Ее величество кошка - Бернард Вербер

Он упрямо удаляется, тряся хвостом, словно желая сказать: «Болтай, сколько тебе влезет, мне это неинтересно».

Так, молча, мы достигаем логова сфинкса, окруженного, как и накануне, кошачьим гаремом. От всех них так разит гормонами, что у меня глаза вылезают из орбит. Сфинкс лакомится воробышком, который, видимо, проявив неосторожность, приблизился к краю пруда, чтобы напиться. При всем своем кажущемся благородстве голый кот ест шумно и неопрятно, перышки так и летят во все стороны.

Вокруг собирается множество кошек, интересующихся предстоящими переговорами. Сфинкс манит нас к себе и начинает с набитым ртом:

– Я всесторонне изучил ваше предложение…

Он выдерживает длинную паузу, продолжая пожирать птичку. Меня покидает терпение.

– Можно поинтересоваться вашим умозаключением?

Он делает глубокий вдох и отвечает:

– В общем и целом, если принимать на веру ваши слова, дорогая Бастет, то одна сторона представлена несколькими сотнями кошек и людьми, запертыми на острове, окруженными и голодающими. Другая сторона – это сотни тысяч крыс во главе с умным вожаком. Все верно?

– Да, но…

– Наша численность – девятьсот тридцать одна кошка. Мы могли бы, конечно, помочь вам, но я обязан ответить себе на главный вопрос: что мы от этого получим? Да и вы подумайте: разве одержанная вами победа – допустим, вы победите – повлияет в долговременной перспективе на вашу судьбу?

Он сворачивает в кольцо свой хвост – не иначе с целью проверить, посетит ли меня снова неудержимое веселье. Как ни странно, сейчас мне совершенно нет дела до его хвоста.

– Наша помощь привела бы только к ограниченному, временному результату, – продолжает он. – Мы принесли бы в жертву много жизней, а добились всего лишь краткой отсрочки неизбежного.

– Иначе говоря?..

– Слушайте, Бастет, будем реалистами: даже если мы победим крыс, они непременно вернутся и в конце концов одержат верх.

Уловив чуть заметное движение его головы, кошки первого ряда начинают на нас наступать.

– Как вожак стаи я должен предвидеть будущее и оберегать своих от грядущих бед.

– Но…

– Мне очень жаль. Глядя правде в лицо, я должен признаться, что не верю в «кошачье будущее». Скорее, грядет «крысиное будущее».

– Тем не менее сражение с ними послужило бы способом…

– Все бесполезно. Допустим, мы победим в первом сражении, но в других нам не одержать верх. Победа в войне с крысами невозможна, Бастет. Нас слишком мало.

Я машинально втягиваю и выпускаю когти – у меня это призрак крайнего раздражения.

Как он меня бесит!

Не знаю, как вы, но лично я не терплю, когда мне противоречат.

– Итак?

– Итак, мы не станем вам помогать, – резюмирует сфинкс.

– Что ж, на нет и суда нет, – говорит Пифагор. – Все, Бастет, уходим. Не станем терять здесь время.

Коты вокруг нас угрожающе шипят, несколько преграждают нам единственный путь к бегству – винтовую лестницу. Сфинкс прерывает свою трапезу и презрительно отодвигает останки птички. Наблюдая за нами, он дергает своим хвостом со смехотворной кисточкой из нескольких серебристых волосков.

Но мне не до смеха. Юмор, выходит, сильно зависит от контекста.

Сфинкс, как выясняется, еще не договорил.

– Если я правильно понял, ваше сопротивление мешает планам крысиного царя, – слышу я.

Сфинкс расправляет свой розовый хвост и постукивает им по краю трона.

– Если мы выдадим вас этому Тамерлану, он, возможно, будет нам признателен и даже увидит в нас своих потенциальных сторонников.

– Вы намерены выдать нас неприятелю? – переспрашиваю я, не веря своим ушам.

– Постарайтесь понять: я исхожу из наших коренных интересов. Я несу ответственность за свою стаю, вы – за свою. Здесь нет ничего личного. Полагаю, вы на моем месте поступили бы точно так же.

– Мне бы в голову не пришло предать свой вид! Это аморально.

– Что это еще такое – мораль? Нечто из человеческого лексикона. У нас, кошек, одна забота – выжить. Вот я и думаю, что наши шансы на выживание сильно повысятся, если мы передадим вас вашим неприятелям, крысам.

Я обвожу котов взглядом. Тут много разных пород, Пифагор научил меня их различать, я запомнила названия: тибетская, абиссинская, бирманская, шартрез, девон-рекс, японский бобтейл, британская короткохвостая, яванская, норвежская, персидская, шотландская вислоухая…

Все до одной отводят глаза.

Жалкие создания!

Если коты и впредь будут меня подводить, придется перейти на кошек.

У меня есть такой опыт, и ощущения, надо сказать, другие, интересные. С кошками дольше стадия предварительных игр, они не так спешат, как коты, не умеющие толком подготовиться.

Впрочем, сейчас не время размышлять об аспектах сексуальности.

Ко мне подходит Нунур. Вижу, он манит меня за собой.

– Повторяю, в моем решении нет ничего личного, – мяукает с трона сфинкс. – Хотите, скажу, чем я руководствуюсь? Не стану этого скрывать: нам страшно.

– Вы не только трусы, но и коллаборационисты! – взрывается Пифагор. – Я отвечу вам словами Уинстона Черчилля, произнесенными после подписания премьером Чемберленом Мюнхенского соглашения, отдававшего Чехословакию на растерзание нацистам: «У вас был выбор между войной и бесчестьем. Вы выбрали бесчестье, теперь вы получите войну!»

Никто не понимает, на что намекает сиамец и что вообще значит эта фраза, но все чувствуют: это страшное оскорбление. Сфинкса оно, правда, не очень задевает.

– Знавал я одного ангорского кота, который только и делал, что дрых. Его как раз звали Уинстон. При пробуждении все его мысли были о еде. Если ваш Уинстон похож на моего, то он не больно смел.

Как я погляжу, первое отрицательное впечатление о сфинксе меня не обмануло. Он, кроме всего прочего, еще и невежда. Теперь я вынуждена иначе посмотреть на весь наш хвостатый вид. Сдается мне, коты поголовно безнадежны.

Не успеваем мы помыслить о бегстве, как нас окружает два десятка здоровенных котов, заставляющих нас без промедления приступить к спуску вниз.

Тут до нашего слуха доносится рев. Это не Ганнибал, а гроза. В дырах в крыше цистерны мелькает ослепительный белый зигзаг, потом припускает сильный дождь. Жабы с лягушками дружно радуются, гладь зеленого пруда испещряют крупные капли, сфинкс убегает в укрытие, но коты продолжают толкать нас вниз по винтовой лестнице.

Не иначе нас выгоняют под дождь!

Да, я уже упоминала о своей ненависти к дождю, но кое-что утаила: моя ненависть так велика, что от одной мысли о том, чтобы вымокнуть, я начинаю терять шерсть целыми клоками. Боюсь, предупредив сфинкса об этой своей особенности, я не добьюсь от него жалости. Полагаю, он уже выбросил меня из головы.