Из жизни кукол - Эрик Аксл Сунд

— Эй? — Мерси пихнула ее в бок. — О чем задумалась? Ты как будто не здесь.

Нова смотрела в окно. Справа, залитый оранжевым светом, тянулся целлюлозный завод. Бесчисленные трубы и металлические цистерны, окутанные густым серым дымом.

— О смерти, — сказала Нова.

Змею так и не нашли. Наверное, она как-нибудь выбралась через кухонный слив. Или они забыли закрыть окно, и змея выскользнула наружу. Нова не помнила. Помнила только ощущение, что где-то в темноте извивается кольцами змея.

У Мерси в голове жила своя змея. Мерси думала о парне из трейлерного табора под Гамбургом, о разбитой бутылке и булькающем звуке, как когда кто-нибудь захлебывается собственной кровью.

Даже Мерси во время сессий с Луве бывала честнее и открытее, чем в другое время. Она рассказывала о том, что произошло в родном поселке и почему ее семье пришлось бежать, но, когда она собралась рассказать, как они пробирались из Нигерии через Турцию в Грецию, время вышло. А в Греции ее жизнь и пошла под откос.

Вонь с фабрики проникла и в машину; вскоре мелькнул дорожный указатель. Евле, четырнадцать километров. Парень, сидевший за рулем, спросил, не хотят ли они чего-нибудь. Есть экстази, если надо. Две таблеточки — красная и голубая, для бодрости и сексуального подъема.

Нова проглотила голубую, Мерси — красную, и ко въезду в Евле жить стало полегче. Змеи уползли.

Девочки принялись болтать; парни не обращали на них внимания. Идея якобы-разговоров принадлежала Мерси, она была легка на слова, и Нова помнила, как Мерси объяснила, зачем им эти якобы-разговоры.

По-настоящему сблизиться с кем-то можно, только воздерживаясь от слов.

На въезде в Евле Адам остановил машину возле банкомата, чтобы снять деньги: по три тысячи каждой при условии, что девочки будут согласны на всё. Мерси стояла рядом и курила, по старой привычке запоминая пин-код.

Без четверти час они въехали на гаражную дорожку большой виллы; вокруг раскинулся целый квартал таких же вилл. Многие дома были старыми, но этот казался построенным недавно.

В дом вошли через полуэтаж. На стене в холле имелась подставка под пульт дистанционного управления.

Нажав пару кнопок, Адам зажег свет в холле и на верхней лестничной площадке.

С крючка шляпной полки свисал большой шарф.

Бордового цвета, с бусинами.

— Это же Фрейи? — спросила Нова и потрогала шарф.

Вера предложила еще сигариллу, той же марки, что курил его отец. Вера и отец так близко и так давно дружили, что бессознательно усвоили привычки и поведение друг друга, и иногда Кевин видел у Веры отцовские жесты. Мелкие жесты, вот как теперь: прежде чем закурить, Вера покатала сигариллу между большим, указательным и средним пальцами.

— Как же ты похож на отца, когда он был в твоем возрасте, — сказала Вера, словно прочитала его мысли, но решила обратить их на него самого.

— Да, ты всегда так говоришь. — Кевин улыбнулся ей. — А вы с Себастьяном не похожи.

— Знаю. Трудно поверить, что мы вообще в родстве… Он похож на своего отца, совсем как ты.

Кевину было девять лет, когда умер Верин муж — похожий на Джона Гудмана крупный мужик, носивший все свои килограммы с достоинством. Себастьян, судя по тому, как он выглядел утром на похоронах, начинал все больше походить на отца, хотя и при совершенно другом телосложении. Вес тянул его к земле, Себастьян гнулся под лишними килограммами, сутулился.

— Как у него дела?

— Понятия не имею. — Лицо у Веры стало напряженным. — На мои звонки отвечает редко, заперся со своими компьютерами да так и живет в старой студенческой норе. Насколько я знаю, нигде не работает. Я плачу за его квартиру, но он обращается со мной как с отщепенкой. Когда я позвонила ему сказать, что умер твой отец, он как будто вообще не отреагировал, но за час до похорон объявил, что хочет присутствовать. Поэтому мы и опоздали.

Вера рассказала, что днем, через пару часов после похорон, с которых он улизнул, она наведалась к Себастьяну, но сын отказался впустить ее.

— Я подумала — может, съездишь как-нибудь к нему. Вдруг он тебе откроется. Вы же когда-то хорошо ладили. Ты ему нравишься.

— Могу попробовать… А повод?

— Просто загляни к нему. Скажи, что мимо проходил. Я хочу знать, как он себя чувствует, но он от меня запирается. Как будто что-то скрывает.

Перед глазами у Кевина стояло лицо Новы. Девочки, не умевшей скрыть от камеры то, что у нее на душе. Вонь, которая пробивалась наружу, сквозь бессмысленные попытки быть актрисой.

— А что, по-твоему, скрывает Себастьян? — спросил Кевин и дернулся — ему на щеку упала капля дождя.

— Наверное, он чего-то стыдится, — ответила Вера.

— Все, хватит.

— Чего хватит? — спросила Нова.

Юсси взглянул на нее, как на слабоумную.

— А ты как думаешь? Чем мы тут… Чем я тут занимаюсь. С этой минуты торговле конец.

Какую торговлю он имеет в виду? Ее? Что она торгует собой?

— Я пропьянствовал почти тридцать лет. Творил черт знает что. Был отвратительным отцом и для тебя, и для Бьёрна.

— Юсси… — начала мама и потянулась было к его руке, но Юсси дернулся и с презрением посмотрел на мать.

— А ты была такой же отвратительной мамашей. Но теперь этой жизни конец. Я завязываю.

Мать демонстративно зааплодировала. Видно было, как она обиделась на “отвратительную мамашу”.

— Что ж, поздравляю. Ты закончил? — Она сделала движение встать.

— Сядь. Я еще не закончил, я еще далеко не закончил.

Юсси рассказал, что узнал про одну должность, и у него хорошие шансы эту должность получить. Один из главных людей в конторе — старый приятель Юсси, в девяностые годы они вместе ремонтировали кофейные автоматы.

— Теперь все пойдет по-другому. Я начну работать, зарабатывать по тридцать пять кусков в месяц.

Нова уже слышала эти рассказы. Лет двадцать назад Юсси пришла в голову мысль сконструировать аппарат, который, помимо кофе, продавал бы еще и суп. В уверенности, что все пойдет как по маслу, он запросил кредит в банке, составил бюджет, набросал план. Но все были против него, никто ему не верил.

— Да, ждите перемен. Я уезжаю.

Мама нахмурилась.

— Ты уезжаешь отсюда?

— Именно. Я уезжаю.

— А как же мы? — У мамы опустились плечи. — Почему ты ничего не сказал?

— Потому что это мое решение. Мой шанс. У тебя есть работа, вы не пропадете. Я поживу здесь, пока не найду другое место. Что тут непонятного.