Курьезы холодной войны. Записки дипломата - Тимур Дмитричев

На станцию в пустынном Монтевидео наш автобус прибыл почти в четыре часа утра. Выйдя на широкую улицу в центре города, мы пошли по ней просто прямо в поисках вывески небольшой гостиницы, которая попалась нам на глаза после 10–15 минут ходьбы по довольно плохо освещенным кварталам. Входные двери гостиницы были наглухо закрыты и заперты, но около них висела кнопка звонка и маленькое объявление, приглашавшее клиентов звонить для вызова хозяев. Оглядев небольшое трёхэтажное здание го станицы, мы решили, что она должна нам вполне подойти на несколько часов отдыха, и мы нажали кнопку звонка. Понимая, что час очень поздний и хозяева наверняка спят, мы подождали несколько минут и, не услышав ответа, нажали на кнопку ещё раз. Прошло ещё несколько минут, и, поскольку ответа снова не последовало, мы уже сделали несколько шагов, чтобы идти дальше, когда вдруг где-то наверху раздался мужской голос, просивший звонивших немного подождать, за чем последовал грохот падающих к двери предметов и тяжёлое дыхание, сопровождаемое звоном ключей.

Мы вернулись к двери, которая открылась нам навстречу почти из совсем тёмного помещения, на которое падал тусклый свет маленькой лампочки с вершины деревянной лестницы, которая круто поднималась прямо от самой двери. Открывшего её человека сначала совсем не было видно, но через несколько секунд мы разглядели его поднимающим с пола деревянный костыль, который он, по его словам, уронил, спускаясь в темноте по лестнице. Сейчас ему удалось включить нормальный свет, при котором мы увидели перед собой пожилого человека, стоявшего на одной ноге с помощью найденного костыля. Мы извинились за позднее вторжение, но хозяин заверил нас, что это его работа, и что подобное случается с его гостями совсем нередко. Он предложил нам подняться на второй этаж и подождать его у прилавка регистрации, пока он запирал двери и поднимался сам.

Оказавшись наверху, мы увидели очень респектабельно оформленное чистое помещение, в начале которого располагалась уютная конторка, а в конце находилась маленькая приятная столовая. Поднявшись в свою конторку, хозяин спросил, на сколько времени мы хотим у него остановиться, и нисколько не был разочарован, узнав, что мы пробудем у него всего несколько часов, так как плата взималась в любом случае посуточно. После разъяснения этого вопроса мы получили и заполнили обычные в таких случаях гостиничные анкеты, а хозяин достал ключи к отведённым нам номерам. Поглядев на наши анкеты, хозяин почти прокричал нам свой восторженный, радостный вопрос: «Вы из Советского Союза?! Не может бы-ы-ыть! Неужели это правда?! — горячо выпалил он, разглядывая нас сверкающими чёрными глазами. — Я из Испании! Я воевал за нашу Республику! Я потерял тогда одну ногу! Ваша страна нам так много помогала! Ах, какой сюрприз, какая радость!» — не останавливаясь, выпалил нага хозяин и прокричал ещё громче кому-то наверх: «Мария, готовь завтрак, вино и закуску! У меня сегодня дорогие гости из СССР!»

Такая бурная и искренняя реакция хозяина на наше советское происхождение была настолько неожиданной и громогласной, тем более в стране, где правила правая военная диктатура, и в столице которой нам было запрещено даже появляться, что мы поначалу испытали в этой связи некоторое смущение и неловкость. Республиканский ветеран дал нам десять минут привести себя в порядок после дороги, проводив нас каждого лично в наши номера и заявив, что ждёт нас к праздничному столу, который уже готовит его работница. Минут через пятнадцать мы уже были за столом с бокалами вина и закусками на испанский лад. За массой взаимных вопросов и рассказов мы провели около двух часов, по потом усталость стала брать своё, и мы разошлись, чтобы немного поспать. Встали мы часов в десять, но хозяин уже дожидался нас для совместного завтрака, за которым наша беседа продолжалась ещё около часа. Наступило время, когда нам нужно было уже выходить и прощаться с хозяином, заплатив за ночлег и поблагодарив его за щедрое искреннее гостеприимство. При нашем выходе из гостиницы славный испанец даже прослезился и выразил надежду, что мы ещё сможем когда-нибудь навесить его в Монтевидео.

