, которая начала свое продвижение именно 12 октября. Несмотря на распутицу, усиленный 82-й пехотный полк за период с 13 по 27 октября (совершив 11 переходов при четырех днях отдыха) преодолел 200 километров до Белева, да и у остальных полков 31-й дивизии походная нагрузка едва ли была меньше.

На Болве (12 октября) наступила специфическая русская непогода поздней осени. Дождь и снег без перерыва преследовали нас на протяжении следующих четырех недель. Осадки превратили дороги и прилегающую местность в потоки грязи и болота. На первое место вышла борьба не с противником, а с природой. Нагрузка этой борьбы все в большей мере падала на людей и лошадей, так как моторы этой борьбы не выдержали, подвоз припасов на автомобилях практически полностью прекратился. Это касалось всего – боеприпасов, продовольствия, а также медикаментов и перевязочных материалов. Войска более или менее приспосабливались к этой «дикой жизни на природе». Нагрузки во время переходов возрастали, скорость продвижения падала. Надежность планирования переходов была полностью утрачена. Нам приходилось изо всех сил бороться с тем, чтобы колонны не растягивались на марше, а отдельные транспортные средства не отставали. Пехотинцу приходилось тащить не только ранец и оружие; зачастую ему приходилось тянуть повозки и вытаскивать из грязи машины. Мокрые до нитки, с промокшими сапогами, солдаты к вечеру наконец добирались до совершенно незнакомой местности и устраивались на ночлег в тесных, часто неосвещенных жилищах. Располагаться в поле в палатках было немыслимо, солдатам приходилось ютиться в жалкой хибарке, как правило состоявшей из одной-двух комнат. Не хватало даже таких домов, и поэтому они были переполнены сверх всякой меры. В такой ситуации нечего было и думать о том, чтобы хорошенько отдохнуть, выспаться, высушить обмундирование и сапоги, помыться. Теснота, скученность и обилие паразитов привели к завшивленности и кожным заболеваниям[86], которые не щадили ни офицеров, ни солдат. Сопротивляемость организма снижалась. У лошадей дела обстояли не лучше, чем у людей. Корма становилось все меньше, а нагрузки день ото дня становились все больше. Лошадям приходилось не только тащить повозки. На них перемещались командиры, квартирьеры, вспомогательные службы, а также личный состав разведки и связисты. Без лошадей во второй половине октября 1941 года мы бы потеряли способность передвигаться и безнадежно увязли бы в грязи. Кавалеристы и ездовые заслужили вечную благодарность пехоты за то, что сумели сохранить нам лошадей.