Нацисты в белых халатах - Александр Тамоников

Но теперь все встало на свои места. Достаточно взглянуть на ее лицо, искаженное отчаянием. Дарья Алексеевна не была искушенным агентом. Ее терзал страх. Она тяжело дышала, по щекам потекли слезы. Женщина даже не пыталась оспорить обвинение.

«Бессонная предстоит ночка», – подумал Никита.

Он уже справился с собой, изгнал из души разочарование.

– Одевайтесь, Дарья Алексеевна. Не хочу пророчить, но срок вашей службы в Красной армии подходит к концу. Теперь вы переходите в иное качество.

– Но подождите… – пробормотала Даша. – Так ведь нельзя, у меня обязанности. Утром следует доставить препараты, несколько капельниц, прибор для переливания крови. Меня накажут, если я не сделаю это до обеда.

– Серьезно? – удивился Попович. – Боюсь, вы что-то не поняли, Дарья Алексеевна. Как говорят в народе, если вы в лесу встретили медведя, то комаров уже не надо бояться. Минута на сборы. Мы не отвернемся, как бы вам того ни хотелось.

– Вы уверены в том, что все делаете правильно? – Майор НКВД Гапонов потрясенно смотрел, как понурую женщину вводят в комнату для допросов. – Ведь это же… мать честная!.. – У Никиты возникло такое ощущение, что он не прочь был перекреститься.

Женщина замешкалась на пороге, бросила подавленный взгляд через плечо, вздохнула, вошла внутрь.

– Украшение лазарета, согласен, – сказал Попович. – А что вы так смотрите на меня, Алексей Романович? Словно восхищаетесь высотой полета моей фантазии и широтой взглядов.

– Но вы же не считаете, Никита Андреевич, что Дарья Алексеевна действительно агент немецкой разведки?

Утаить шило в мешке было нереально. Об аресте радистки рано или поздно узнают все, и даже тот человек, которого это событие особенно огорчит.

– Я бы не считал. – Никита сухо улыбнулся. – Но есть убедительные доказательства ее причастности.

– Ну и дела!.. – Гапонов сдвинул фуражку на затылок и начал растирать вспотевший лоб. – Аж голова заболела. Случаются же чудеса на белом свете.

– Это не чудо, – строго сказал Никита. – А элементарное предательство. Спасибо, майор, что предоставили нам помещение. Дальше мы справимся.

Гапонов удалялся как-то неохотно, озирался, пожимал плечами. Красноармеец, конвоировавший Дашу, вернулся в коридор, закрыл дверь и встал по стойке «смирно», что было явным излишеством.

Никита не стал заходить. Пусть посидит одна, подумает, как жить дальше. Он закурил, медленно отправился в другой конец коридора, пристально уставился на плакат наглядной агитации, призывающий выкорчевывать под корень вражеских шпионов, прочих фашистских подпевал и холуев.

Одиночество в четырех бетонных стенах явно пошло Дарье Алексеевне на пользу. В помещении горела настольная лампа. Женщина сидела на табуретке, придвинутой к голой стене. Там было сыро, прохладно и очень неуютно. Она сутулилась, опустила голову, обнимала себя за локти.

Никита сел за стол, пристроил перед собой папку с чистыми бланками допросов и пристально воззрился на арестантку. Она дрожала, в глазах ее стояла полная безнадега. Ему тоже было не по себе, но Никита не подавал вида. Женщина не встретила в его глазах ни крохи понимания и опять опустила голову. Да, вражеская радистка была неопытной и сильно подавленной.

Попович медленно заполнял бланк, иногда поднимал голову.

– Странно, Дарья Алексеевна, – заявил он. – А ведь так хорошо все начиналось. Вы мне понравились, и я уже подумывал о новой встрече. Удивительно, что она произошла таким вот образом. Вы понимаете, что по законам военного времени вас расстреляют?

Женщина подняла голову. Она безуспешно пыталась успокоиться, обрести хоть какую-то толику самообладания. Но все срывалось. Дрожь пронзала молодое тело, стучали зубы. Глаза заволакивала какая-то предсмертная пелена.

– Когда? – прошептала она.

– В любое удобное для вас время, – мрачно пошутил Никита. – Очень скоро. Даже быстрее, чем вы это представляете. Согласитесь, вы того заслужили.

– Да, заслужила. – Она с усилием выдавливала из горла слова. – Хорошо, пусть меня расстреляют, но только не бьют.

Никита поморщился. Ох уж эта женская тяга лежать красивыми в гробу. Не будет никакого гроба и сонма безутешных родственников.

– С чего вы взяли, Дарья Алексеевна, что вас собираются бить? Не знаю, как другие, а я точно не стал бы этим заниматься. Зачем? У вас есть небольшой шанс заслужить помилование от советской власти, если вы согласитесь на сотрудничество с нами.

Женщина колебалась.

– Вы хотите жить, Дарья Алексеевна? – в лоб спросил Попович.

– Да.

– Вам стыдно, что вы предали свою страну?

– Да, наверное. Но почему моей стране не стыдно, что она предала меня и моих близких?

– Не занимайтесь словесной казуистикой. Дарья Алексеевна Меркушина – ваше настоящее имя?

– Да, это мое настоящее имя.

– Замечательно. Повременим с историей вашего предательства. Перейдем сразу к делу. Нами перехвачена ваша радиограмма. Некто Вальтер радирует Юргену через Почтальона: «Посылка находится в районе. Объект активный, координаты прилагаются. Просьба забрать посылку в ранее оговоренный срок. Координаты запасной квартиры также прилагаются». За дословность не ручаюсь, но смысл такой. Почтальон – это вы, Дарья Алексеевна. Связной абвера, стало быть. Вы приняли ответную радиограмму от Юргена для Вальтера. Мол, все нормально, посылку заберут в установленный срок. Сами понимаете, назревает миллион вопросов. О каком сроке идет речь?

– Я не знаю, – прошептала женщина. – Честное слово. Я просто осуществляла связь. Но думаю, что речь шла не о месяцах, это несколько дней, может, неделя.

– Что или кто подразумевается под словом «посылка»?

– Я не имею ни малейшего понятия об этом.

– Кто ее заберет?

– Я не знаю.

– Кто такой Вальтер?

– Я не знаю.

– Что с координатами места нахождения посылки и запасных путей отхода? Наши специалисты не смогли расшифровать эту часть послания.

– Я не знаю. Для меня это тоже набор закорючек и загогулин.

– Как вы можете не знать, кто такой Вальтер, если передаете ему послания из германского разведцентра?

– Клянусь, Вальтер знает меня, но я не знаю его. Так сделали намеренно, чтобы в случае провала я его не выдала.

– Он немец?

– Думаю, да. Но немец, некогда живший в СССР, идеально владеющий языком, знающий, как тут все устроено.

– Он носит советскую офицерскую форму?

– Наверное. Точно не знаю. У него должна быть безупречная легенда.

– Потрясающе, Дарья Алексеевна. – Попович покачал головой. – Вы ровным счетом ничего не знаете. И с какой стати мы должны сохранять вам жизнь? Ради ваших красивых глаз?