Оставшееся до выезда в аэропорт время мы провели в прогулках по этому довольно большому морскому городу, сосредоточившись на его центральных улицах, площадях и парках. В аэропорт мы приехали на автобусе, сразу зарегистрировались на посадку и без всяких проблем прошли паспортный контроль, унеся впечатление, что со вчерашнего утра власти о нас просто позабыли.

Вернувшись в аэропорт Аэропарке в Буэнос-Айресе, мы взяли оставленные там в камере хранения чемоданы и отправились на центральный аэродром Эсейса, откуда нам предстояло вылетать в Сантьяго-де-Чиле.

Наш рейс в Сантьяго на аргентинской авиакомпании французским самолётом «Каравель» должен был отправиться около пяти часов вечера, и мы удачно прибыли в Эсейсу прямо к па-чалу регистрации. В зале ожидания на посадку уже собралось много народа, когда вдруг небо неожиданно потемнело, и пошёл сильный дождь с ветром. В течение всего нескольких минут разбушевавшаяся стихия обрушила на Буэнос-Айрес сильнейший тропический шторм, в котором бешено крутившийся дождь чередовался с потоками града величиной с грецкий орех. Через некоторое время по радио аэропорта объявили, что ввиду начавшегося шторма аэропорт закрывается для вылета и приёма самолётов до улучшения погодных условий. Для получения более подробной информации о шторме многие пассажиры стали собираться у нескольких телевизоров, висевших в зале регистрации, куца всем нам было разрешено выйти коротать неопределённое время ожидания вылета в находившихся в той части терминала кафе, ресторанах, магазинах и киосках.

По передачам бюллетеней погоды по телевизору мы узнавали одновременно о наводнениях, разрушениях и других неприятностях, которые шторм уже причинил району Буэнос-Айреса. Среди прочего сообщалось, в частности, об инциденте с самолётом во втором аэропорте города, куда за часа два до этого мы прилетели из Монтевидео, который при совершении посадки в самом начале шторма неудачно приземлился, повредив часть крыла и взлётную полосу. В ожидании изменения погоды прошло ещё около двух часов, когда вдруг по радио аэропорта объявили, что шторм начал ослабевать и в ближайшие полчаса будут разрешены вылеты, но приём прилетающих самолётов откладывается на неопределённое время.

Минут через десять после этого объявления нас пригласили собираться на посадку, что вызвало удивление всех пассажиров, поскольку через стеклянные стены нашего зала ожидания какого-либо улучшения погоды мы не заметили. Выстроившись скученной линией, мы стали двигаться к выходу через пропускной пункт в посадочный рукав, соединённый с входной дверью самолёта.

Когда мы с Женей оказались перед пропускной стойкой, один из служащих взял наши паспорта с посадочными талонами, вернул нам оторванные от талона корешки и, оставив наши паспорта у себя на прилавке, попросил нас пройти в самолет, объяснив, что наши документы будут находиться на хранении у членов экипажа до момента выхода самолёта из воздушного пространства Аргентины, когда они будут нам возвращены. Мы стали возражать против такой дискриминации по отношению к нам, поскольку ни у кого другого паспорта не изымали, и потому что это не соответствует принятой во всём мире практике перевоза пассажиров, которые во время перелёта должны сохранять свои личные документы при себе. Чиновник терпеливо выслушал наш протест, пока его коллеги пропускали других пассажиров, и потом сказал, что это делается не самой авиакомпанией, а по просьбе соответствующих властей, поскольку самолёт будет делать часовую остановку на западе Аргентины в Мендосе, и что поэтому данный вопрос не может быть решён службой аэропорта. Извинившись за применение к нам необычной процедуры, он попросил нас не беспокоиться за наши паспорта и пройти в самолёт, не задерживая его отправки. Нам пришлось повиноваться обстоятельствам.